Бежал от красных, расстрелять

Рассказ. 13 частей, 3800 слов.

                «Я знаю, отчего у этих берегов
                Раздумье тайное…»
               
                Аполлон Майков

1. Михаил Романов

Однажды воскресным сентябрьским вечером 1968-го года океанограф Михаил Анатольевич Романов 65-тилетний коренной ленинградец, русский, участник ВОВ и член КПСС, женат, имеющий двух детей и троих внуков, шёл по родному Питеру по каким-то делам.

Из открытого окна он услышал негромкое хоровое пение, которое доставило Михаилу Анатольевичу столь сильное душевное волнение, что его было невозможно сдержать.

Придя в понедельник на работу, и с трудом дождавшись обеда, Михаил Анатольевич нарочно сел в столовой за один столик с Фимой Зильбером из отдела Антарктики, которому решил довериться, да и то только оставшись с Фимой наедине и низко наклонившись над остывающим чаем.

«Вчера я слышал, как в ленинградской квартире на третьем этаже поют псалмы Давида на иврите», – с волнением, глядя куда-то в сторону, вполголоса сказал Мордехай Айзикович Рутберг, 65-ти летний уроженец Белостока, еврей, выпускник хедера, участник ВОВ и член КПСС под фамилией Романов.

«Этого не может быть – вам послышалось?», – оглядевшись по сторонам, сквозь зубы процедил Фима.

Мордехай Айзикович назвал адрес и заговорил туда же в сторону как в бреду:

«Всесильный наш в небесах — все, что хочет, делает Он. Их же истуканы из серебра и золота — творения рук человеческих. Уста у них не говорящие, глаза у них невидящие. Уши у них, но они не слышат, ноздри у них, но они не обоняют. Руки у них, но они не осязают, ноги у них, но они не ходят, гортанью своей голоса не издают. Подобны им да будут те, кто делает их, всякий, кто надеется на них. Израиль, надейся на Б-га! Он — спасение и оплот!»

Выговорившись, Рутберг резко встал со стула, взгляд его тут же начал угасать, а к приходу в отдел Атлантики Мордехай Рутберг совершенно достиг состояния Михаила Романова и успокоился, будто выполнил важную миссию или даже исполнил последний долг.

Тридцатилетний Фима долго смотрел в спину старику Рутбергу, наблюдая, как она превращается в предпенсионную спину океанографа Романова и решил проверить.


2. Иван Папанин

Все трое или, если угодно, оба, Романов-Рутберг и Зильбер были папаницы, но не из той легендарной четвёрки Папанин, Фёдоров, Кренкель, Ширшов – первой в мире дрейфующей полярной станции «Северный Полюс 1», за судьбой которой в 1938-м году с волнением следил весь советский народ.

Ажиотаж в деле спасения дрейфующей станции в 1938-м достиг такого накала, что Наркомсвязь бесплатно принимал телеграммы советских граждан, если в них содержались важные для полярников сведения.

В Одессе в те тревожные для Родины дни Соломон Плоткин дал бесплатную телеграмму Моисею Хаимову: «Мойша зпт если знаешь как помочь папанинцам зпт приходи субботу фаршированную рыбу тчк».

Но существовали и другие категории папанинцев.

Сегодня бывает трудно понять резоны советской власти – нашей Софьи Власьевны – которая бросала огромные силы на арктическую разведку и освоение Ледовитого океана.

Воткнуть флаг страны победившего пролетариата в Северный полюс ещё куда ни шло, Севморпуть – понятно, но затраты на освоение островов, бесконечные усилия любой ценой зацепиться хоть за половину Шпицбергена – зачем это всё?

Надеялись найти Землю Санникова? Верили в несметные богатства полярных недр, скрытые на дне подо льдами пирамиды?

Нет!

Сталин лично следил за каждой экспедицией, многократно перечитывал и визировал протоколы заседаний, возглавлял комиссии, а управляться с текучкой и присматривать за полярниками, в те короткие часы, когда вождь отдыхал, было поручено Папанину, который, вернувшись с дрейфующей льдины, возглавил соответствующий НИИ и был включен в руководство Академии Наук.

Навряд ли мы докопаемся до всей правды, но в архивах института Папанина в нулевые наткнулись на тетради с расчётами – физика, гидродинамика, энергетика.

