15. На первом месте страсть к Австрийской Анне

  (предыдущий фрагмент "14. Да этой даме мало смертной казни!".
     Из 2-го тома  "Миледи и все, все,все." http://www.stihi.ru/2016/05/12/3050)

– Да, но кому, однако, как не вам,
 знать, что графиня Винтер невиновна!
 Прислушайтесь, милорд, к моим словам,
 чтоб мы расстались с вами полюбовно.

– Не вижу ни единой из причин,
 что мне бы помешали ставить визу.
 Вам рано, лейтенант, ваш дали чин,
 и я такому вот Судьбы капризу

  могу легко задать обратный ход.
– Сейчас не обо мне речь, а о даме.
 Милорд, не добавляйте ей невзгод
 в судьбе, что усложнили ей вы сами!

 Задумайтесь, милорд, о небесах
 и опасайтесь вновь превысить меру.
 Свои поступки взвесьте на весах
  по совести и Божьему примеру.

– Займитесь своим делом! Вы – гонец!
– Я требую от вас, пока что втуне,
 милорд, исправьте     сами,     наконец,
  то зло, что совершили накануне!

– Выслушивать я вынужден ваш бред
  и всё ж моё терпение не вечно.
– Учтите, для меня уж не секрет:
 вы с ней себя вели бесчеловечно.

 Вы обрекли бедняжку на позор,
  её же обесчестив накануне.
– Опять вы тут несёте всякий вздор!
 Вас не простил бы, будь вы на трибуне.

 Сам удивляюсь, почему я к вам
  излишне  снисходителен  пока что.
– Милорд, освободите леди!                – Впрямь
  вы крайне невменяемы. Что мачта,

  что вы – прямолинейностью равны.
   Но мачта управляемей намного.
– Милорд, вы – узурпатор всей страны
  и, если что, народ вам не подмога!

– Подите прочь!                – Я с места не сойду
  до полного отмена приговора.
  Желаете ли вы гореть в аду
  за ваши преступленья очень скоро?

– Ты смеешь      угрожать      мне тут, подлец!?
  Пшёл вон! Тут кабинет премьер-министра!
  Эй, все сюда! – воскликнул герцог. – Быстро!
  Карьере, лейтенант, твоей конец!

   Я позабочусь – дело за бумагой!
Ответом лорду был похабный жест.
Взбешённый Бекингем полез за шпагой:
– Марш, офицер, отсюда под арест!

Дух Джона не пришел отнюдь в упадок.
Джон прыгнул к Бекингему. В этот миг
бессменный секретарь милорда Патрик
в дверях с последней  новостью  возник:

– Милорд, вам тут посланье из Парижа.
Лорд, обо всём на свете позабыв,
позволил подобраться Джону ближе,
а сам, к секретарю взор обратив,

с горячностью спросил: – От королевы?
   Скорей давайте, Патрик, я прочту!
Все острые возникшие проблемы
лорд видеть стал последними в ряду.

На первом месте – страсть к Австрийской Анне.
Хватило Джону     мига     одного,
чтоб сократить до лорда расстоянье.
И всё, что Джон накапливал давно,

всю ненависть к милорду, хладнокровно
вложил вояка в свой удар ножом.
Нож в бок по рукоятку вероломно
вонзил Джон, извернувшийся ужом.
 
И это был тот самый нож, которым
миледи отворила себе кровь.
Клинок вполне б гордиться мог столь скорым
кровопусканьем, проводимым вновь.

На сей раз  нож не просто покарябал…
– Ах ты, мерзавец!  Ты ж меня убил! –
воскликнул лорд, заваливаясь  на пол.
Отважный террорист, но не дебил,

Джон, огибая Патрика и прочих,
помчался без задержки в вестибюль,
мечтая избежать всех проволочек,
уйти и от погони, и от пуль.

Джон, прикрываясь лейтенантским званьем,
легко прошёл толпу – скорей бы в порт…
Милорд, ещё владеющий сознаньем,
успел спросить про Анну, и Ла Порт,

посыльный королевы, для хозяйки
кладя в шкатулку извлечённый нож,
пообещал доставить без утайки
всё Анне –   самому,      мол, невтерпёж.

