Случайный феномен

Состав лениво продирался сквозь ночь. Сонно и монотонно постукивали на стыках колёса. Этот звук да поскрипывание вагона составляли для спящего проводника привычный ансамбль. Если, совсем не слышно подойдя, заглянуть в лицо хозяину вагона, то можно будет с уверенностью сказать – сон его безмятежен и крепок. Но вот посторонний звук – хлопнула дверь в тамбуре с нерабочей стороны. Лицо проводника в ту же секунду приняло осмысленное выражение. Он знал, что в это время начальник поезда совершает свой ночной рейд, надеясь (в который раз бесполезно) поймать и наказать сотрудника за нарушение должностной инструкции – сон на рабочем месте. На звук шагов Сергей повернул голову и чуть заметно улыбнулся (шаги изо всех сил старались быть бесшумными).
– Доброй ночи, Валерий Александрович, как всегда с дозором?
– А ты, Серёжа, как всегда не спишь?
Изумлённо-честные глаза с мягким укором посмотрели в глаза начальника поезда так, что последнему стало почему-то очень неловко за свои беспочвенные подозрения и он, вздохнув, отправился в соседний вагон, а на губах проводника опять мелькнула неуловимая улыбка. Сергей знал, что в следующем вагоне повторится такая же сцена и в следующем, и в следующем.
Я в силу своей профессии очень часто общался с проводниками (я журналист газеты «Казахстанская магистраль») были среди них у меня и очень хорошие друзья. Но я не мог понять, как ради всего святого, можно услышать сидя в служебном купе в полной отключке, осторожный стук закрывающейся двери, в противоположной стороне вагона. Даже несколько раз пытался выяснить это у своих знакомых проводников в задушевной беседе за рюмочкой коньяка после рейса. Но все как один пожимали плечами и таинственно улыбались. Ну что ж, в каждой профессии свои секреты. Я уважал проводниковскую братию за их нелёгкий и, вообщем-то, неблагодарный труд, поэтому не сильно лез в душу.  Простите великодушно, я отклонился от повествования.
Итак, вернёмся в состав. Поезд шёл через бескрайние Казахстанские степи. Мелькали полустанки, разъезды, даже станции, не удостоившиеся чести, принимать на свои платформы означенный поезд. Мерно посапывали, похрапывали, постанывали пассажиры, чутко дремали на своих местах проводники. Обычный, рутинный в своей похожести рейс. Для машиниста локомотива и его помощника рейс так же был обычным: убегающие назад километры железной дороги, знакомые места по которым будешь ездить и завтра, и послезавтра. Ни к чему не обязывающий, вяло текущий разговор – надо же чем то время убить, ночь есть ночь, спать всё-таки хочется. Никто из них не обратил особого внимания на далеко впереди расположенную, светящуюся слабым, но отчётливым светом, ясно видную на звёздном небе, бахрому. Только очутившись чуть ближе машинист неуверенно проговорил:
–  Что это, Северное сияние?
Помощник, выказывая более обширные знания по географии, растерянно произнёс:
– Какое Северное сияние в Казахстане? Оно должно быть на Севере.
– Что же это тогда, умник?
– Не знаю шеф, сейчас подъедем поближе.
В напряжённом молчании оба ждали сближения с непонятным явлением. Вот оно совсем близко, вот окутало тонкой голубовато-светящейся пеленой локомотив, затем один за другим вагоны. Казалось, буд-то поезд проскочил через гигантское, неширокое, туманное кольцо и выскочил уже по другую его сторону. Всё произошло до того быстро, что растерянные машинист и помощник успели только переглянуться. Машинист, так же решивший блеснуть эрудицией, многозначительно протянул:
– Видать природная аномалия.
– Видать – согласился помощник.