Смысл в том, что если во льдах Ледовитого океана пробить круглогодичный водный канал, то тёплый Гольфстрим направится вокруг Евразии и, продолжая движение мимо Японии, Индии, Африки возвратится назад.

Бесконечно вращаясь по огромному всемирному кругу, тёплый Гольфстрим, подогреваемый тропическим солнцем на экваторе, растопит арктические льды.

Воды из Ледовитого океана, увлечённые Гольфстримом хлынут в Тихий океан.

Нет, не с целью утопить Японию засиживался Сталин над картой мира!

Утопление Японии могло быть лишь побочным незначительным эффектом мировой революции.

Внимание на карту! Берингов пролив узкое место! В хорошую погоду с Камчатки видно Аляску.

Гигантская плотина от Камчатки до Аляски – это вам не Кржижановский со своими мелочными планами ГОЭРЛО или поворот северных рек и Мичурин с Лысенко в придачу.

Расчеты в тетради показывают, что мощь гидроэлектростанции БерингГЭС способна обеспечить процветание всего Крайнего Севера, где климат естественно после таяния Арктических льдов сильно потеплеет.

Тут и Лысенко пригодится – вот у кого масштаб в биологии, а Вавилова в расход с его гомологическими рядами.

Но опять же не из этих папанинцев были Романов и Зильбер.

В 1968 году Романов и Зильбер работали в Институте океанологии АН СССР у Папанина, который был одним из немногих администраторов науки, бравший в те годы евреев, тайных и явных, в столичные НИИ.

В 60-е годы ЦК и его ленинское Политбюро поставили задачу очистить советскую науку от представителей тех народов, которые имели национальные государства, попавшие под влияние США.

Как и в случае с Арктикой считается, что государственный антисемитизм в СССР не имел рациональных причин, но и здесь у нас ошибочка вышла!

Великие державы разыгрывали еврейскую карту столь же активно, как разыграли в своё время арабскую, курдскую или албанскую.

Везде, где местные элиты не смогли сами решить национальную проблему её решали извне.

«За сколько лет вы сможете очистить советскую математику от евреев?», – спросили в ЦК президента Академии Наук Мстислава Келдыша.

«От двух до семи лет, – ответил Келдыш, – в зависимости от того, на какой срок нам ещё необходима математика».

Всю жизнь Келдыш указывал в анкетах «из дворян».

А Иван Дмитриевич Папанин, дважды Герой Советского Союза, девять Орденов Ленина, русский, социально близкий советской власти сын севастопольского матроса в Ленинградском институте океанологии, казалось, не только не собирается «очищать», но даже будто нарочно «загрязняет» советскую науку евреями.

Папанину разрешалось многое.

Имея 4 класса начальной школы, доктор географических наук Папанин, до того как стал завхозом полярной экспедиции и прославился на весь мир прошёл славный и опасный путь диверсанта и партизана в Гражданскую, коменданта и следователя Крымской ЧК, секретаря Реввоенсовета Черноморского флота.

В 20-е годы в Крыму вместе с Демоном Партии – Розалией Самойловной Землячкой-Залкинд, которая расстреливала и вешала «белую сволочь» до 3500 человек за одну ночь без разбора национальности, Папанин, целиком отрешившись от национальных проблем, стал подлинным интернационалистом.

«Пуль на них жалко», – говорила товарищ Землячка и приказывала грузить живьём на баржи и топить в море, а Ленин требовал: «ищите людей потвёрже».

Но не был ли красный террор 1920г. в Крыму ответом на белый террор в Крыму 1919г.? Был!

На 10 тыс. человек «красной сволочи» расстрелянной белыми в Крыму в 1919-20гг, красные ответили расстрелом до 60 тыс. человек «белой сволочи» в 1920-21гг.

А белый террор 1919г, не был ли он ответом на красный террор 1918?

А красный террор 1918? Что можем мы сказать о 20-х годах прошлого века, если о 10-х годах века нынешнего, наблюдая их непосредственно, имеем разные до боли несовместимые мнения!


3. Двое

Может быть, чтобы понять нужно стать на минуту дальтоником. Нет никаких цветов ни красных, ни белых.

Густая и терпкая крымская ночь.

«Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором
город.

Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой
башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом,
Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды...

Пропал Ершалаим –  великий город, как будто не существовал на свете».