А дело было так. Когда посланец
вбежал в покои с пёстрою толпой,
милорд ему посетовал с тоской:
– Меня убил таинственный засранец.

   Не то безумец он, не то сам чёрт.
– Милорд, вы оклемаетесь! – Ла Порт
закатывал глаза, бледнел от стресса.
Слабея, не терял лорд интереса

к письму от королевы: – Поскорей,
   прочтите мне, Ла Порт. Изнемогаю.
– Посланья королев из-за морей –
    большая ваша слабость, понимаю, –

в испуге озираясь, прошептал
Ла Порт, – но вслух я сроду не читал
   секретов Анны, да ещё публично.
  По меньшей мере, это неэтично.

  Она спешила вас предупредить
  о том, что угрожает вам опасность.
  Меня не пропустили первым… Частность,
   но… враг ваш проявил не  даром  прыть.

Лорд тоже не посмел ломать регламент
секретной переписки и молчком
воззрился в распечатанный пергамент:
речь о войне. Не синим ли чулком

она пред умирающим влюблённым
предстанет, о любви с ним ни гу-гу?
Лорд жалобным, хоть и горячим, тоном
пытал вновь королевского слугу:

– А что же передать просила в  тайне
  мне Анна, кроме строчек о войне?
– Она меня напутствовала:  «Дай мне
  уверенность в счастливом новом дне,

  чтоб я была за герцога спокойна
  при всём том, что не станет он врагом,
  и чтобы ни в лицо, ни за углом
  ему б не угрожали смертью».                – Больно…

  Ла Порт, но что же Анна на словах
  ещё     передала?     Все вон немедля!
  Мне тет-а-тет с посланцем о  делах
  успеть поговорить бы…
                Крайне бледно
уже в тот      миг      смотрелся властелин.
По сути, все прощались с ним навеки.
Рыдали, уходя, все, как один.
У лорда тяжелели быстро веки,

но лорд ещё шептал: – Я  жду,  Ла Порт.
Оказанным ему почётом горд,
посланец оправдал его надежды:
– Вас королева любит, как и прежде.

– Ну, слава Богу! Значит моя смерть
  ей будет далеко небезразлична.
  Жизнь для меня б пустой была, не встреть
  я Анну. Моя страсть к ней безгранична!

  В поступках был я дерзок, даже крут.
  Пренебрегал основами Фен Шуя…
  Заветная шкатулка, Патрик, тут?
  Сюда её скорей, пока     живу    я!

  Ла Порт, подвески     Анне     вновь свези –
  я на тот свет их взять с собой не в силах.
  На курс мне предначертанной стези
  я встал давно, но     ангелов     учтивых

  увижу лишь сейчас. Не тороплюсь,
  но час ухода моего уж пробил.
  Мою страсть к Анне в минус мне иль плюс
  запишет Бог? Шанс встречи с ней угробил

  я     только     что, связавшись с дураком.
  Иль, может, это Божье провиденье.
  Поведай, Патрик, честно мне, о ком
   в любви её мечты и сновиденья?

В последний     раз      признался Анне лорд
в любви через надёжного посланца,
когда полы окрасив в цвет багрянца,
мечтал побить      живучести      рекорд.

Но герцог знал: надежды     нет     на чудо.
Лишь дюжину минут тому назад
Он был здоров и царствовал, покуда
вдруг на учёт у  Смерти  не был взят.

А Фельтон, выбивающий чечётку
на лестнице, ведущей из дворца,
не  оглянулся  даже – роль гонца
исполнил креативно, за красотку

всю грязную работу произвёл.
Джон разметал последних, встреч бегущих,
и тут  его бескрайний произвол
внезапно завершил не всемогущий,

но власть над ним имеющий барон.
Лорд Винтер по донесшейся шумихе
и Фельтону, что лез из кожи вон,
всё понял.  Он один в неразберихе

схватить мог террориста за грудки.
Барон – его кумир и благодетель.
Пусть Джона сам комбат и не приветил,
с ним Джону было драться не с руки.

– Ну, негодяй! – барон воскликнул грозно,
успев в глазах убийцы всё прочесть. –
  Я знал, что так и будет, да уж поздно
  кого спасать. Ну, разве что лишь честь.