Они сразу выкинули из головы странный феномен. Да и зачем думать о постороннем и непонятном, на это есть учёные, всякие там физики химики, пусть решают, за это им зарплата идёт. А у машиниста задача проще: довести состав до конечной станции без происшествий, внезапных торможений, технических поломок, о которых должны знать только они, да поездная бригада, пассажиры ни-ни, ни сном, ни духом. Свечение, мелькнувшее за окном вагона, заметил, кроме машиниста и помощника, только один человек – начальник поезда, но и он тут же отмахнулся от лишней головной напряги. У него свои проблемы – впереди станция, на которой всегда садились ревизоры. Было от чего прийти в уныние: в составе находился излишний (оплаченный не государству) груз и приличное, количество безбилетных пассажиров. Мудрый Валерий Александрович просчитывал, сколько придется „отстегнуть,, ревизорам, чтобы те закрыли глаза на нарушение «Тарифного руководства №5».
–    Смотря ещё кто сядет – с тоской думал бригадир.
– Если Тажекенов и Ахметжанов, то с ними можно договориться с минимальными потерями. Понимающие мужики, знают, что у проводника, да и у начальника дома ждут те, кому хлеб обязательно нужно намазать маслом.
Ну а если так сильно не повезёт и сядет Кадырбаев то всё, пощады не будет – обберёт, как липку. Валерий Александрович поморщился, вспомнив последний визит Кадырбаева. Проводникам, чтобы выкрутиться, пришлось позаимствовать деньги из неприкосновенной казны – платы за постельное бельё. И только Богу, да самому Валерию Александровичу, ведомо как пришлось изворачиваться бригаде, что бы по приезде домой, сдать всё что полагается в кассу резерва проводников. Вспомнились узкие, хитрые глазки Кадырбаева, заплывшее жиром лицо, колышущийся от смеха, необъятный живот и несоответствующие добродушному смеху злые слова:
– А мне, Александрович, на твои проблемы плевать, не хочешь „нехорошую бумагу,, гони теньге, да не торгуйся со мной, ты не на базаре, давай сколько сказал и никаких неприятностей.
Валерий Александрович снова поморщился.
– Эх, скорее бы на пенсию. Как надоела вся эта канитель: не нарушаешь правил перевозки – своих кровных лишишься (то бишь зарплаты) налетят, как саранча – пожарнику дай, инструктору дай, врачу дай, начальнику резерва тоже отметиться нужно, иначе не видать хорошего рейса. Нарушаешь закон, тоже не сладко – ревизоры, да транспортная милиция всю кровь выпьют. Да, стар становлюсь, – думал Александрович, вглядываясь в темноту окна.
– Молодым надо дать дорогу, пусть они покрутятся. Хотя и молодёжь нынче уже не та, за проводника, иной начальник без лишней мзды не вступится. Да, не зря говорят: «Восток дело тонкое». Очнувшись от совсем не весёлых дум, начальник поезда понял по замедлившемуся ходу состава, что подъезжают к станции. Он встал, одел китель и фуражку, поправил галстук (начальство любит, когда его встречают по форме) и вышел в рабочий тамбур, где уже стоял проводник штабного вагона Кенжетай.
–  Ну что, Кенже, готов к бою?
– А как же, агатай. Лена и спать не ложилась, пока на стол не приготовила, минут двадцать как легла.
– Хорошие ребята, – тепло подумал Валерий Александрович.
– Напоминать лишний раз не надо, что голодный ревизор –  злой ревизор.
Да, от штабников многое зависело: как встретить, накормить, как улыбнуться. Всё они должны знать и нутром чувствовать, с кем можно пошутить, а перед кем и ,,прогнуться„ не помешает. Проводник – это профессия, штабник – это призвание.
Я уже говорил, что разъезжая по своим делам, не только разговаривал с проводниками, а и наблюдал их работу изнутри, то есть старался смотреть не глазами абстрактного, или конкретного пассажира, а глазами проводника, не будучи им. Скажу вам – дело очень трудное. На первых порах, не зная тонкостей работы, нюансов профессионального жаргона, я очень страдал от своей неумелости и неуклюжести, постепенно постигая, что работа с людьми в массе и с отдельными индивидами, занятие очень трудное.
