Притча о черной березе
Много лет тому назад…
Здесь, на крайней широте,
Затерялось в мерзлоте
На века, а не на годы
Стойбище оленеводов.
Время медленно течет,
День и ночь – по разу в год…
Там, у северного моря,
На Ямальском Лукоморье,
В чуме, где от трав дурман,
Жил да был старик-шаман.
Все забыли его имя,
Звали так: «Тадебя симя».
Это значит - «посвященный»
И в шаманстве умудренный.
Мог вперед все угадать,
И несчастья отвращать,
И болезни мог лечить,
И пропажи находить,
Провожал умерших души
В Верхний мир…Он всем был нужен.
Только вот пора настала -
Сил у старика не стало.
Начал думать и гадать:
Дар кому свой передать?
По закону прямо с детства
Сына учат и в наследство
Отдают костюм и бубен,
Чтобы беды серых буден
Отгонял он неусыпно…
Но, увы, бог не дал сына!
И шаман смирился вскоре:
«Это горе ведь не горе!»
Как родится снова дочь,
Он идет в глухую ночь,
Ищет ствол березы белой,
Вяжет лентой…Что поделать?
«Видно, не судьба и впредь
Мне наследника иметь?»
Пять прекрасных дочерей
Вырастил в семье своей.
Воспитал невест завидных,
Четверых уж замуж выдал.
Ну а пятая… Как знать?
Может и шаманкой стать.
И горда, но не строптива.
И умна. И терпелива.
Варит травы для леченья.
Люди, в виде исключенья,
В ней наследницу признали,
Ворожеюшкой прозвали…
Но однажды в земли те
Вертолет вдруг залетел,
Приземлился и затих.
Все сбежались сей же миг.
Но в кабине вертолета
Что-то не видать пилота.
Дверь открылась вдруг, и вот
Падает в траву пилот…
Анине (так звали дочь)
Вызвалась ему помочь,
К незнакомцу подошла,
Руку юноши взяла,
Улыбнулась людям: «Жив!»
Был он молод и красив…
В чуме старого отца
Выходила молодца,
Угощала понемножку
Олениной и морошкой.
Не моргнув ни разу глазом,
Слушала его рассказы
Об огромных городах,
О чудесных поездах,
О его «железной птице»,
Что легко по небу мчится,
Возит грузы и людей
Аж до северных морей.
А еще о стройках новых
В крае северном, суровом,
О добыче нефти, газа…
Страх закрался в душу сразу.
Взгляд потухший отвела,
Тихо лишь шепнуть смогла:
«В Нижнем мире духи злые.
Выйдут к людям все былые
Беды, боли и несчастья
И не будет в мире счастья.
Так рассказывал отец».
Засмеялся молодец:
«Предрассудки! Кто поверит?
Это просто суеверья!
Эти «чудо-углероды»,
Что берем мы у природы,
Помогают жить пока…
Может, в новые века
Человечество на диво
Вдруг найдет «альтернативу»…
Страшно стало Анине:
«Много непонятно мне.
Мир другой. Слова другие,
Смыслом сложные такие.
Чтоб их тайну разгадать,
Надо мир тот повидать».
И сама себе призналась,
Что не просто так боялась.
Сердце девичье забилось:
«Неужели я влюбилась?»
И пилот, пока лечился,
Сам в красавицу влюбился.
Понял вскоре парень тоже:
Без нее прожить не сможет.
Чувства пылкие открыл,
Звал с собой, кольцо дарил.
Обещал ей сгоряча:
«Выучишься на врача,
А захочешь, и вернешься,
Все равно не ошибешься»…
Анине слегка смутилась,
Вся от счастья засветилась,
Бросилась к шаману в ноги:
«Отпусти, ну ради бога,
Посмотреть на жизнь другую.
Здесь я с горя затоскую.
