Баллада о старшем лейтенанте Исааке Ваксмане

Эпиграф

Из выступления Рейхсфюрера  СС  3-го Рейха  Генриха  Гиммлера перед командованием и личным составом айнзатцгрупп в Познани 4 октября 1943 года
«Я хочу также говорить с вами совершенно откровенно по весьма неприятному вопросу. Между собой мы можем называть все своими именами, однако публично никогда не следует высказываться на этот счёт. Я имею в виду… истребление еврейской расы…Большинство из вас должны знать, что это означает, когда рядами один к одному лежат 100 трупов, или 500, или 1000…Выдержать все это до конца и остаться при этом порядочными людьми за некоторыми исключениями, что называется подчас человеческой слабостью, — вот что делает нас твёрдыми…»
____________________________________
Из  свидетельских  показаний  Дины  Проничевой
«Приближаясь к Бабьему Яру, мы услышали стрельбу и нечеловеческие крики. Я начала понимать, что здесь происходит, но маме ничего не говорила… Когда мы вошли в ворота, нам велели сдать документы и ценные вещи и раздеться. Один немец подошёл к маме и сорвал с её пальца золотое кольцо. Я увидела, как группа за группой раздеваются женщины, старики и дети. Всех подводят к открытой яме, и автоматчики расстреливают их. Затем подводят другую группу… Я своими глазами видела этот ужас. Хотя я находилась не совсем близко от ямы, я все равно слышала жуткие крики обезумевших людей и приглушённые голоса детей, звавшие: «Мама, мама…»

Он      никогда       нам       вслух      не     говорил
Ни   в   блиндаже  ,     или         во   время     боя 
О    чем      он      часто     думал     и       грустил
Когда     стоял     под      знаменем    вне    строя

В  дивизионе    знали   ,     что             еврей
Что    в    батальон  пришел   он  самым   первым
Когда   по  кромке       выжженных           полей
Полк  отступал      под    Вязьмой      в     41-м 

И    только  мне   с  надрывом,  с  горькой болью
Когда   я     в     медсанбат        его    тащил
Захлебываясь  ,     почерневшей            кровью    
Под Курском    ,  он    без       спешки  говорил

И  я  узнал  тогда, что    в  Бабьем Яре               
В   последних  числах,     ближе  к     сентябрю
Одних    из     первых     немцы      расстреляли
Родных   сестры      и         всю   его   семью

Как      обезумев,         бога         проклинала               
Его  жена   ,    стараясь         не        хрипеть
И     палачей   ,   рыдая  ,               умоляла
Трехмесячную  дочку   пожалеть

Как   на   его  глазах   ,  чтоб  вырвать    кольца
Эсэсовец     крестьянским                топором
У    хрупкой   матери     рубил    фаланги   пальца               
И    срезал   серьги  с    мочкой    штык -  ножом

Он  говорил     так     тихо,     так     спокойно
С   душою     мертвой,    выжженной         дотла
Что    сутки    в    той   траншее       пролежала
Прикрыв    его     своей       спиной         жена

Когда   он     возвратился      из         санбата
Недолечившись     ,     с      раненой      рукой
В   артвзвод  , уже   в    погонах     лейтенанта
Но    с    той      же      поседевшей   головой

И    хоть     он    был    назначен    за    комбата
Не    прятался     за    спинами       у         нас
И    если    можно  было     пожалеть       солдата
Он   нарушал      уставы              и      приказ

Всегда    делил      на     всех      без       сожаленья
Свой     офицерский ,     сытный               доппаек
Хотя    признаться         надо        без     стесненья         
В    бою     всегда    был очень     с    нами     строг

И      не    прощал     ни      трусости,      ни   страха
И    может         быть      в     артвзводе        потому
Все     знали ,    коль     полна     грехов      рубаха   
Идти     виниться    надо     лишь     к           нему    

Он    не    любил  брать    в   плен   румын  и  немцев
Но   вот     когда      Орел     пришлось  нам   взять               
То    в         госпитале           раненых    эсэсовцев
Он      не    позволил      взводу          расстрелять   

Когда   отбили      Киев  ,  взяв              отсрочку    
Он  сам   в   три    дня  ,     чтобы  уже   не   ждать   
Жену   и    мать  ,   и    высохшую              дочку
Сумел          среди             убитых       отыскать

Мы     поняли  среди    истлевших                трупов
Зарытых         в       штабелях    за   рядом  в  ряд
Без  лишних   слов  ,  от  страшных ,  лютых    звуков
За  что   он       шел   на     фронте         умирать

Когда      вытаскивали        стариков     и       женщин
С      разорванными          ртами         без      зубов
Все    знали   ,  что никто     не   будет       прежним
Без     этих     почерневших    ,     узких          рвов

Курили,       взяв       саперную         лопатку
Когда  сутулясь,     молча,     наш         комбат
Закутав    тело    дочки          в     плащпалатку   
Подал  кому-то    в     руки      из         солдат

И   уже    легче   ,  все        останки        тела
Роняя     кости       матери,                жены
Убитых  ,  видно,      с     первого          прицела
Сложил  в   шинель ,  мою       и           старшины

Мы  хоронили    их     без     слез    и       стона
Не   отдавая    ,    залпами                салют
Все   потому  ,  что   знали        до       Берлина
Они    отныне     среди      нас            пойдут

Считая  версты  ,      плача   и        вздыхая
Передним     краем      смерти    и       войны
Лишь изредко    во    сне     ,     напоминая
В       короткие    минуты               тишины

Чтоб  день   за      днем   до самого  Рейхстага
От   ненависти ,   скалясь          до     крови
Мы   знали ,   есть   цена     траншеи       Яра
Для  всех   живых  и   мертвых    той      Земли

Ноябрь      1943-года      Киев.
__________________________________
17  мая  2016 г