Не знаю, какими были люди на заре развития железных дорог, но сейчас, сего дня, это зрелище не для слабонервных. Всегда ли люди были злыми, или их испортила технологическая цивилизация? Покатав по родным просторам с пяток лет в вагонах от общего до СВ понял: умному человеку можно написать (вникнув в детали) „Руководство по психологии поведения пассажира,, и „Руководство по психологии поведения проводника,,. Поставить в наиболее часто встречающиеся конфликты и тут же описать способы их предотвращения. Честное слово, вот где можно психологам черпать материалы для своих диссертаций. Я опять отвлёкся, а поезд, между тем, уже на станции.
Наши герои, вглядываясь в темноту перрона, мучительно гадают: сядут или нет?
Увидев две фигуры, решительно, по хозяйски, направлявшиеся к штабному вагону, почти одновременно вздохнули:
– Не пронесло, да ещё и не знакомые.
Поздоровавшись друг с другом, все четверо поднялись в вагон и вновь пришедшие, не церемонясь, сразу взяли быка за рога.
– Так, бастык, вот наш график, но мы не поедем, стоять ещё двадцать минут, давай решим наши проблемы. Итак, что у тебя в составе? Только честно, если почувствуем ложь, а мы точно почувствуем, тогда поедем и, можешь не сомневаться, перевернём состав с ног на голову, найдём и получишь на полную катушку.
Валерий Александрович по своему богатому опыту знал – скупой платит дважды и дал грозным ревизорам полный расклад утаив, может быть, самую малость. Проверяющие выслушав информацию, попросили оставить одних в купе на пару минут для совещания. Валерий Александрович вышел в тамбур, закурив, стал размышлять:
– То, что они не поедут, это хорошо, баба с возу кобыле легче, но вот сколько запросят? Вышедшему за ним штабнику он приказал:
– Кенже, они не едут, дай отбой бригаде, пусть расслабятся, но деньги держат наготове, сумму я ещё не знаю. Кенже тут же испарился, а начальник, выкинув сигарету, вошёл в вагон. Дверь первого купе была уже открыта. Он вошёл и кратко спросил:
– Сколько?
Ему столь же кратко назвали сумму, сразу оговорив:
– В долларах.
Ревизоры оказались не рвачами и названная сумма была очень даже приемлемой. Подав ревизорам рейсовый журнал для записи он, извинившись, вышел и назвал, уже находившемуся рядом Кенже, сумму. Тот радостно улыбнулся:
– Живём, агатай!
– Живём, – так же радостно согласился начальник.
Деньги собрали очень быстро. Система была отлажена и отработана, использована на практике. Глядя со стороны можно было только диву даваться, как за 7-8 минут решилась судьба лишнего груза, безбилетных пассажиров, да и самой бригады в целом. До отправления ещё оставалось немного времени и Валерий Александрович отдав деньги, расписавшись в ревизорских графиках, предложил гостям (ради приличия) перекусить на скорую руку. Ревизоры удовлетворённо переглянулись и попросили:
– Закусить мы не успеем, лучше заверни с собой, если есть арак, тоже не откажемся.
Арак у запасливого начальника был. Расставались не врагами. Вот уже поплыл назад перрон и колёса застучали домой, домой.
– Ну, Кенже, – довольно усмехнулся начальник, – на этот раз Бог миловал, пойдём почитаем, что они нам в рейсовом написали.
Вошли в купе оба в приподнятом настроении.
– Благополучный рейс, это всегда хорошо.
– Смотрите, агатай, они даже газету оставили, правда она на казахском языке, я прочитаю, а самое интересное расскажу вам. Кенжетай ещё говорил, когда подняв взгляд от газеты на шефа, увидел вытянувшееся, побелевшее лицо и остано¬вившийся взгляд.