Не кляни меня, отец,
Отнял сердце молодец»…
Почернел шаман лицом:
«Расстаешься не с отцом,
А с душой родной земли,
Где тебя все берегли.
«Город каменный» – аркан!
Пропадешь, погибнешь там…»
И пилоту повелел
Их оставить… Улетел,
Взвившись в небо, вертолет.
Только видит вдруг пилот:
За окном - белым бело,
Чайка бьется о стекло,
Громко плачет, голосит,
Бьется из последних сил…
Он открыл скорей кабину,
Птицу придержав за спину,
Рядом в кресло уложил,
Горько выдохнув, спросил:
«Чья ж душа в тебе бунтует?
Чье сердечко так тоскует?»
Птица резко встрепенулась
И девицей обернулась.
Парень вскрикнул: «Чудеса!
Анине! Моя краса!..»
На земле стоял старик.
Головой седой поник.
Нет, не станет он камлать.
Дочь - беглянку проклинать.
Ни к чему тут ворожба:
Каждому – своя судьба!
Молча, утирая слезы,
Он побрел к своим березам,
Что белели стройным станом,
«Волновались» очень странно…
Подошел и обомлел:
Пятый ствол весь почернел!
И из черной той березы
Сок сочился. Словно слезы.
Понял: духи в гневе были,
Дочь - беглянку не простили.
Много лет прошло иль мало -
Изменился лик Ямала:
Потеснили чумов «челки»
Современные поселки.
В зиму лютую тепло,
В ночь полярную светло.
В интернатах нынче дети,
Все по-школьному одеты,
Учат разные науки,
К ремеслу пригодны руки.
Праздникам старинным рады,
Чтут традиции, обряды.
Заболел? Врачам работа…
А шаманство как же?
«То-то…
Там прогресс! Но все же рано
Хоронить меня, Шамана!
Здесь, на стойбище далеком,
Буду Нуму «третьим оком»,
Людям дней суровость сглажу.
Ну, а дальше? Жизнь покажет»…
- Так старик, весь мир любя,
Успокаивал себя,
В бубен бил, пел и мычал,
В трансе духов заклинал…
Только вдруг ворчливый ропот
Перекрыли шум и грохот.
Понял старый: вертолет
На посадку к ним идет.
Вот винты уже затихли.
Голоса у чума… «Ты ли?
Дочь любимая моя?
Боги! Как же счастлив я!»
Дочь свою он обнимает,
Зятя словом привечает.
Замолкает, видя рядом
Юношу с серьезным взглядом
И глазами, словно ночь.
Говорит шаману дочь:
«Вот, отец, наш сын Натена,
Твой наследник… Постепенно,
День за днем и год за годом
Он учил язык народа,
Суть обрядов постигал,
Разве только не камлал…
Сыну от рожденья Нум
Дал незаурядный ум,
Интуицию вплел в «косу»
И способности к гипнозу,
Одарил воображеньем,
Предсказательства уменьем…
Наступил и твой черед
Внука «взять» в шаманский род.
«О, Великий Нум Вэсоко! –
Поднял руки дед высоко -
Я надежду потерял,
Дни последние считал.
А теперь могу сказать:
Мне не страшно умирать».
Обнял внука, прослезился.
Оглянулся, подивился:
«Вот так чудо! Эко диво!»
Пять березок горделиво
Обнимались, как девицы,
Белоствольные сестрицы…
Пятая – белее всех,
Звонче всех хрустальный смех…
Снова слезы накатили:
«Духи, знать, меня простили»
С той поры на Лукоморье
Не заглядывает горе.
Анине – все нипочем:
Здесь работает врачом.
Молодой шаман Натена
Старику пришел на смену,
Держит бубен наготове,
Чтобы в танце или в слове
К духам отыскать пути
И Гармонию найти
Меж мирами. А быть может,
Между будущим и прошлым,
Чтобы не было здесь слез,
Черных горестных берез…
Свидетельство о публикации №116052901339