Из полена

Как всегда за кулисой восходит заря -
мятое солнце из старой фольги.
Дом - микс кухни, гнездо глухаря
с перекрытиями ностальгии.
Я и вырезан был абсолютно нагим,
плоть моя - из полена.
На подмостках страны нарезаю круги,
боль в спине и коленях.
Во весь рост не хочу, а ползком - это врёшь.
Ведь душа моя - воск, но в спиралях улитки.
Пусть в базарный четверг вся цена моя - грош,
не считая суровые нитки.
Сцена - жизнь, где спектакль написан не мной.
Я завидовал, но избегал параной.
Понимаю, во мне - безусловный рефлекс,
я читаю не свой, а чужой, длинный текст.
Повторяю не сотню, а тысячу раз
для Луны так похожей на жёлтый топаз.
  - Если дьявол ты есть? Мне зашей ниткой рот.
Но стоит за спиной мой в темноте кукловод.
  - Мы гримасу вопроса сотрём ластиком,
а глаза подведём чёрной краской золы...
  Ах, как режут суровые нити запястья,
и бросает меня, и стучит об углы.
  Но когда гаснет мутный фонарь у зари,
гвоздик ждёт меня в зоне гнезда глухаря.
Я шепчу осторожно, - Себе ты не ври,
может, сердце людское дано тебе зря.
Может, театр про жизнь, эта тайна кулисы -
только боли фантомные, тень миражей...
Ну, зачем я безвольно на гвоздике висну,
средь бумажных корон, бутафорских ножей?
Бутафорских? Попробую шёпот молитвы.
Нить срезаю с запястий, сбиваю колодки.
Где мне взять настоящую острую бритву,
чтобы вкось полоснуть по осиновой глотке?
Поломать безусловный в полене рефлекс,
сжечь в пустом очаге чужеродный мне текст,
чтобы правду про театр расплескал я в народ...
   Но стоял чёрной тенью за мной кукловод.
Прямо в душу смотрел мне оранжевый глаз -
то-ли солнце, а может быть - лунный топаз.
Голос тихий, мол, театр ожиданием пухнет.
   - Нужный текст я кладу в пластилиновый рот.
Ну, зачем тебе кукольный, глупый народ?
Не похож ты... Хотя, здесь история вкуса,
телом на Моисея, лицом на Иисуса.
Нить завяжем в узлы, смажем втулки и плоть...
Даже в этом гнезде, здесь на гвоздике, в кухне
я тебе сценарист, режиссёр и Господь.