На крымском пляже лежат, тесно прижавшись, двое – мужчина и женщина.

После первого по-настоящему горячего весеннего дня галька отдаёт своё тепло человечьим телам.

Не видать ни зги.  Луну заволокло тучами. Небо черно. Тьма покрыла горы, кипарисы и дома с пологими крышами.

Вечные волны бьют в каменистый крымский берег, атакуют скалы, оставляя на гальке  белую густую пену.

Только она – пена – лишь одна пена видна светлыми ажурными пятнами в бескрайней черноте ночи.

Но пена быстро теряет белизну и оседает сквозь гальку.

Не на долго.

Новая волна приходит на берег, а двое только сильней жмутся, тесней прижимаются, слыша звуки прибоя.

Крымский берег не терпит одиночества.


4. Дмитрий Алчевский

Там же в крымской Багреевке по расстрельным спискам 1-22 по постановлению чрезвычайной тройки крымской ударной группы управления особых отделов ВЧК Южного и Юго-Западного фронтов в составе председателя Удриса и членов Тольмаца и Агафонова в декабре 1920 года был расстрелян среди прочих:

Алчевский Дмитрий Алексеевич, 1865 г.р., уроженец Харькова, в 1887 г. окончил физико-математический факультет Харьковского университета, кандидат естественных наук, до революции работал управляющим заводом в Лисичанске, проживает в Ялте, пос. Кокенеиз, имеет 2-х дочерей.

Вина Дмитрия Алчевского очевидно состояла в словах «до революции работал управляющим заводом», потому что вина прочих фигурантов расстрельных списков 1-22 указана более явно:

• в Белой армии служил гарнизонным писарем;

• намеревался выехать к семье;

• состояла в союзе сестер милосердия Крыма;

• чиновник военного времени;

• работала сестрой милосердия в морском санатории;

• дочь чиновника министерства;

• работал корреспондентом уголовной хроники в разных газетах;

• казак, вахмистр;

• бежал от красных, расстрелять;

Задержимся на секунду у могилы человека, давшего название рассказу. Крывошапка Федор Мартынович, 1882 г.р., уроженец Полтавской губернии, делопроизводитель, проживал в Ялте.

• неграмотный, казак, болен, с обмороженными ногами;

• поручилась за Трубецкую, не зная ее;

• унтер-офицер, каптенармус;

• неграмотный, рядовой казак;

• черносотенец

Всего по спискам 1-22 проходят 22 человека, в том числе 8 сестёр милосердия и 3 штабных писаря.

Дмитрий Алчевский был сыном уроженца г. Сумы Алчевского Алексея Кириловича (1835-1901), основателя Донецко-Юрьевского металлургического общества (ДЮМО), и  Алчевской Кристины Даниловны (1841-1920),  известного в свое время педагога, основателя школ и больниц для рабочих, ученого и вице-президента Международной лиги просвещения, автора системы обучения грамоте взрослых.

Родные братья и сестра Дмитрия:

• весьма известный в то время композитор Алчевский Григорий (1866-1920), автор популярных обработок русских и украинских романсов, среди которых наиболее знаменит «Я знаю, отчего у этих берегов», создатель уникальных «Таблиц дыхания для певцов и их применение к развитию качеств голоса», изданных в 1907-1908 годах, которыми весь музыкальный мир пользуется в 21-м веке.

• известный в то время артист, «король теноров» Мариинского театра Алчевский Иван (1876-1917),

• поэтесса Алчевская Кристина (1882-1931),

• Анна (1868—1931) — жена академика А. Н. Бекетова,

• Николай (1872—1942) — театральный критик, автор первого советского украинского букваря для взрослых.

Во времена расцвета семьи Алчевских у людей не было национальности – было подданство и вероисповедание. Алчевские были подданными Российской Империи, православные.

Но вина Дмитрия Алчевского могла ещё состоять в контактах с генералом Белой армии Абрамом Драгомировым, который на один день возглавил Белое дело в Крыму между отставкой Деникина и назначением Врангеля.

Генерал Драгомиров искал в Крыму контакты с беглыми промышленниками, активно телефонировал и телеграфировал им.


5. Генерал Драгомиров

Картина Ильи Репина «Казаки пишут письмо турецкому султану» писалась в имении отца генерала Драгомирова тоже генерала и тоже Драгомирова.

