Глава 2. Смерть

«Темнота. Пустота. Лишь мрак вокруг. Я жив?»
  Погружение в вечную ночь. Еле слышное сопение больных в палате. В стоящей рядом прикроватной капельнице размеренно течет жидкость. Боли нет. Она уступила место свободе. Полной и беспечной свободе, не имеющей рамок в виде тела. Никакого страха.
  «Где я? Что со мной? — мысли проносились в голове, но пытаться воссоздать их в слова, даже не стоит. — «Я — сущность в состоянии помрачённого сознания. Что-то неживое…»
  Моя бесконечная ночь подсвечена лишь звуками. Теперь я распознаю целую гамму различных их сочетаний. Шуршание страниц за стеной — кто-то читает газету, перекладывая ногу на ногу, кряхтение рядом лежащих людей, стук каблуков по кафелю в коридоре — кто-то из персонала катит капельницу. Я уже наверняка научился узнавать людей по характеру их шагов.
  Голоса. Никогда не придавал им такого значения. Ранее для меня это было лишь средство передачи информации, теперь же каждый из них живой, обладающий своим характером. В некоторых хочется утонуть, они бархатные, полны понимания и любви, такие же, как и их обладатели. Иные, словно натянутые струны. Стоит проявится такому голосу, я ощущаю себя на лезвие ножа. Человек злой и лицемерный.
  Еще я абсолютно точно научился распознавать фазы дня. Рано утром, после щелчка открывания щеколды, становилось ясно слышно пение птиц, как надрывается соловей, перелетая с ветки на ветку, шевеля своими крыльями листья деревьев. Вечером наоборот, звуки смолкали, и мне казалось, что я погружаюсь в еще большую тьму. Напряжение валилось на меня снежным комом. Сон во сне. Смерть в бессмертии. — «Кто я? Что со мной?»
  Потеряв счет дней, я счел себя безумным. — «Как давно я здесь? Почему?» — к людям приходили родные, они смеялись, шурша пакетами и фольгой от цветов, запах которых был единственной сладостью моих дней. Иные же рыдали, упиваясь горем. Рядом с ними стояла смерть. Дряблая старуха с очень острой косой. Я завидовал, искренне завидовал тем, к кому она приходила. Тем, кого уже навсегда покидали мучения. Тем, кто обрел покой, заваленный грудой земли и погребенный под цветным гербарием от близких. Я ждал её верно, как дворовый пёс ждёт своего хозяина. Но она не приходила, причиняя этим невыносимую боль небытия!
  Никто не говорил со мной, кроме одной женщины. Судя по голосу ей было лет 50. Ежедневно, она ласково приветствовала меня, переставляя капельницу:
— Доброе утро, блондинчик! — едва можно было заметить, что она улыбается. — Сегодня обещали дождь. Моя дочь, наконец-то, поступила в академию с третьего раза… — вздохнула та, — бедненький, ну кто ж тебя так? — я отчетливо чувствовал на себе пристально-жалостливый взгляд.
  «О, если бы я только знал кто так со мной и почему, я бы непременно ответил. Спрыгнул бы с ненавистного места, на котором я уже провел пропасть времени и убежал подальше от вечных ночных стонов и рыданий! Господи, дай же мне то, чем я обладал раньше. А чем?»
  По уходу за мной было назначено три человека. Две женщины и один мужчина. Первая перестала со мной разговаривать, думая, что я ничего не слышу. Ей эту мысль внушил мужчина во время пересменки. Тогда я услышал его впервые.
— Дороти! Хватит говорить с коматозом. Овощ овощем… — презрительно фыркал санитар, — не стоит даже распинаться перед этой грудой мяса и костей. — Как только он заговорил, я сразу понял — мерзкий тип.
— Нет, уж, милый. Они всё слышат и понимают, порой я даже чувствую, что ему становиться лучше. — Её голос ласкал мне душу, теплый, бархатный. Дороти стала моим единственным другом в это кромешной тьме. — К нему абсолютно никто не ходит и…
— Значит козлом был! — заключил звук несмазанной петли, — довыделывался парень. Ты только посмотри на его руки! Это же руки убийцы, маньяка, а быть может даже насильника! — он схватил мою конечность и равнодушно бросил обратно на койку.
— Бог ты мой! Что ты такое несешь? — она звучала взволнованно.
— Посиди с ним еще, давай, скажи свой адрес и как только он оклемается, заявится к тебе в гости и всё! Прощай милая До-ро-ти! — «этот гад был явно доволен собой.
  «Такие люди очень гордятся, если им удается вбить в доверчивую головку, грешную и лживую мысль.»
  Развернувшись на каблуках безымянный вышел, громко захлопнув за собой дверь!
  После этого случая я довольствовался лишь обществом темноты и постоянных стонов, количество которых то уменьшалось, то увеличивалось, в зависимости от частоты приходов смерти. А я по-прежнему её очень ждал.
  Но помимо прочего в моё сознание закралось любопытство. Оно захватило полностью и придало моему существованию тайный смысл. Кто же была она? Вторая девушка, заботящаяся обо мне. Я никогда не слышал её шагов. Не знал её имени, не вникал в струны её голоса. Но болтливая в свое время Дороти выдала мне факт её существования.
— Знаешь? А ведь есть одна девушка! Она о-очень милая! Будь ты в сознании, блондинчик, и в лучшей форме, то непременно бы запал на неё, — в тот день она сидела рядом со мной, стуча спицами, — примилейшая особа!
  Я стал представлять себе эту незнакомку. Наполненный мечтами я ждал. Ждал долго и невыносимо. Я будто вырисовывал её портрет, но каждый день картина словно меняла облик. Я собирал самые прекрасные созвучия голосов в букеты и одаривал её ими так щедро, что сам от своих мечт сходил с ума! Я точно и отчетливо слышал её шаги. Был уверен, что так ходит только Она. Шаги были только в моём подсознании, словно записанные на пластинку. Услышать бы их хоть раз вживую! Её облик я прорисовывал миллион раз, перекраивая по новой. Но каждый день, каждый долбанный день в этом мраке, лишал памяти. Памяти того, как выглядят люди.
  Теперь же я ждал эту особу сильнее, чем смерть! Я мысленно просил вторую подождать, повременить хотя бы пару секунд после того, как услышу желанные шаги. Тогда можно будет смело умирать. Но не шла ни первая, ни вторая. Я будто застрял на перепутье жизни и смерти. А Бог и Дьявол хохотали надо мной, тыча пальцем. И я сдался, вновь погрузившись во мрак… еще глубже.
  «Цок, цок, цок» отзвуки каблуков по кафелю. Звук весенней капели.
  «Нет! Этого точно не может быть! Я раньше не слышал этих шагов!»
  Эти шаги приближались, на мгновение смолки. Скрип двери. Вдруг резко запахло весной.
  «Это Она!»