Переводчик из миров нездешних

 ( О книге стихов Юрия Шестакова "Земное притяжение")

***
"Все дары Бога человеку достойны уважения. Дар слова несомненно принадлежит к величайшим дарам..." -  писал святитель Игнатий Брянчанинов.

Творчество ленинградского-петербургского поэта Юрия Шестакова по силе мастерства, по значимости своей в христианском миропонимании, по силе поэтического слова, по выразительности обладает несомненным даром.
"Слово, имеющее свое определенное место в языке и его истории, есть пришлец из другого мира, вернее сказать, оно принадлежит сразу двум мирам. Логос находится на границе филологии и философии", - говорил о.Сергий Булгаков.

Слово - не только орудие мысли.
Можно много говорить об образах и метафорическом ряде стихов Юрия Шестакова, о звукописи и пластике, но за всеми художественными средствами – душа поэта, его незримая связь, его сотворчество с теми духовными силами, которые являются двигателями творческого процесса.
В этих силах берет начало природа творчества, от них зависит, с каким знаком и в каких плоскостях творит поэт, куда направлены его чувства, откуда он черпает веру, мировоззрение, свою концепцию. Творчество в мире потому только и возможно, что мир сотворен, что есть Творец. Творческий акт — откровение. Силы духовные, сотворчествуя, направляют поэта, создают глубину его стихов. И в каждом поэтическом произведении всегда чувствуется эта связь.
Природа творчества синергийна с внутренним миром поэта, усиливает и определяет творческую суть его личности. Хотя бесспорно, творчество со временем может меняться, может изменяться его природа, но когда мы читаем стихи, раскрывается душа автора.
Нам открывается глубина его души, а те средства, какими он пользуется, насколько совершеннее, настолько ярче это открытие, настолько оно сильнее и ближе воспринимается сердцем, чувствами читателя. Происходит взаимодействие поэта и читателя, открываются глубинные планы настолько, насколько каждый воспринимающий сможет вместить. Кто-то видит событийный ряд, кто-то – потаенные переживания поэта, ведь в поэзии всегда есть глубина. Конечно, есть стихи более глубокие или более поверхностные, но тем не менее существует и разная глубина восприятия.
"Подобно крови, что тела питает,
родная речь духообщенью служит:
моя душа в слова перетекает,
мои слова перетекают в души"
("Переливание души")
И к поэзии Юрия Шестакова мы можем обратиться именно с позиции глубины его творчества, с позиции его мировосприятия, проникнуть в само сотворчество, прочувствовать силу взаимопроникновения внешних и внутренних сил.
Это мы можем попробовать для себя открыть.
Большая часть творчества Юрия Шестакова свидетельствует, на мой взгляд, даже не столько о жизни поэта в окружающем мире, во времени-пространстве, сколько о неизбежности существования за пределами этого мира. В его поэзии явлена попытка осознания перехода души из небытия в мир материальный, а затем возвращение в Вечность с багажом, который не всегда возможно взвесить и определить на этом отрезке пути, ведущем через смерть к жизни иной.
Поэзия - суть существования души, ищущей выхода в слове. Душевно-духовные нити являются основой творчества поэта Юрия Шестакова.
 
Образы и краски его поэзии складывались под впечатлением деревенского детства поэта. Навсегда остались в памяти степные просторы, малая родина – Богословка, простой быт земляков. И многие годы жизни в городе не смогли приглушить тоску по родным с детства местам, и взаимопроникающее единение поэта с природой навсегда сохранилось в его душе и творчестве.
"Вода близка...
И сохнет в горле...
Бегу тропинкой луговой.
Старинный друг мой, речка Орлик,
вот мы и встретились с тобой!
Узнал!
И в камни затрезвонил,
озвучив радость,
пряча грусть...
Я наберу воды в ладони -
лицом надолго в них уткнусь...
Под плеск волны,
как прежде звонкой,
о времени припомню том,
когда я был еще ребенком,
когда ты не был ручейком..."
("Орлик")
Природа объясняет нам нас самих. Её одушевленность в поэзии восходит к восприятию животворящего духа Творца в Его творении.
"Я сквозь листву дыханье света слушал,
когда в траве у тёплых тополей
не просыхали солнечные лужи
в плавучей невесомости теней".
("Полдень")
В стихотворении "Натюрморт" переплетение природы и человека достигает душевно-чувственной метафорической связи. Язык природы узнаваем для поэта. Веточке в вазе с водой страшно зеленеть без корней, как и человеку холодно жить оторванным от корней родовых, на чужбине ли не зная родных, в беспамятстве ли, когда духовные связи заменены временным "питательным раствором" преходящей действительности.
"Разные в жизни у веток места,
хоть с одного и того же куста,
тем - холоднее, а этим - страшней:
в вазе с водой зеленеть без корней".
("Натюрморт")
Как писал о. Павел Флоренский: "Вся природа одушевлена, вся жива, в целом и частях. Природа живое подобие человека".
"…и тянутся мимо-мимо
на узелках событий
судеб живые нити -
тонкие - не порвите!"
(Ю.Шестаков)
Что такое корни для человека Юрий Шестаков понимал и ощущал живо и болезненно. Его любовь к малой родине проходит через всё творчество и через всю его жизнь.
"А может быть, жить-поживать
деревня вот так и должна,
и нечего тут горевать -
своё отплясала она?
Тогда почему же в душе
и в сердце ликует огонь,
когда, непривычна уже,
вздохнёт, как живая, гармонь?.."
("Вечер в деревне")
 