Старший Драгомиров изображён на этой картине центральной фигурой – скосивший в сторону глаза казак с огромными седыми усами и люлькой во рту.

Драгомировы были православными, подданными Российской Империи. Прадед генерала Драгомирова-старшего из полонизированных малоросов.

Драгомировы соответственно могут считаться русифицированными полонизированными малоросами или украинцами или казаками – кому как больше нравится.

Родовое имение Драгомировых расположено в Драгомировском лесу под Конотопом, где родился и вырос автор этого рассказа на Сумщине – родине Алексея Алчевского, отца Дмитрия.


6. Алексей Мозговой

Имя отца Дмитрия Алчевского –  Алексея Кирилловича – носит сегодня город Алчевск из отдельных районов Донбасса, где тёзка Алчевского-старшего Алексей Мозговой (1975-2015),

• русский-казак,

• солист сватовского мужского ансамбля,
 
• начальник военкомата в том самом Лисичанске,

• поэт и комбриг,

• точных сведений об образовании нет, по слухам –  8 классов и неоконченное музыкальное училище

пытался в 2014-15 годах учредить революционный закон и одновременно вечевое право по образцу Новгородской республики (1136–1478 гг Нашей эры, простиралась от Белого моря до Уральских гор), но явного успеха не достиг.
 
Убит в мае 2015 г. результате покушения неизвестных лиц.

Собственно знание подобных фактов и дат нужно лишь для того, чтобы воздержаться от бегства из Донбасса в Крым – и то, лишь для управляющих заводами и одновременно выпускников физмата, да и то лишь во время революции.

В прочие же времена и для иных категорий граждан оно, знание, без пользы.


7. Автор

Но в 2014 году я был управляющим заводом в городе Алчевске, Украина, отдельные районы Донецкой и Луганской областей, Центрально-Луганская агломерация, куда комбриг Мозговой прибыл во главе революционного отряда, отступавшего из Лисичанска.

Я не имел диплома физмата, но имел наградной лист математической олимпиады 1987 года в железнодорожном институте, пятёрку по физике и грамоту по истории и обществоведению Конотопской средней школы на опушке Драгомировского леса.

Когда в 2014 году в стране разразилась революция, а Мозговой занял привычное для себя по последнему месту службы в Лисичанске здание Алчевского горвоенкомата, я замыслил побег.

Временно объединившиеся отряды красных, белых и Войска Донского громили петлюровцев на дебальцевском направлении и у Саур-Могилы, а петлюровцы в свою очередь наносили противнику ощутимый урон под Луганском, удерживая под непрерывными бомбёжками стратегический донецкий аэропорт.

Разрозненные мелкие группы махновцев действовали с обеих сторон конфликта.
У себя в тылу все грабили местное мирное население, защищая на фронте своих местных от грабежей противника.

Зная судьбу Дмитрия Алчевского, я окончательно решил бежать из Алчевска от Алексея Мозгового в противоположную от Крыма сторону.

Вместе с потоками беженцев я пересёк линию разграничения воюющих сторон, преодолев в бесконечной очереди 100 километров менее чем за двое суток.

Не имея сил остановиться, я за три с половиной часа достиг на самолёте, а потом на автобусе самого счастливого и безопасного места на Земле – города Бней-Брак, где на лавочке под козырьком автобусной остановки встретил последнего на свете папанинца Фиму Зильбера.


8. Фима Зильбер

Личность Фимы резко диссонировала с населением города Бней-Брак – оплота семи хасидских дворов Израиля, который – Израиль, надейся на Б-га! Он — спасение и оплот – уже почти не надеялся принудить хасидов служить в ЦАХАЛ – армии обороны Израиля.

Я взошёл в Бней-Брак в святую субботу, когда хасиды перегораживают въезд в город железной цепью от безбожных автолюбителей, а Фима жил в Бней-Браке на скромную пенсию советского полярника в Израиле.

Атеист Фима Зильбер польстился на низкую арендную плату квартиры у центральной синагоги Сатмарского хасидского двора, лидеры которого осуждены в США на 10 лет за торговлю человеческими органами после многолетней слежки ФБР за ними по всему миру.

Дождавшись, когда сатмарские хасиды оставили нас с Фимой наедине, и, наклонившись, будто завязываю шнурок на кроссовках, я, глядя в сторону, вполголоса сообщил Фиме, что прибыл в Бней-Брак, чтобы услышать, как мамаши разговаривают с детьми на идише – языке моих революционных и задумчивых предков.

