Черствеет сердце, чтоб не разорваться...

Черствеет сердце, чтоб не разорваться!
Тупеет ум, чтоб только не понять....
И жизни всей приходится стараться,
Чтобы над бездной душу удержать.

Звереют руки хваткою смертельной,
В глазах - тоски застыла пелена....
И бытие рубахою нательной
Стоит на смерть, как грозная стена.

Но где-то..., внешностью, пока, невнятный,
В кругу небес заоблачных вершин -
Лежит тот мир, мне близкий и понятный,
Над этим миром будущих руин.

И я, как в треснувшем стекле зеркальном,
Где образ мой, от трещины, двоится -
Он духом там..., а телом здесь, в реальном -
И меж собою крайностью разнится.

Я здесь - в реальном - немощный и жалкий,
Само убожество в ряду убогих:
Не в меру - шаткий, и довольно валкий,
Как и положено в судьбе двуногих.

Не нужен Богу мир неискушённых,
Ни ведавших грехов и покаянья:
Была б нужда - Он, страстью не смущённых,
Плодил бы ангелов в пределах Мирозданья.

Ему нужна - душа моя живая,
Вознёсшаяся с дыбы просветлённой,
Чтоб бытия иного, не марая,
В глубинах вечности была запечатлённой.

И время есть, немножечко, у времени,
Чтоб не разрушить зыбкие мосты!
И, всё ж, дождаться будущего племени,
Кружась у мёртвой огненной черты.

От той другой, зеркальной половины...,
И Богом ей доверенного дела -
Из обожжённой истиною глины,
Чтоб сбыться телом нового предела.

Кому-то надо ведь в ранимых звёздах
Вылизывать обилие коросты,
И всеми силами, в небесных гнёздах,
Отскабливать ледовые наросты.