ВЕРА

ВЕРА
Сбылось древнее предначертание. Евразия, доминируя, мир принесла на раскаленных жалах орудий. Сошлись континенты в один материк – Гондвану. Люди стали не смертны. Не было больше войн, когда пал последний оплот иноверцев. Мир воцарился на земле. И не было больше нужды.  Несмертные стали единым. Мощь  сущности их наполняла. Но каждый был лишь песчинкой ее. Безграничная вера. Фанатизм, без сомнения.  Это все, что требовалось теперь от людей. Что может быть сильнее веры?!  И  звездых тьма, мощью вселенской землю опутала. Оброком себе забрала только совесть людскую. Взамен за вечную жизнь и благо достойное.

«И он сделает то, что все
малым и великим, богатым и нищим,
свободным и рабам, положено будет начертание
на правую руку и чело их,17 и что никому нельзя будет
ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет
это начертание, или имя зверя, или число имени его»....
Откровение апостола, Иоанна богослова

НАДА. СТРЕЛОК ЛЕГИОНА
Ослепшая, онемевшая от ужаса, она падала. Подготовлена по уставу, вышколена - она, едва начав свою охоту, сама дичью стала:
"Сейчас, вот сейчас, смерть…
Что же делать? За благом погналась - вот тебе благо!"
Вспомнилась ей мать, нищенка. Убогость, серость, а вокруг жизнь!
Казалось так немного нужно и жизнь достойная будет. Думала, в ореоле
сияющей славы, домой вернется грозной охотницей. Вольной.
Теперь знала, что по лучу на базу, бездыханная вернется, изуродована.
В этот миг, долгий для нее. Миг бесконечного падения в пустоту, она зловонную войны жижу под горлом своим чувствовала: "Холодная, страшная, эта топь бездонная…"
То, что в ней вызревало долгие годы серости беспросветной…(Нечто томящее она в груди своей несла). Сквозь обыденность, насмешки знакомых. Все ждала, с надеждой, что томящее превратится в чувство яркое. Ждала слишком долго, потом разуверилась. Почти позабыла. Вот это теперь, так не вовремя, страшно, обрело очертания весомые. Тяжестью на сердце пало, сдавило…
Она поняла что любит! Жизнь, людей, воздух, СВЕТ…но, не будет, уже ничего не будет! И не придет уже тот, неизвестный, к груди которого она мечтала прижаться. Прижаться, стоять и плакать…то ли от счастья, то ли от горя. Так плакала она часто во снах своих. На землю пала. Но упорно не хотела погружаться в топь бездонную. И для всего, что любит шептала строки автора древнего, позабытого:
"…Но будет звезда и цветок,
вздох и надежда.
Будет любовь по аллеям,
в тени ветвей.
И также эхо клавесина отзовется,
как и в этой ночи,
но, увы, никто не захочет услышать
грустный мотив из окна моего…"
Угрюм, шепот ее слушал, к груди своей прижимал, выл, вопрошал "Кто ты, кто ты?" И, словно дитя малое, убаюкивал…
Она уже ничего не чувствовала.
" Тускнеют глаза, она уходит…" Голос его, для нее далекий будто эхо, она расслышала, отозвалась: "Я Нада…стрелок легиона…" И, в вихре частиц
растаяла. Исчезла. Он один остался. Окаменел. Не мигая и не дыша, смотрел на руки свои окровавленные. Будто за порог бытия вышел. Туда, где нет мысли, чувства, стремления… Вдохнул Угрюм. Поднялся.  Душа его в бездну молчания бесчувственного просится. И безотрадно, тоскливо ему. Он знает, что ужас содеянного им на сердце его будет до конца его дней.
И он говорит сам с собой. Пытается в мир этот вернуться. И он завывает. Головой о камни бьется в бессилии, что ни будь изменить…
Сделано, уже сделано страшное. Безудержно, исступленно смертного облегчения он жаждет. Душу свою, будто рану, кровоточащую пулей забить, заткнуть наглухо. Но, пред Богом, не смеет.