Тринадцать

А в расписании снова весна и хочется умереть.
А может быть, улететь на звезды, а может быть, просто пить.
Ему тринадцать, он знает жизнь. Отныне и впредь
                он стар и мудр,
И нам даже не о чем говорить.

В его Вселенной его законы, его предел.
Его планеты частенько сходят с своих орбит.
Запреты, правила и табу – не его удел.
Его никто не стреножит, не победит.

Он в это верит и бьет копытом, ломая клеть.
Пускай под током забор загона – на абордаж!

...Что мне осталось? Не дать пораниться, умереть,
Читать ночами, шепча над свечкою, «Отче наш».

Мне б только выстоять под бомбёжкой, не дать слабину.
Успеть бы вовремя, если падает, подхватить.
Нам только б выдержать эту зиму, ну и весну,
А там наладится как-нибудь… 
                может быть…

Он расстается, как жжёт мосты -- нет пути назад.
Он жизнь ещё не годами меряет –- счёт на часы…

…Он под дождём кружится, раскинув руки, закрыв глаза…
Уже другая чаша качнула его весы.


Он любит яблоки и конфеты, радуется весне.
Верхом на велике носится (руки не держат руль).
Портфель закинув на тумбочку, крикнет от двери мне
Баском нетвёрдым: «Я дома, привет, мамуль!».

И это значит, что можно передохнуть,
И снять доспехи, и пепел стряхнуть с волос,
Замазать раны и кольт в кобуру вернуть,
Сидеть, обнявшись, и думать, что обошлось.

Ведь завтра снова, возможно,будет война.
Жестокий бой, беспощадный, где сходятся сам на сам...

… Он так раним и юн, и это его тринадцатая весна…

…Он стар и мудр, он меряет жизнь на СВОИХ весах.