Валентину

Так больно, что крик бесшумен, слёзы обжигают лицо.
Мне кажется, это всё обдумано раз пятьсот.
Выхожу покурить, но на улице слишком светло.
Мне не нравится. Всё во мне скомкалось, замерло.
Я включаю те песни, что служат синонимом к слову "боль".
Истерзаться, измучиться вдоволь, прошу, позволь.
Извините. Порой забываю, что мы на "Вы",
Я вот к Волге поближе, а Вы у брегов Невы.
Моим прогулкам по Питеру, видно, пришёл конец.
Мою голову снова сжимает терновый венец.
И я помню подснежники, руки, бутылки вина.
И пытаюсь понять, что случилось и чья в том вина.
Непонятно. Кругом тополиный пушистый снег.
Раздражает, почти так же сильно, как этот бег:
От себя, и от Вас, и от нас. Это словно мираж.
Я крушу этот мир, мирок маленький с вывеской "наш".
Это будто бы было безумно давно и не здесь.
Из меня стоит вырвать обидчивость детскую, спесь,
Эту жажду давить на больное, когда всё во мне- страх.
Вы не здесь. Я совсем ничего не прочту в глазах.
Мы не ходим курить, я не слышу "люблю" и "душа",
Мне противно от фраз о том, как же я хороша,
Они пишутся на автомате. Не верю Вам.
И тошнит от моих бесконечных "Ну, как Вы там?"
От всех этих заученных слов и заученных чувств,
Когда я, как сосуд, что уже безнадёжно пуст.
Жить в одном с Вами городе? Роскошь. И ни к чему.
Вы приедьте. А я ни за что Вас уже не приму.
Слишком тошно, и пусто, и холодно и мертвО.
Я бы выпила даже, но я не люблю вино.
Я и Вас не люблю. И себя не люблю. Тишина.
Я как будто не знаю, ЧТО мне спасать, но должна.
Мне так хочется, чтобы как раньше. Но только как?
Я устала от диалогов, монологов и врак.
Я устала. Я очень устала. Зачем я держу?
Не дать волю слезам, значит, вскоре дать волю ножу.
Мои бёдра Вы любите ("режьте их хоть пилой").
Вот напиться б до чёртиков, к Вам приползти домой,
Полежать, посмотреть на ключицы, на книги, на жизнь.
Уползти в свою жалкую, в ту, что "под поезд ложись".
Мне ведь даже не курится, больше не плачется и не орётся.
"Так и оставим". А разве что-нибудь остаётся?