Мои предки

Отец и дед мой жили просто:
«Земля-то прах, а небо-твердь».
И верно, дожили б лет до ста,
Как не пришла бы смерть.

Живя, не знали в жизни скуки:
Всё кстати им и по пути,
Хлебали квас с зелёным луком
И ели чёрствые ломти.

Так жили предки по старинке.
Отец ещё туда-сюда,
А дедушка с родных Малинок
От роду никуда.

Мой дед особо на примере, -
Ученье – дедушке печаль:
По кнутику он время мерил,
По звону праздник отличал.

С утра в хлеву долбил корыто,
Усердно прикладая «мат».
Не знал мой дедушка Никита,
Кто в жизни прав, кто виноват.

Встречал и провожал иконы
Без малого десятков семь,
И так старик никак не понял,
Откуда свет, откуда темь.

                II.

Мудрёный я у деда внучек;
В шесть лет стал книгу разуметь,
Носил холщёвые онучи
И бегал в школу по зиме.

Когда в молитвенной истоме
Весь край – сплошной был монастырь, -
По дедушке, ещё живому
Читал затитланный псалтирь.

Тянулась горькая обида.
Порой скрести святую жуть –
По книге мудрости Давида
Я деда чуть не обложу.

И слушала старушья недаль,
Вздыхая, охая в окрест,
Пока над бородою деда
Я не поставил крест.

                III.

Едва дотронулось до слуха
Родни ненужное нытьё –
Со всех Малинок, словно мухи,
Стеклись старухи и бабьё.

Толпились, теснотились, лезли,
Хлебая по застолью муть,
Казалось каждая донельзя
Старалась деда помянуть.

Всем причтом братия святая
Жалела деда наприщур,
За обе скулы уплетая
Скоромную лапшу.

И дружно, вперебой друг другу,
Снедая вкусный каравай,
Всем кругом дедушку - матюгу
Чуть не ввели в господний рай.

С молитовкою отобедав,
Ушли, как начало темнеть,
И мне взгустнулося по деду,
Что не с кем побраниться мне.

                IV.

Так что, ж
Вы с дедушкой знакомы,
Да, старому уже конец.
Хозяином, конечно в доме
Остался мой отец.

А дед ушёл, как день вчерашний,
Теперь отец. Отец, что жук,
Копался целый век на пашне,
Не покладая рук.

Весною поднимался в полночь,
И по обычаю селян,
Снимая шапку на «бог в помощь»,
Кричал: «Спасибо, Савостьян»!

Но всё ж он жил
Не больно слишком,
Любил под случай подкузьмить,
Сбивал корявые култышки,
Бранясь в привычку: «Чёрт возьми!»

И вечно был он бестолковый.
Заладил «раз» - одно и то ж,
Подвыпьет с кем-нибудь на грош,
А разговору на целковый.

И очень смел при самогоне,
Но гнать его – постыдный трус,
Верней сказать, как всякий русс,
Проживший в вековом загоне.

А вот на рифмы – иноходцем,
Отец - на рифмы, просто смак, -
Всегда так у него найдётся
Не только роза, но и мак.

Родитель мой был гений в этом.
Пожалуй, Вы и «ха и хи»,
Но если б он писал стихи,
То непременно б был поэтом.

Стихами он не слишком болен,
Не та в нём боль, что вот во мне, -
Чтоб воспевать нам плуг и поле,
Он был немного поумней.

Остался дома, в деревянной,
Сам для себя хорош и плох,
Любил весенние поляны,
Своё село и синий лог.


1928