Трет. эпизод. Атос сказал Нас Смерть не раз бодала

 (предыдущий фрагмент "Второй эпизод. Вы храбрые бойцы, но вас лишь двое!"
  из главы "Королевские мушкетёры". Роман "Миледи и все, все, все"
      http://www.stihi.ru/2016/05/16/3526)

– ...Притом, что схватка вышла недурна,
   смыть кровь с плащей нам нужно    поскорей   бы.
   Не лень, поди, до самого утра
   патрульным совершать ночные рейды.
   У нас на подкуп денег нет. Пора
    нам алиби себе продумать    впрок   бы.
– Как минимум, набьём себе утробы
   мы шумно и прилюдно в кабаке.
– У самой Сены в «Пьяном рыбаке».
– Там девки и вино не худшей пробы, –

пропел речитативом девкам гимн
игриво Арамис – певец до гроба.
А где-то с рвеньем, но едва ль благим,
тащили скороспешно паланкин
парижские моральные уроды…
                *           *           *
– …Да ниспошли на нас свои щедроты!
  На нас, Господь, все блага опрокинь,
  что частью снизошли, как проба дара.
   А то, куда ни кинь, нам всюду клин.

Расхохотавшись, словно Арлекин,
Атос ввернул: – Нас Смерть не раз бодала.
  На вечный     бой     нас что ли обрекли?
– Опасность в нас     самих –    острей иглы.

– Где наша, чёрт возьми, не пропадала!
– Тем паче, если есть кого спасти.
  А если мы приходим запоздало,
  Господь, за     невмешательство     прости!
– Нам сетовать на жизненном пути
  на силу обстоятельств не пристало.
  Но наша жизнь – опасная подстава.

   Боишься ли ты     смерти,     Арамис?
– Жизнь, Смерть и я – найдём мы компромисс:
  в могилу лечь – уж там не быть горбатым.
   Ох, чую, мне не     стать     уже аббатом, –

печально поделился Арамис. –
   Вы видите вот тех двуногих крыс?
Атос кивнул: – Да, неспроста мы рядом.

Героям, в пику нервным их затратам,
когда и сил, казалось бы, в обрез,
у набережной в месте глуховатом
как будто предлагал дразнящий Фатум
вновь повод поспешить наперерез

опасностям, как это ни чревато.
Стремглав квартет амбалов нёс портшез,
чтоб странно завершить в воде свой рейс,
где было далеко не мелковато.
– У них какой-то тёмный интерес.
  Я б на их месте в реку не полез.

   Ну разве что в порыве экстремальном, –
всё загодя представил криминальным
Атос как циник это неспроста.
Накал тревоги в душах нарастал.
Сердечный пульс достигнет скоро ста.
Реакция героев тривиальна.
Спасать ли не пора кого реально?

Дуэт наш, говоря не фигурально,
геройствовать отнюдь не перестал.
У доблестных мужчин – как у Христа
за пазухой для тех, кто ждёт фатально
спасения от бедствий и невзгод.

При виде двух решительных господ,
с оружьем представляющих угрозу,
амбалы, ношу бросив в бездну вод,
обмолвились при бегстве: «Баба с возу»…

(Портшез не бабьей плотью ли набит?)
Герои, несмотря на грозный вид,
не бросились в погоню. В пику бою,
ждало их испытание водою.

Дворцовых мушкетёров жизнь и быт
не сводятся лишь к праздному раздолью,
а также к половому в нём разбою.

Стрелять и фехтовать, скакать – любое
из воинских искусств (всего их пять)
давало повод неучей не брать
ни в коем разе в братство голубое

(цвет форменных плащей, святая рать).
В отточенное службой пятиборье
вошло искусство плавать и нырять.
Ныряя, время с     пользою     потрать.

«Портшезу пташка, видимо, под стать.
Трусливо не помог бы      крохобор    ей,
а мы спасать не  можем  перестать», –
героям свежий разум их – подспорье,

ведь некогда держать сейчас совет:
грозить ли тёмным личностям вослед
жестокими словами и железом
иль в Сену лезть немедля за портшезом.

