Через тысячи жизней ведет рассказ...

Через тысячи жизней ведет рассказ, вдоль сверхновых и черных дыр,
За туманности, прячущие от нас каждый новый и странный мир,
Через свет постаревших всемудрых звёзд, сквозь провалища пустоты.
Нам догнать его - хватит ли сил и слёз... Я попробую. Ну а ты?
Через тысячи жизней и сотни лет, уместившись в единый вдох,
Протекает история. Ей вослед, я поведаю лишь о трёх.

Если выйти на улицу в тёмный час, смело встретив ночной туман, на востоке, в пьянящей дали от нас, ярко светит Альдебаран. А за ним, в пустоте - не уловит взор, хоть и кажется, что вот-вот - притаилась планета: десяток гор, индевеющий небосвод. Ни буранам, ни цепким сухим ветрам не объять ледяных пустынь. Там живут лишь такие, каков ты сам - дети храбростей и гордынь. Там сейчас вечереет, грядёт пурга, даже воздух колюч и груб, и сжимает упрямо её рука тяжелеющий ледоруб. До вершины - каких-то пять дней пути, неизменно отвесно вверх, но не зря синеглазая крошка Ти самой смелой слывёт из всех. И не зря она слушала день за днём, с самых малых наивных лет, колдовские легенды про Землю - дом! - наилучшую из планет. Ей всегда говорили - Земля добра и объятья её мягки. На такой высоте не разжечь костра и не спрятаться от пурги. На холодной планете с десяток гор, да замерзшие облака. Только эта вершина ласкает взор - так пленительно высока!
Лишь на этой вершине из года в год неизменно горят огни. Крошке Ти говорили: корабль ждет, ты осмелишься покорить неприступную высь, ледяной хребет, злого мира ветвистый шрам? Ледоруб в ослабевшей дрожит руке и пронизывают ветра.
Что случится потом? Потускнеет мир - холод силится взять своё. По волнам пустоты, мимо чёрных дыр, тот корабль понесёт её, покидая навеки слепящий снег, про колючий забыв буран...

Если выйти на улицу в полусне, ярко светит Альдебаран.

В неизвестную вечность ведут пути, замыкается жизней круг.
Я тебе рассказала про крошку Ти, а теперь - посмотри на Юг:
На орлином крыле разрезает тьму ослепительный Альтаир.
А за ним есть планета, под стать ему, беспощадный пустынный мир.

Даже воздух на этой планете сух - режет лёгкие изнутри, и о чем-то волшебно далёком вслух там не принято говорить. Там живут, так похожие на меня, молчаливые дети дюн. Их следы голубые пески хранят под ласкающим светом лун. И сейчас белоснежная мать-звезда вновь восходит на свой престол. В старой фляге закончилась вся вода и песок тяжелит подол. Сеф шагает упорно, жестокий зной не сорвёт стон с иссохших губ. В самой страшной пустыне исход такой - этот мир на надежду скуп. Этот мир беспристрастен, людей каля, как рожденный в огне металл. В древних книгах писали, что есть Земля. Сеф читал о ней. Сеф читал, что она полнокровно полна водой, неизменно добра ко всем. В его мире не ищут пути домой, не касаются этих тем. А еще он читал, что горят огни в самом сердце сухих песков - в глубине неизведанной корабли рвутся к завеси облаков, и рокочут турбины, взлетает дым, начиная вираж, полёт... Сеф падёт на песок, и замрёт над ним недостигнутый небосвод. Но закроет от пламени солнца тень - металлических крыльев дар. Сквозь сиянье сверхновых, к судьбе, к мечте, поведёт бортовой радар, оставляя внизу гребешки песков, синевеющих, как сапфир.

Этой ночью не нужно ни снов, ни слов - светит пламенный Альтаир.

Сколько новых историй таит от всех звездный полог и млечный путь?
Я тебе рассказала, как выжил Сеф. А сейчас про него забудь
И смотри в вышину, где горят огнём все крупицы ночных фигур.
Отыщи Волопаса. Ты видишь, в нём алым золотом спит Арктур?

И в карминно-горячем его тепле сладко кутает полюса небольшая планета: с полсотни рек, да тропические леса. Там живут дети чёрного колдовства - не такие, как ты и я - знатоки ядовитых опасных трав, укротители воронья. Там живётся непросто таким, кто смог непохожим прослыть на всех. Изучая проклятое ремесло, в жертву каждый приносит смех, доброту, бескорыстность, способность дать что-то большее, чем слова. В гуще джунглей не спрятаться, не сбежать от прогнившего естества. Каждый звук и любой осторожный шаг дразнит пум и древесных змей. Чара движется медленно, чуть дыша, вязкий ужас ползёт за ней. Нелегко своё сердце от зла сберечь, врачевать, где другие бьют, уходить, если правду не скроет речь, оставлять обжитой уют. И искать - ворожить над большим котлом - отголоски, надежду, дым. В чаще джунглей ждёт Чару дорога в дом, где позволено быть любым, путь к прекрасной, чужой и родной Земле, благосклонной, как будто мать. Через пару шагов всё утратит цвет, не получится больше встать. И подхватит её, пронесёт сквозь мглу, за туманностей миражи, тот зовущий густой корабельный гул, обещавший другую жизнь. И, целующий воды реки, рассвет будет сладостно белокур.

Видишь, в этой пугающей высоте яркой искрой горит Арктур.

Через тысячи жизней ведет рассказ, вдоль сверхновых и черных дыр,
За туманности, прячущие от нас каждый новый и странный мир,
Через тысячи жизней и сотни лет, я поведала лишь о трёх.
А теперь отыщи в небесах ответ: это выдумки? в чём подвох?
Но смотри неотрывно, не тратя слов, отрешившись от суеты.

Гулкий рокот турбины, моторный рёв. Я их слышу. А слышишь ты?