***

На завтрак – новости, на ужин – телевизор.
Я подставляю уши под лапшу.
Я под раздачу баланды спешу
и новостных харчей – про то,
как славно на Руси, поменьше бы хачей,
про новый космодром, роддом, дурдом,
которые для нас построит власть,
как будто бы последней не накласть.

Накласть еще вам каши?
 – Без сомнений, а из чего она?
– Из совпадений,
А как насчет стакана киселя?
– КисЕля много мне нельзя.
Имеет он слабительный эффект, боюсь я несваренья.
Вы наложите мне брилёвского варенья,
бальзамом на душу его мне сладкий вкус.
– Как? Сегодня не закажете медуз?
Тогда позвольте угостить вас снова
холодным супом из усов пескова.
– А есть ли блюда кухонь мира, сейчас на них большая мода?
- Простите, но свободу слова мы не готовим для народа.

Увы, я не новатор стиля,
в стихах глумились многие поэты,
шутили и ругались матом, им отвечали даже дипломаты.
Я также не нова в стремленьи кушать ту гадость,
что стекает в наши уши, умы, сердца,
которой нет конца,
начала и спасенья,
ну разве что уйти в забвенье,
уехать в Катманду
и добывать еду
с деревьев и земли,
а не глотать разжеванную кашу
заботливой медийною мамашей.

Бог есть – и это телевизор.
И этот бог есть хвост, виляющий собакой.
Он – един.
А на собаке мы сидим,
и нас несет в клоаку.
Для бедных этот бог придумает мечту,
богатым – сразу несколько исполнит,
он одинокие сердца участием наполнит,
добудет власть для тех, кто на посту.
Он всемогущий, он нам скажет:
«В строй, ребята!» и мы стекаемся Полком,
оказываясь под колпаком большого брата.
Он кормит с ложки, мы съедаем со смаком сливки новостей,
с трудом критично разбирая,
где ад, где явь, где Врата Рая.
Эх, сесть бы на диету
и поселиться где-нибудь в Тибете (если не срастется в Катманду),
без телевидения, в тиши…
Но, каждый день, на ужин снова заказываем порцию лапши.