"Моя степная родина!
Дорожный гул столбов,
луга за ними в родинках
обветренных цветов".
("Курское солнце")
 
Когда многие стали считать патриотизм "восторженным идиотизмом" или "последним прибежищем негодяев", Юрий Шестаков ярко и мужественно поэтическими строками доказывает, что на твёрдом основании любви и сопричастности родине, родной истории, роду, языку, вере православной, традициям, патриотизм объединяет народ, сохраняет его культуру, идентифицирует национальные ценности, дух. Об этом его поэма "Засадный полк".
"Слились в одном пространстве времена,
непостижимо всё смешалось вместе:
и лязг мечей, и гром, и тишина,
и стоны, и транзисторные песни.
По-всякому звучит ночной эфир:
то чисто, то надрывно, то трескуче...
Вот сообщают мне, что чей-то мир
в сравнении с моим намного лучше.
Ну что тут понапрасну говорить,
что где-то жизнь сытнее и красивей?
А голод мой ничем не утолить:
безмерный,
как душа и как Россия.
Видать с рожденья русский дух таков,
что быть ему вовек неутолимым"...
Поэт верит, что со-ратниками в битве за возрождение России являются люди, что "были, есть и непременно будут, ворвутся в битву - и возгрянет весть о праведной победе нашей" и это те, кто принёс славу России и прославит её в будущем.
Военная тема остро и неизбежно «резанула» душу поэта, возрождая силу любви к родной земле за тех, кто не долюбил, не дожил до победы, сложив головы за други своя.
И тут его душа чувствующая, трепещущая неотделима от родной земли, от воинов её, и он сам, родившийся после войны, в творчестве своем в рядах одних с ними на полях сражений:
"...Колоски над головой
с визгом пули режут.
Где укрыться? За спиной
траков хищный скрежет!"
Здесь, на бранных полях под Прохоровкой, где проливалась кровь его родных, защищавших землю, ему суждено было родиться в то время, когда ещё не перестали болеть раны и свежа была память о кровопролитных боях.
"...Стихло всё. Покой полей
погребально ровен.
Вязко тонет муравей
в чьей-то капле крови.
 
Оборвался бурый след...
А вдали - криница,
хата, где спустя шесть лет
суждено родиться,
 
