От тюрьмы и от сумы...

Говорят: - «От тюрьмы и от сумы не зарекайся.»
И вот стою я на пепелище. В одной комнате все сгорело дотла. А что не сгорело за пределами этой комнаты стало непригодно. С чего начинать? За что хвататься?
Хорошо соседи помогли разгрести.
Труднее всего было сообщить маме. Она уже который год ухаживает за бабушкой, слегшей от инсульта. Ей очень тяжко. И мысль, что когда-то мы будем жить вместе – тепло, уютно, спокойно, придавала ей силы.
То, что в обиходе называлось «добром» валялось грудами, сплавившись в какие-то бесформенные плиты, вперемежку со стеклом и обугленными досками. В воздухе стоит гарь и от этого он черен.
Мама возникла на пороге очень неожиданно – взгляд растерянный. У меня сердце от жалости сжалось. Чтобы успокоить, говорю нелепое:
«Ну что ты, мам? Все живы… А это… Ну представь себе, что мы купили стройвариант (правда до него его дочистить надо)»
Это - моя мама. Только она могла в этот момент так продолжить:
«… Да, дочь, и еще нас очень сильно обокрали.»
Счет времени в хлопотах потерян. Где я? Что – я?
Те пара дней, что дали на работе, чтобы уладить формальности пролетели, и я уже на работе. Железное правило – будни «за бортом». Улыбка. Открытый взгляд.
Узнаю, что коллеги, да и родители моих воспитанников оперативно организовали материальную помощь. Как я была им благодарна! Именно благодарна…
Но поразило другое. То, отчего я лила слезы впервые с момента пожара.
Ребят еще не разобрали. Они снуют вокруг. Ссорятся, мирятся, «пристают» с вопросами…
И тут заходит мальчишка. Он выпустился в школу два года назад.
«Ты? Какими судьбами?»
А сзади – его мама, переминается с ноги на ногу. То ли мне посочувствовать хочет, то ли сына подбодрить – не ясно.
А сын неловко так копошится в рюкзаке и достает увесистый кулек. Как оказалось – кулек с монетами.
«Это вам. Возьмите, пожалуйста. Я на велик собирал. Но ничего… Вот копилку разбил»
У меня от чувств, захлестнувших волной, сдавило горло и предательски пропал голос.
«Я не могу это у тебя взять… Ты копил на мечту… Это твое…»
А мама за спиной ребенка сердито, уверенно маякует мне – берите! Так надо!
И вот тут только я расплакалась! Я плакала с упоением, обнимая этого ребенка, который в этот миг казался взрослее меня. Но эти слезы были отнюдь не слезами горя.