Марина

               

 У моря коль живёшь – о море и пиши,
 с ним связаны твои и бденья и виденья;
 ведь этот окоём – есть мир твоей души,
 а зеркало его – твои произведенья.

 Я так себе твержу уже в который раз,
 так я слова в строке перебираю рьяно,
 чтоб море в ней явилось без прикрас,
 как скальный мыс из пелены тумана.

 Чтоб можно было в ней заплыть за горизонт
 и обомлеть, узрев парящие там виды:
 подмяв и вспенив гладь, через Эвксинский Понт
 плывёт-спешит «Арго» в Тавриду из Колхиды.

 И, может быть, дельфин, с Орфеем на спине,
 пересекая напрямик планету,
 плывёт издалека, чтобы, подплыв ко мне,
 вдруг песен передать мне эстафету…


 ПЛАВАЛ Я СРЕДИ АКТИНИЙ И МЕДУЗ
               
 Как блоха в медвежьей шкуре, я бродил
 в заморочках Аю-Дага… Страсть вела.
 Юность щедро тратит все избытки сил
 на, казалось бы, ненужные дела.

 Можжевельник, дуб, сумах, шиповник, тёрн,
 валуны, обрывы, осыпи камней.
 Лапу скальную Медведь к волне простёр,
 переполз на дикий пляжик я по ней.

 Ах, какая здесь хрустальная вода!
 Ах, какой здесь чаек реющий полёт!
 Гладь морская, как парча или слюда,
 в бликах солнца переливчато плывёт.

 Плавал я среди актиний и медуз,
 с горбылями в грот вплывал я, словно в зал;
 Аю-Даг – это Парнас! – все 9 муз
 здесь живут, об этом Пушкин ещё знал.

 О красотах первозданных можно век
 говорить и рваться к ним ценой любой,
 так устроен в мире этом человек,
 и особенно, когда он молодой.

 Юность тем и дорога нам, что лиха,
 всё, что было в ней, уже всегда со мной,
 как блоха медвежьей шкурой, как блоха,
 брёл назад по Аю-Дагу я домой


 ВОТ И Я СТОЮ У КРАЕШКА ВОДЫ
            
 Как туманна эта мартовская даль.
 Как сегодня бездуховен этот быт!
 Справедливым удаётся быть всегда ль,
 если мир несправедливостью набит?

 Но цветёт уже, робея, алыча,
 о конце уже не думаю пути,
 даже старость, что глядит из-за плеча,
 постеснялась нынче ближе подойти.

 А над бухтой чайки белые парят,
 их полёт постичь пытается душа;
 я пишу стихи который день подряд,
 словно кто-то мне диктует их, спеша.

 Эта мартовская даль зовёт, манит,
 мыса призрачен и странен силуэт,
 всех притягивает море, как магнит,
 кто у моря проживает с детских лет.

 Вот и я стою у краешка воды,
 знаю кровное родство своё я с ней;
 бездуховный быт растает, словно льды –
 это с каждым днём становится ясней…


 Я ВСПОМНЮ МОЙ ЗАПЛЫВ
               
                Андрею Савельеву

 Прозрачная вода – сквозь воду гальку видно,
 в такой я и мечтал сегодня понырять:
 вдруг лобана спугнул, мне это так обидно,
 когда ещё сюда вернётся он опять?..

 Подводные дела – ну это ли не сказка? –
 такое не увидишь и в кино:
 подогнана к лицу, со знаньем дела, маска,
 подводное ружьё пристреляно давно.

 Медузы, словно снег, – кружатся хлопья плавно,
 торпеда лобана – за ним косяк большой,
 люблю скользить у дна, быть может, я не прав, но
 я чувствую родство души с морской душой.

 И снова я в нырке – парю над скальным рифом,
 кукан пока-что пуст, нож, в ножнах, на боку,
 и вот плывёт горбыль изысканною рифмой,
 плывёт на выстрел мой, верней – в мою строку.

 Поэзию вдохнул впервые я не здесь ли,
 не здесь ли обожгла меня её струя,
 и если я грущу, не пишется мне если,
 я вспомню мой заплыв, и вновь в порядке я…