жить, досматривая сны
и отца, и деда -
от начала той войны
и до Дня Победы".
("Наше поле")
Эмоциональное напряжение в стихах Юрия Шестакова настолько высоко и проникновенно, что непременно передается читателю, вызывая искреннее сопереживание, а порою и слёзы. Поражает правдивостью переживаний стихотворение о казни Виктора Кингисеппа, где поэт смотрит вокруг глазами человека за мгновение до смерти. Павел Флоренский писал: "Понимать чужую душу — это значит перевоплощаться". Умение перевоплощаться, почувствовать себя тем, о ком он пишет, почувствовать настолько близко к реальности, что невозможно сомневаться в правдивости образа - это свойство таланта Юрия Шестакова. Он ощущает, как Афанасий Фет подсказывает строки, и, перевоплощаясь, с Ньютоном поэт совершает открытия...
Непосредственная, детская, в высоком смысле, искренность мировосприятия не утрачена была поэтом до конца дней. Он был открыт и принимал всё сердцем, в сомнениях и откровениях, в поисках ответов на все вопросы. Он обладал особенным взглядом на окружающее, особенным чувством реальности, не искаженным цинизмом негативного опыта и недоверия собственным ощущениям, такими мы бываем в детстве. И это наиболее ярко отражено в цикле "Там, где речка детства моего".
Так нетривиально в стихотворении "Зерно" передано чувство жажды, когда образ и звукопись, как средства, не только живописуют, но и воссоздают вертикаль к небесам, и жажда выходит за пределы обыденного.
"...а горло жажда жжет,
и сквозь усталость
мне слышатся прохладные ключи -
то жаворонок песнею журчит...
И долгий день, жарою изнурив,
запрятав солнце в закрома зари,
ведёт меня
к дымящейся реке,
где пыль смываю с тела с наслажденьем -
и вновь живу желанием движенья,
не чувствуя мозолей на руке..."
Маленькая образная деталь – жаворонок – тут же отрывает от дольнего всю метафизику стихотворения. Жажда становится небесной, песнею журчит небесная вода. Аллюзия опять к воде той животворящей, кипящей жизнью вечной, дымящейся духом деятельным, воскрешающим силы.
И "долгий день" творит божественное действо: "изнуряет жарой", прячет "солнце в закрома зари", ведёт к благодатной "дымящейся реке"...
И уже "долгий" - это протяженность сверхвременн;я.
Что наша жизнь, как не "долгий трудовой день"? Не замечая того, "не чувствуя мозолей на руке", поэт отвечает на свой собственный вопрос, который постоянно задавал себе и другим: зачем, для чего мы живём? Для чего это всё, если мы умираем?
Весь "долгий день" мы трудимся и жаждем, а Он нас творит, как часть всего творенья, как сказано было Христом: "Отец Мой доныне делает, и Я делаю"(Ин.5:17) .
Одним образом задаётся новый уровень прочтения стихотворения. И это свойство достижения вертикали в поэзии Юрия Шестакова нарастало с каждым новым шагом в его творчестве. Он "слушал дыхание света" ("Полдень"), "разматывал нити судьбы", "убегая хохочущим временем вслед" "миру долгожданному навстречу", вмещая в душе и памяти состояния, открытия, любовь и знаки благодати...
Реальность его внутреннего восприятия космоса озарена лучом света личностно-духовного. Синтез живой и неживой природы, животных и человека - картина сотворенного мира целостная в образах восприятия.
Вот идёт "весна на каблучках капели", или "глазастые росинки" с любопытством смотрят, а "руки пахнут солнцем", "кони щиплют вкусный сумрак, пряно пахнущий травой", "стрекочет швейною машинкой кузнечик", сейчас он "вышивает луг", и "зреет время в коконе жары"...
Глазами детства он видит "столько звёзд в моей ладошке - в горсти неба и воды", и живёт он в "водовороте пространства", "ко всему стараясь приглядеться", вместить весь тварный мир, "боясь пошевелить веслом - полмира не собрать потом"...
Физически ощущает он необъяснимые связи: "я лягу - болью для травы", "и, обратившись в слух и зренье, казалось, слышал я в себе молекул крошечных биенье, а в нём - всех живших на Земле", ощущает и равновесие природы, "пока светло, незыблемо и вечно"...
Но видит он и движение неизбежное, текущее, необратимое, нарезаемое "ножом пустоты", движение краткой жизни земной рядом с Вечностью.
"С моего рожденья и поныне
Вечность - предо мною и за мной,
и рождается посередине
Вечности - мой каждый миг земной".
("С моего рожденья и поныне")
 
"Бесстрастно бездна звёздная следит,
как длится наша жизнь - такая малость,-
вертясь в миру, копя в себе усталость,
срываясь со своих земных орбит".
("Вокруг огня")
Особое место в лирике Юрия Шестакова занимают его личностные отношения с Создателем, его христианское восприятие мира и сути вещей.
Его творчество - диалог с Творцом. Именно Ему доверяет он свои сокровенные мысли:
"О, если не бесплоден был бы камень,
кусочек храмовых руин
посеял бы я в землю, как зерно!"
 
