можно

в комнате пусто, без-
умно разглашаются светские тайны,
любовь, что не к мес-
ту получше предательств.
зум не настроен, резкость молчит,
в свете аспидной ночи
ты потерялась средь
остальных кровожадных волчиц.

я чувствую себя добычей,
не исключающей радость,
рисующий, как чернокнижник,
заклятия на задней парте,
под гороскопные события
гоню свою бренность бытия
и тела.
и не даю пощады окружающим мирам
бестактным потребительским обстрелом.

и мне желается, мне хочется,
чтобы за искренность платили,
ведь ложный мир уж возомнил,
что я всех ценностей насильник.

что не любовь, то верность и до гроба,
но неожиданность лежит отнюдь не в ниж-
них этажах, а в запылившихся коробках,
под общим тезисом "мой дорогой дневник",

и я читал.

под увлечительным стеклом пристрастий,
почерк распутный, с каллиграфией казни,
в итоге каждый «мой любимый» общим словом,
можно из текста исключить вступленьем [в]водным.

и исказить все, и переиначить,
как ошибающийся голос
в телепередаче,
большим вс-
туплением, остротой фраз,
вгоняющих во мрак агоний,
чтобы увидеть истину
не хватит сотни ламп настольных.

а только глаз, наточенный под мерзкий «слух»,
улавливающий каждый беззвучный-звук,
соединяющий в дилеммном стыке,
что о друг друге мы не-
мыслим.

на старте всех перипетий,
от поисковых дел полезней отойти,
во что вести единоличные сраженья из-
нутри
когда можно спокойно всё об-
говорить