Здесь читателя может посетить недоумение – каким образом люди одновременно могут быть революционными и задумчивыми?


9. Опять автор

А где написано «одновременно»?

Дело в том, что половина моих предков были фанатики-революционеры, а другая половина – задумчивые безбожники.

У всех, кого я знаю, предки из одной палаты – коммунисты или диссиденты, а у меня – из разных, поэтому с утра я энергичен и напорист, а к вечеру застываю в смятении.

И тексты мои пестрят резкими переходами от буйности к затишью, что не раз отмечали негодующие критики.

А, между прочим, самое трудное это написать текст не хуже и не лучше себя самого!

Единственное, что объединяет мои тексты и собственно делает меня личностью это именно то, что служило странной основой моих предков из обеих палат нашей клиники для душевнобольных.

Язык он же речь.

Но языком моих предков был идиш, и я хотел вживую услышать его в Бней-Браке, так как сам не владею.


10. Опять Фима Зильбер

«Этого уже не бывает – здесь уже не говорят на идиш и не читают Шолом-Алейхема», – сказал мне Фима, но рассказал свою историю последнего на свете папанинца.

Способом описанным выше, Папанов после знакомства с Землячкой антисемитом не стал и, как оказалось, пригрел на груди свору сионистов.

Утратил бдительность, не разобравшись в сути момента.

А суть момента Фима Зильбер выяснил следующую.

После образования государства Страна Израиля (правильный перевод на русский язык названия этого государства) в Ленинграде появились несколько разрозненных групп, где стали изучать иврит.

Объявление мёртвого языка, на котором не говорили 2000 лет, государственным языком новой страны стало неожиданностью для многих.

Один из кружков, где изучали иврит, заканчивал занятия пением псалмов Давида.

Однажды забыли закрыть форточку, и Михаил Романов услышал несколько из тех слов, которые помнил по учёбе в начальной иудейской религиозной школе – хедере Мордехай Рутберг.

Фима Зильбер пришёл по указанному адресу, обнаружил там гнездо сионизма и стал посещать кружок.

До начала занятий Фима не знал на иврите ни одного слова.
 
Вместе с миллионами советских школьников, он мог прочесть в книге Лагина 1940г. издания:

«Вместо ответа Хоттабыч, кряхтя, приподнялся на ноги, вырвал из бороды тринадцать волосков, мелко их изорвал, выкрикнул какое-то странное слово «лехододиликраскало» и, обессиленный, опустился прямо на опилки, покрывающие арену».

«Леха доди ликрат кала – Иди, мой Возлюбленный, навстречу невесте».

Но согласитесь, для того, чтобы знать хоть одно слово на незнакомом языке нужно знать минимум два слова – само это слово и название языка на котором это слово произнесено, но главное это конечно связь между ними…

Руководителем кружка, куда стал ходить Фима, был  герой войны, полковник и орденоносец по фамилии Берг.

После тяжёлой контузии он стал слегка не в себе и не то чтобы разлюбил свою Родину СССР, но, узнав её в трудные годы, перестал идеализировать.

Когда на карте мира появился Израиль, в искорёженном на передовой сознании Берга случилась субституция – замена объекта страсти без ослабления самой страсти.

«Начальство, – говорил Фиме полковник Берг, – это не страна и не Родина. На войне все нарушают приказы».

Несколько слушателей кружка оказались причастны к ленинградскому самолётному делу 1970-го года – то ли неудачной, то ли заведомо провокационной попытки угона самолёта из СССР в Израиль.

У самолётного дела много версий. Угонщики задолго до угона запросили у правительства Израиля разрешение.

По фиминой версии запрос и категорический запрет на угон от правительства Израиля были переданы через Берга, но полковник Берг только повторил главным угонщикам Дымшицу и Кузнецову свои слова: «Начальство это не страна и не Родина».

Приговор советского суда был более чем суров – две высших меры, восьмерым по 10-15 лет каждому, один – 8 лет и один 4 года.

Никого в итоге не казнили и всех в разные годы выпустили из СССР. Берга не тронули.

Аркадий Северный написал песню «Решили два еврея похитить самолёт».