"Вникаю в мир мышленьем, слухом, взглядом,-
дискретному движенью нет конца:
пульсирует в пространстве каждый атом,
пульсируют и звёзды, и сердца".
("Пульс")
 
"Понял я среди непрочных
зримых форм, явлений внешних,
что поэт – лишь переводчик
мыслей – из миров нездешних:
на язык наш человеческий
переводит голос Вечности..."
("Поэт")
Юрий Шестаков часто говорил о сотворчестве с невидимым миром, о том, как порою незаметно, от лукавого искажается дух, суть произведения, о том, как внимательно нужно работать со словом, поверяя все подспудные смыслы, смысловой подтекст. Чистый душою, всё видит чистым, потому святые видели именно себя грешнее всех. Так важно зреть свои грехи, трезво относиться к собственным мыслям, строкам и словам.
"И вдруг услышала душа
небесный глас, звучавший строго:
"А разве ты не нарушал
священных заповедей Бога?
В греховной самости своей
забыл, влекомый плотской жаждой:
духовный центр Вселенной всей
хранится в человеке каждом.
И, если б каждый человек
отверг паденье в бездну ада,
то, с Божьей помощью, вовек
сей мир не ведал бы распада"".
("Земное притяжение")
 
Читая эти строки, осознаешь мысленный диалог, воспринимаешь обратную связь со-творчества, находишь ответы на главные вопросы.
Наблюдая равновесие микро- и макромира, еще и как химик-ядерщик, поэт ощущает присутствие Того, Кто стоит за этим совершенством мироздания.
"Зачем же разум в этот мир загадан?
Что значит смерть - тупик иль бесконечность?
Таинственно безмолвствует погост...
Но вновь и вновь проклёвывает вечность
скорлупку неба клювиками звёзд!"
(“Ньютон")
Сомнения и надежда в этих строках. Но надежда сильнее! Размышления о жизни и смерти, порождающие вопросы, ответы на которые Юрий Шестаков постоянно искал и в философии Платона, Вернадского, Булгакова и Флоренского, и у святых отцов в трудах свт. Игнатия Брянчанинова и свт.Луки Войно-Ясенецкого, а находил порой в собственных стихах, когда строки открываются чуткому внутреннему слуху из области непознаваемого, из сфер метафизических, когда "замерев перед безднами неба", перед лицом "незримо Ведущего", поэт сознаёт, что "дух его природе неподвластен, / а подвластен вечной силе тайной". И тогда он спрашивал:
"Куда стремится дух, покинув тело?
Что вмещено словами "рай" и "ад"?
В каких моя душа была пределах -
всего земную жизнь тому назад?.."
("Безответные вопросы")
И вот ответы в его же стихах:
"Рождение похоже на изгнанье
из мира триединого в трехмерный,
в земную жизнь,
где царствует страданье,
где смерть равна рожденью
в мир бессмертный..."
Поэт признается: "Для меня Земля - оазис духа в ледяной космической пустыне". А в стихотворении "Свобода", взамен своевольной призрачной свободе, призывом звучит святоотеческое: "Доверь свою свободу Богу, чтоб стать вовек свободным в Боге!"
Поэт понимает свою немощь, признаёт немощь человека пред Истиной, и знает в чем сила, свершающаяся в осознании этой немощи, – в покаянии:
"О Господи, прости меня, прости
тьму прегрешений нынешних и прежних
в моём невольном жизненном пути,
в борьбе стремлений внутренних и внешних,
когда к душе то свет, то тьма прихлынет,
когда поэт - то праведник, то грешник...
Ужель покой живет посередине?
... Зря питаю надежду:
сердце чует, что нет
равнодушного "между"-
только тьма, или свет".
("Между")
Достигая звёзд взором и мыслью, вдохновляясь их долгим светом, он посвящал им стихи, видя не столько красоту, сколько некие свидетельства связей дольнего и горнего миров.
"Я всё сильней люблю их и страшусь.
И пусть не вечно тело будет жить,-
Не вычерпать и звездному ковшу
родник неиссякаемой души".
Невероятное множество зримых поэтических образов в творчестве Юрия Шестакова подарено звёздам, "звёзды тревожат, как близость людского дыханья"...
Во всем он искал высшего смысла. Творчество – звено между нами и Вечностью. Творчество выше болезни. Он не был рабом болезни, но был соперником. Болезнь кромсала его, но не коснулась творчества. Последние стихи Юрия Шестакова еще сильнее, насыщеннее смыслом, искусством переводчика из миров нездешних.
Его стихи издаются, и поэт живет в своих стихах. Читаю, и его присутствие, даже голос невозможно не почувствовать, а в последней неоконченной поэме, когда ощутимы взоры бесплотных существ, есть такие мистические строки, которые сегодня читаются по-особенному: "всё пристальней его сквозные взоры, но нечем встать душе и сдвинуть шторы…"
2013