– Что с вами, Валерий Александрович, что они там написали, неужели обманули? Но нет, не может быть, ведь по составу они не ходили, акты мы не подписывали. Да говорите же, что случилось?
– Какой сейчас год? – севшим голосом тихо спросил начальник.
– Вы что, Александрович, вам плохо?
– Год, назови мне, год!
– Ну, тысяча девятьсот девяносто седьмой.
– Посмотри запись в рейсовом журнале, – отрешённо попросил Валерий Александрович.
Кенжетай, взяв рейсовый, стал читать, прочитав, посмотрел на шефа совершенно безумным взглядом.
– Две тысячи сорок седьмой год?! Это что, шутка?
В купе повисла гнетущая тишина. Казалось, даже стук колёс стал глуше.
– Агатай, этого просто не может быть, есть же какое разумное объяснение, или мы оба сошли с ума, или это действи¬тельно розыгрыш.
Они сидели друг против друга и оба думали об одном – что это было? Вдруг лицо Валерия Александровича озарилось радостью.
– Кенже, ты говорил они оставили газету, посмо¬три, какой там год.
Кенжетай, схватив газету, быстро просмотрел заголовок и разом сник, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух:
– Две тысячи сорок седьмой год.
В купе опять повисла тишина. А в это время поезд всё шёл, отстукивая колёсами вехи пути и где то далеко впереди повисла ещё одна голубоватая бахрома кольца. Машинист и помощник восприняли её с философским спокойствием, мол подумаешь ещё одна, мы это уже проходили. Всё повторилось как в первый раз: сначала в кольцо нырнул локомотив, затем вагоны. Только кольцо в этот раз было немного толще и свечение сильнее Буд-то круг яркого голубого неба на фоне звёздной ночи. Как ни были поглощены решением загадки записи в рейсовом и газеты от 2047 года штабник и бригадир, не заметить свечение они не могли.
 – Уже второй раз такое, машинально отметил Александрович.
– Первый раз перед станцией, где должны были сесть ревизоры и вот теперь.
Кенжетай задумался. В мистику он, как современный чело¬век не верил, был твёрдо убеждён: всему должно быть объяснение, а загадки на то и даны, чтобы их разгадывать.
И если на свете где-то есть вопрос, значит рядом должен быть ответ, просто надо знать в какой стороне искать. Поэтому Кенже постепенно пришла, а потом и чётко сформировалась мысль.
– Валерий Александровичу где-то читал о возможных разрывах времени. Не знаю, может это абсурд, но ничего другого мне в голову не приходит.
Начальник подумав, кивнул:
– Я тоже где-то, что-то читал, но тогда возникает вопрос, Кенже:
– В какое время мы приедем домой?
Кенже потеряно посмотрел на шефа.
– Да, а вот это мне в голову не пришло. Получается я приеду, а моему двухлетнему сыну пятьдесят два, а жене....? Выходит, весь состав прибудет в город, который живёт в третьем тысячелетии уже пятьдесят лет. Как же теперь родные, знакомые, друзья? Нет, это абсурд! Как это не может быть моих родителей, им сейчас по семьдесят лет? Постойте, вы говорили, что свечение было дважды. А если мы попали во временной тоннель, где есть вход и выход? Может, всё таки, нам повезёт, а… ?
Бригадир покачал седой головой:
– Об этом, сынок, мы узнаем только когда приедем домой. Осталось всего чуть-чуть. Никому ничего не говори, не сей панику. Приедем, там будет видно. Остановок больше нет, а полтора часа как-нибудь переживём. Будем ждать дом.