Купили в "Детском мире" двуствольный пистолет,
Две бомбы зарядили и спрятали в жилет,
Сварили по цыплёнку, махнули два по сто
И мирно сели в лайнер "Москва-Владивосток".

Полетим, полетим, полетим
Наконец-то мы вскоре к своим,
Ты да я, как один херувим
Полетим, полетим, полетим.


По самолётному делу в Ленинграде допрашивали сотни людей.

Допросили и Фиму. Какую-то записку однажды Фима кому-то носил.

После второго трёхчасового допроса Фиму не вызывали месяца два. Его не арестовывали и не пытали.

Выяснив, что Фима ничего не знает, следователь старался понять насколько гражданин Зильбер любит советскую власть в принципе.

После знакомства с Фимой я могу утверждать, что ему вообще чужды глубокие чувства и артистический дар.

Думаю, что предки Фимы хладнокровно содержали винный промысел в густых белорусских лесах.

Когда круг подозреваемых по самолётному делу определился, возник вопрос что делать с сотнями людей, которые, как выяснилось в ходе следствия, самостоятельно, без приказа сверху изучали иврит в городе-колыбели мировой пролетарской революции.

Где-то в недрах ЦК придумали иезуитскую казнь – предложить каждому кружковцу добровольно покинуть страну победившего социализма.

Добровольно, понимаете.

То есть, сидя в кабинете следователя КГБ, глядя на портрет железного Феликса,  написать: «Прошу разрешить мне выезд из СССР на постоянное жительство в Израиль». И поставить подпись.

Всего несколько человек из сотен решились на такое безумие.

«Вы навсегда покинете родителей и родных», – сказал Фиме следователь.

Фиме было 32 года, он не был женат и не имел невесты, у него были брат и сестра, а слово НАВСЕГДА в 32 года не очень впечатляет человека.

Ему дали на сборы три дня.



11. От Софьи Власьевны к Евгении Марковне

«Вы тогда в 1968-м решили бежать от Софьи Власьевны к Евгении Марковне?», – спросил я Фиму.

«Куда?», – сразу не понял Фима.

«Куда глаза глядят», – пояснил я, потому что воздерживаюсь использовать русское арго в присутствии пожилых людей.

«Это случилось не в один миг, а нарастало постепенно», – объяснил Фима.

В дом пионеров, а затем в институт Фима ходил мимо гостиницы «Интурист».

Однажды зашёл и обнаружил в гостиничном киоске газеты на немецком и английском языках.

«Можно купить?», – робко спросил Фима киоскёра, не догадываясь, что в СССР в гостинице «Интурист» можно было всё что угодно, но некоторые вещи не более одного раза.

Фиме продали за 30 копеек газету австрийских коммунистов «Фолькс Штиме» (название привожу по памяти), где Фима с удивлением и со словарём прочёл, что австрийские коммунисты осуждают ввод советских войск в Чехословакию в 1968-м году.

Фима задумался и купил (за 25 копеек каждую) газеты компартии Великобритании и США.

В них не столь сурово, но тоже  не однозначно трактовались текущие события в мире.

Однажды в киоске оказалась обыкновенная городская газета из Швейцарии «Ноэ Цюрихе цайтунг» (по памяти) за 50 копеек.

Фима прочёл её и тоже стал покупать.

Швейцарская газета не церемонилась ни с какой властью, ругая последними словами все правительства мира от покойного императора Франца-Иосифа до начальства арктической станции на Земле Франца-Иосифа.

В «Интуристе» Фима естественно попал на карандаш.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев каждый месяц в 1968-м году летал в Ужгород, где в специально для этого построенной гостинице  встречался с чехословацкими товарищами, а Фима Зильбер читал газеты из киоска в ленинградской гостинице «Интурист».

В 1960-е годы никого не удивляла формулировка «чехословацкие товарищи», а сегодня, во-первых, никакие они не товарищи, а во-вторых, чешские и словацкие, они теперь разные товарищи...

Я пытался выпытать у Фимы не было ли иной менее или наоборот более возвышенной причины для его увлечения ивритом в 32 года в Ленинграде, чем контуженный Берг, но куда уж мне, если КГБ не смогло расколоть Зильбера!

Я долго смотрел ему в спину, которая медленно превращалась из спины папанинца и океанографа в спину старика Зильбера, коротающего свой пенсионный век у Сатмарской синагоги в Бней-Браке, Страна Израиля, Тель-Авивский округ, агломерация Гуш-Дан.