У берега, нырнув на дно реки
в минуту для кого-то роковую,
друзья благополучно извлекли
утопленную, но ещё живую,

красавицу, причём не из простых.
Мужские чувства просятся на стих.
Сердца у мушкетёров нараспашку:
как не спасти столь знатную милашку!
Не стали звать патруль и понятых,
а сделали самим себе поблажку:
ручным массажем чисто по-мужски
в сознанье привели легко бедняжку,
оставить обещая без башки
любого, кто рискнёт обидеть пташку…
                .           .           .
– …Портшез на дно, а мы – нырком за ним.
  А вы – недолго с рыбой визави –
  отделались, мадам, водою в лёгких.
  Вот если бы с раненьем ножевым…
  Нет, речь сейчас идёт не об упрёках.
  Такая красота нужней живым,
  чем мёртвым. Не нужны вы мёртвым даром.
  Сударыня, очнулись? Как же вы
  попали ночью в лапы негодяям?!
  Со     смертью     лапы их сопряжены.
  Вы заново, считайте, рождены!
  А мы пока в     загадках     лишь витаем.
   Вы часом не испанцам ли… должны?
– Нет, никого из них не звали доном.
– Мстит не Мадрид? А может, Вена? Рим?
  Убийцам по ночам совсем раздольно.
   Они имели маски или грим?

– Их внешность мне была неподконтрольна.
  Сочли: их лицезреть я недостойна.
– Таким, что госпожа, что пилигрим –
  прикончат враз, потом убьют повторно,

  и всякий раз с издёвкой и задорно.
  И с  вами  поступили беспардонно:
   совсем ни как с предметом дорогим.
– Надеюсь, что хоть вы-то не враги?!

  Я не о тех врагах из-за кордона.
  О, что я испытала! О, Мадонна!
  Последнее, что помню – сапоги
  валявшегося поодаль слуги.

  Была к чертогу     смерти     я ведома!
  Похищена у собственного дома!
  Не шляться по ночам даю зарок.
  Слуга пытался жизнь отдать в залог

  того, что шансом инициативы
   воспользуюсь  я. Паж был одинок…
– Теперь, поди, покойник босоног.
  Убийцы ваши мелочны. Трусливы.
   Но кто ж вас заказать убийцам мог?

– Злопамятных нимало. Особливо
  одна моя знакомая. Она,
  проведав, кем могу я быть любима,
  теперь в борьбе со мной неукротима –
  в того же человека влюблена.

   Могла нанять убийц. Повадки гадки.
Атос съязвил: – О, нравы! О, порядки!
  Наш мир вас обрекает на убой!
  Париж, на милосердие скупой,
  бежать вас принуждает без оглядки!

  В толк не возьму, хотя и не тупой:
  дворянки по какой же разнарядке
  готовы     омужичиться     гурьбой?!
  Я слышал, будто б две аристократки
  не в шутку на дуэли меж собой
   дрались недавно из-за кардинала…
– С соперницей моей был вправду бой.
   Смертельно ревность нас разъединяла, –
красотка и Атос наперебой

делились информацией скупой,
которой Арамис был сыт нимало,
однако рассыпался он крупой
пред дамской красотой, само собой.

Протест душа в Атосе поднимала,
и в мокром сапоге он бил стопой:
– И что же как поклонниц вас толпой
   влекло влюбиться разом в кардинала?
Мозг женщины давал порою сбой,
что паузы в речах чуть удлиняло.
Свои отжать пытаясь волоса,
вопросом на вопрос взвилась краса:
– Вам что де Ришелье не симпатичен?!
  Заглядывали вы в его глаза?!
  Глядеть и не любить его нельзя!

– Прелат, на женский взгляд, столь эротичен,
  что вы, теряя сон и аппетит,
  дождётесь лишь, когда вас вместо дичи
  соперница завалит иль бандит?

  При всех затратах силы вашей птичьей
  прелат не станет вашею добычей.
  Страданьями ваш пыл в вас забродит.
– Да, вероятно. Что-то в этом роде.
  Но, главное, пусть всё же обратит
  свой взор он на меня: жалеть не против
  во мне одну из пылких афродит.
  Харизматичен по своей природе,
  де Ришелье едва ль освободит

  меня от   мук  любви к нему иначе,
  чем сам ответной     страстью     замаячит.
  Плевать мне на убийц и жуть маньячью!
  Пока люблю, бессильны и бандит,
  и подлая соперница в придачу!
   От глаз кумира я себя не спрячу.

– Чем обещать взаимность вам в кредит,
  на мой взгляд, пусть он впрок вас пристыдит.
  А если не по вкусу вам     совет    мой,
  в костре своих страстей сгорите ведьмой!