Представьте себе на минуту: вы живёте в полном ладу с миром и данной реальностью. Вы твёрдо уверены-всё идёт своим чередом и так будет всегда. Вы планируете завтрашний день, может быть, даже пяток лет вперёд. Но уж в завтра, вы гранитно уверены, знаете наверняка: после ужина зайдёте потрепаться к соседу, отдохнув, снова явитесь на работу... И вдруг, крах! 3а одно мгновение ничего не стало.
Вы один на один с совершенно чуждым вам миром. Пусть таких как вы полный состав, но каждый знает – своя боль самая больная и никто никому не сможет помочь. Не хотел бы я и, наверное, никто другой, быть на месте этих двоих людей, сидящих в купе в полном молчании, соединённых общей бедой, но в то же время, каждый сам по себе, сам на сам со своими мыслями. Да, страшные это были полтора часа, в жуткой и грозной неизбежности. За окном вагона стало светать, и ранним утром поезд подошёл к пункту назначения. Начальник и штабник (нарушая инструкцию) открыли входную дверь вагона и вдвоём вглядывались в медленно приближающийся перрон. Кто будет встречать, свои или...? Минута казалась вечностью. Вдруг раздался какой то радостно-дикий даже не крик, а терзаний вопль Кенжетая:
– Смотрите, агатай, наш инструктор!
У Валерия Александровича ухнуло и, куда-то вниз, опустилось сердце. Повлажневшими глазами смотрел он на грозное выражение лица инструктора, который увидев на ходу открытую дверь, грозил кулаком. А начальнику хотелось, спрыгнув с подножки вагона, обнимать всех, кто находился на привокзальной площади, даже грозное начальство. Всё страшное осталось позади. Радость, почти щенячья восторженность, охватила далеко не молодого человека.
Эту историю я слышал из уст самого Валерия Александровича. Он позвонил на следующий день после рейса и приехал с Кенжетаем в мою холостяцкую квартиру. Я изумлённо смотрел, как они дружно выставляют на стол два литра водки, закуску, не понимая с чего бы это?
Мы, конечно, могли посидеть после поездки за рюмочкой коньяка, но чтоб надраться - должен быть повод. Как я узнал потом, повод был, да ещё какой! И мы, таки да, надрались.
Я смутно помню – бегали ещё в киоск за добавкой горячительного, спорили до хрипоты о парадоксах времени, залезая в такие заумные дебри, что сами с трудом понимали о чём мы в сущности спорим. Я плакал, узнав, что газету сожгли, а листок из рейсового журнала вырвали. Пьяно всхлипывая, хватал своих дорогих гостей за руки, вопрошал:
– Зачем, ну зачем вы это сделали? Ведь была бы сенсация, это чёрт знает, какая была бы сенсация!
Слов не хватало, я наливал, снова плакал, снова спрашивал и снова наливал. Кенже спал, уютно устроив голову на руки между тарелками с колбасой и солёными огурцами, а Валерий Александрович смотрел на меня совершенно трезвыми глазами и тихо говорил:
– Что ж выходит, значит и через пятьдесят лет будут у нас чужие деньги, и через пятьдесят лет будут ревизоры, и всё остальное будет так же…
Как-то непонятно вздохнув, он произнёс загадочную фразу:
– Да, Восток дело тонкое.
Поверьте, я описал реальные события, услышанные от очевидца. Но сам Валерий Александрович на мой вопрос (уже на следующий трезвый день) можно ли написать рассказ, махнул рукой:
– Чего же, валяй, всё равно никто не поверит, только имена наши измени, не хочу неприятностей.
Имена и фамилии я, конечно, изменил, но свою-то фамилию менять не собираюсь. И если вы мне не верите, то позвоните в редакцию газеты „Казахстанская магистраль,, спросите журналиста Бейсембаева Нурлана и я, как всегда к вашим услугам.


Мзда - взятка, подношение.
Штабной вагон - вагон, где располагается начальник поезда Дастархан - стол (каз.)
Бастык - начальник, голова(каз.)
Агатай - уважительное обращение к старшему по возрасту (каз.)