    Однако нет – себя я обесчестил
  доверчивостью,  глупостью  своей!
   А ты – кретин вдвойне! Тупой плебей!
Убийца и не ждал в свой адрес лести

и сдался сам с поникшей головой,
совсем не оказав сопротивленья.
В последний раз в глазах мелькнул живой
огонь и перешёл в недоуменье,

когда узнал Джон     парусник      вдали –
кораблик, уходящий к горизонту…
К орудьям поднесли уж фитили
артиллеристы порта, а к эскорту

у дерзкого убийца за спиной
толпа уже лепилась снежным комом,
и Джон, башкой мотавший, как хмельной,
взор повязал вдруг с      кораблём      искомым.
   
А порт уж обречён был на хаос.
Недружным залпом выстрелили пушки.
Ободранный от пяток до макушки,
не лейтенант, уж даже не матрос,

Джон встрепенулся, вопрошая жадно:
«Который час»? «Девятый  час  уже», –
ответ в ушах звучал так беспощадно,
что Джон, на судьбоносном рубеже

мучительно прозрев, поник навеки.
А тут уж масла     лорд     подлил в огонь:
«Вокруг тебя морпехи, как морпехи,
и только ты – дерьмо! Вороний корм!

Потенциальный висельник! Тупица!
Пусть черви поглотят твои мозги!
Ну,     понял     ты, что хитрая лисица
тобой, щенком,      крутила!?      Все круги

двоим вам уготовленного ада
пройдёшь ты, бесов прихвостень. Упрям
ты до  конца  был, возомнив, что надо
стоять горой за демона. Баран!

Укрыться с чувством выполненного долга
тебе, подлец, я всё же помешал.
Возмездия осталось ждать недолго.
В конце концов, ни хитрости, ни шарм

злодейку не спасут от казни тоже»…
Убийца шёл понуро, но без дрожи –
ему теперь уж было всё равно,
коль на душе всё пусто и черно...
            .            .            .
Все в миссиях своих определились,
согласно отведённым им ролям.
Миледи запустила в Джона вирус
агрессии, и Джон, зол и упрям,

смешал кровь Бекингема и миледи
этапами, но на одном клинке.
И этот факт вошёл как лихолетье
в историю страны. Джон налегке

покинул под шумок пункт преступленья,
но шеф морпеха был уж начеку,
с утра узрев и сопоставив звенья
побега леди Винтер. Знатоку

милединых намерений не жалко
загнать со страху было двух коней.
Добилась своей цели парижанка
в Британии, в стране враждебной ей.

Злодейку оградили от забвенья
и бережно носили на руках
за то, что тварь дала благословенье
на смерть милорда, Англии на страх.

Злодейству поневоле потакая,
коварству предоставили карт-бланш.
Найти б тропу удачи! И такая
нашлась. Как тут вдове не взять реванш!?

Любить, лелеять собирались вечно,
по крайней мере, до последних дней.
Блаженно  преклоняясь  перед ней,
ей верил лейтенант, увы, беспечно.

Сбежавшей подстрекательницы хвост
увидели и лорд, и исполнитель.
А тело Бекингема на погост
спровадили в семейную обитель.

А вскоре и наивный легковер
был отдан жадной Смерти в виде дани.
Разжалованный храбрый офицер
казнён был так, что выли пуритане.

Достигнувши французских берегов,
миледи отошла от ликованья.
Она могла иметь все основанья
ждать мести многочисленных врагов.

Миледи доносила кардиналу:
мол, флот британский прочно сел на мель;
милорд, придя трагически к финалу,
навек оставил флот и Ла-Рошель.

Его желанье жить, как пережиток,
Смерть     высмеяла –    ей бы лишь поржать.
Пусть  полчаса  аж этот недобиток
боролся (нужно должное отдать),

здоровьем оказался герцог  хлипок,
чтоб Смерть в её  правах  разубеждать.
В Бетюне монастырь есть кармелиток.
Укрывшись в нём, миледи будет ждать

дальнейших указаний кардинала.
Есть у неё самой двойная цель:
загнать гасконца в гроб или на нары,
но перед тем познает пусть кобель

страданья, пережив свою  подругу,
поскольку Бонасье обречена.
И к этому сама миледи руку,
как можно     раньше,     приложить должна...