   Молю, чтоб мой совет бы вас сберёг.
– Мерси, но ваш совет, скорее, вредный.
– Сказать ничто нельзя вам поперёк.
   А я – мужчина желчный и конкретный.
   Я вновь даю     молчания     зарок.
    Молчанье, друг мой знает, не порок.
– Галантности друг чужд непостижимо!
   Мадам, я грусть развею вашу живо, –
заверил Арамис. – Сейчас и впрок…
Атос съязвил: – Вперёд! Без подоплёк!
– …Знакомству с вами рад нерасторжимо…

– Имея дело с дамой одержимой,
    найти б ну хоть какой-то в этом прок, –
хохмил Атос, – за столь короткий срок!
– Уж коль себя считаю я мужчиной, –

продолжил Арамис, – то кроме склок
   вновь видя, что парижский мир жесток,
   я рад его вам скрасить для почина.
– Какая же на то у вас причина?

– Я влюбчив. У меня опять заскок.
  Но я – эпистолярщик. Не волчина.
  И, зная, что миг счастья не истёк,
  открою вам в письме небеспричинно,

  что болен вами я неизлечимо.
  Но больше вы поймёте между строк.
  Друг друга мы и  так  не огорчим, но…
  сном сладким станет мир, что был жесток.
  Туда вы попадёте, дайте срок!
  Поверьте, крошка, парню холостому!
  До рая добираться по-простому
   со мной легко в двух случаях из трёх.

К румянцу приведённая густому,
красавица сказала сквозь истому:
– Вы страстны, а ваш друг, напротив, строг,
  и ваш не     разделяет     он восторг.

Атос съязвил: – Я, в пику сну пустому,
  добраться помогу вам лишь до дому,
  но… на руках внесу вас на порог.
   Поторопитесь! Что-то я продрог.

– Друг может вас разжалобить до     слёз,    но…
  искусного создателя реприз
  не слушайте! Он шутит так серьёзно,
  что примем мы за истину каприз

  насмешника, когда уж будет поздно
   вернуться на попятную, – безбожно
Атоса очерняя, Арамис
сам между тем над крошкою навис. –

Хочу, не вызывая в вас протеста,
вас взять,.. чтобы до дома донести,
на руки     сам,     с вот этого вот места.
Приличный способ, что у дам в чести,

в такую ночь мне     влом      изобрести.
  Ручная же доставка мне известна.
– При храбрых кавалерах быть мне лестно.
А что это в крови у вас кресты?!

  Да, собственно, плащи все под завязку! –
кокетливо мадам вела игру. –
  Имею я немалую опаску,
  что с вами я себя не сберегу.

  Дадите фору вы головорезам.
– Плащи? Да за каким они вам бесом?!
  Да мы, их побросав на берегу,
  без них ныряли в воду за портшезом.

  А кровью замарались, набегу
  кое-кого чуть ранее порезав.
  Мадам, я отнесу вас к очагу
  и вместе мы согреемся. Угу?
         *            *            *
В руке дрожала лампа дрожью нерва.
Губу отвесив, ибо был губаст,
начальник патруля остолбенело
застыл, чтоб ненароком не упасть,

но долго не любя торчать без дела,
раскрыл в негодовании всю пасть:
– Побоищам парижским нет предела!
   На бойню парижане шасть да шасть,
   как будто стало     негде     больше денно
   и нощно свои жизни дурням класть!..
   …Ещё  один, кого ты тут не щупал.
   Поди взгляни!
                Сев под фонарный купол,
как если бы призвал шеф на пикник,
дозорный не спеша орешек схрупал
и взором цепко к мёртвому приник:
– Пять трупов, господин сержант. Все трупы
  с оружием. И вещи все при них.
  Отличные,  скажу вам напрямик!
– Сам вижу всё и без твоей подсказки!
  Смотри, почти у всех на мордах маски.
   Их облик кое-что нам объяснит.
– Винца б сейчас, хотя бы по рюмашке!
   Тут столько крови, что меня тошнит!

– Картина маслом! Как понять идею?
  Большое поражение сил зла?
  Кровавому чьему-то рукоделью
  отдам я сходу должное не зря.
  Отнюдь не дилетантская резня!
  И ясно, что не пахнет тут дуэлью.

  Да это сброд де     Гиза,     мать честна!
  Теперь картина в целом мне ясна.
  За кем-то из прохожих по безделью
   такие по ночам крадутся тенью…
– Ночь полнолунья? Действует весна?

– Полна стань за их счёт у нас мошна!
  А прочее привычной дребеденью
  забудется. Какого же рожна
   стоишь?! Нам их наличка не нужна?!
            *            *            *
                (продолжение в http://stihi.ru/2017/08/09/5345
                "Повешена за шею! Бабу жалко...")