И тут меня осенило. Передо мной только что сидел, а теперь уходил, навсегда растворяясь в бездне хасидизма, главный бенефициар ленинградского самолётного дела. Чуть ли не единственный полный кавалер всех его орденов.

Ищи кому выгодно!

Не Фима ли Зильбер придумал всю эту историю? И не только придумал, но осуществил.

Да как ловко отвёл от себя подозрения!

Советский школьник покупает зарубежные газеты в «Интуристе». Наивный, сбившийся с пути простак.

Выследить Романова-Рутберга, ходившего всю жизнь по одному маршруту, и включить ему из подворотни граммофон – плёвое дело.

Подбросить Бергу записку, под какой булыжник в Александровском саду кладут микроплёнку для премьер-министра Израиля.

Но мог ли Фима Зильбер сдать угонщиков в КГБ?

Он мог предвидеть, что угон не удастся – и сдавать было необязательно, но мог ли он предвидеть, что некоторых не самых отъявленных выпустят из СССР в наказание за антисоветчину?

Если так, то Фима Зильбер был абсолютным гением побега.

Тогда зачем он рассказал мне всё это сам?

Решил проверить, как работает его легенда или принял меня за агента спецслужб, ведь нормальные люди не рискуют посещать в субботу Бней-Брак. 

Но даже если всё рассказанное Фимой правда, можно ли доверять истории последнего папанинца Фимы Зильбера?

А можно ли в полной мере считать подлинной любую историю, даже если она приключилась со мной или с вами, мои уважаемые русскоукраинские товарищи?

Во-первых, мне-то вы может быть товарищи, а друг другу – белые, красные, зелёные, казаки – донские, запорожские и одесские кОзаки, петлюровцы, махновцы, бандеровцы, левые, правые и центристы.

А во-вторых,… во-вторых, «бежал от красных, расстрелять».



12. Пранкер Борян


«Телефонный хулиган Владимир Краснов (более известный как пранкер Вован), признался, что звонил британскому певцу Элтону Джону от имени Владимира Путина», – пишет газета.

«Не удивлюсь, если этот пранкер Вован Обаме и Меркель звонит от имени Путина», – пишет блогер.

Боюсь, что когда пранкер Вован звонит Обаме и Меркель от имени Путина, на другом конце находятся не Обама и Меркель, а пранкеры Джек и Марта.

Но и это ещё не самое дикое.

Мне часто кажется, что вместо меня в Интернете пишет пранкер Борян.

Сам же я ни сном, ни духом.

Из всех моих воплощений самым реальным мне кажется мальчик лет десяти, гоняющий летом в футбол на лужайке между обелиском Славы и заброшенным еврейским кладбищем с видом на Драгомировский лес в городишке на Северской Украине.

Мемориальные плиты с фамилиями погибших солдат и офицеров за вечным огнём и старые могильные плиты с непонятными письменами.

На ветру шумит корабельными соснами тёмный Драгомировский лес – вотчина создателя российской артиллерии и начальника академии генерального штаба.

Всё, что было в моей жизни после этого кажется мне сном.

Литературный кружок из-за девочки, её огромный портфель, выпускные экзамены, институт, перестройка, женитьба, дети, квартиры, завод, банки, кредиты, война – всё это проделки пранкера Боряна.

А я завалился в траву и задремал в летней тени клёнов.

Приснится же такое! Хорош валяться – пора домой, вечереет.

Напиться бабушкиного узвара. Сидеть с книжкой «И один в поле воин» Юрий Дольд-Михайлик.

Как же не хочется мыть ноги перед сном!

Почему он так реален, этот мальчик?

И как же заморочил мне и вам голову этот пранкер Борян!


13. Аполлон Майков


*    *    *

Я знаю, отчего у этих берегов
Раздумье тайное объемлет дух пловцов:
Там нимфа грустная с распущенной косою,
Полузакрытая певучей осокою,
Порою песнь поет про шелк своих власов,
Лазурь заплаканных очей, жемчуг зубов
И сердце, полное любви неразделенной.
Проедет ли челнок - пловец обвороженный,
Её заслушавшись, перестает грести;
Замолкнет ли она - но долго на пути
Ему всё чудятся напевы над водою
И нимфа в камышах, с распущенной косою.