7. Высоким чувством проникся к женщине...

  (предыдущий фрагмент "6.Пусть привыкает к женским телесам"
     http://www.stihi.ru/2016/05/07/6764

– ...Верёвка вам к лицу! – лорд за все дни
издёвки начинал с её капризов.
Миледины глаза увлажнены,
а голос сдавлен. Но в ответе – вызов:

– Я склонна думать  так  же, вот вам крест!
    Ну, и     ещё      подумаю об этом…
Тревогу Джона, нервный его жест
лорд понял недвусмысленно: – Эй,     где     там

     ты, Джон витаешь?! Верить ей нельзя!
     В том на тебя я вправе положиться.
     Ещё три дня – и эта егоза
     пусть пробует с     матросами     ужиться.

     Её отправлю я так далеко,
     где от неё вреда не будет точно!
Джон слушал, молча двигал кадыком,
дав волю лишь     глазам      кричать истошно.

Ему в душе так было леди жаль,
что слушал обвиненья он предвзято.
А между тем лорд Винтер продолжал,
к ехидству прибегая резковато:

– И будем мы у Господа в долгу,
  коль он её от нас припрячет где-то…
– Ты слышишь!? – подняла взор к потолку
миледи так, что деверь принял это

за обращенье к Богу, ну а Джон
принять мог на свой счёт. Джон драл лишь фалды
мундира, а полез бы на рожон –
так граф его     предателем     назвал бы.

Лорд,    под руку питомца выводя,
чуть     шею     не свернул себе, взирая
на тыл через плечо. Кровь не вода –
свою жаль проливать. Чуть что и краля

пырнёт, чем чёрт не шутит, со спины!..
Ушли, опять оставив даму с носом,
начальник с подчинённым, дружбаны.
Опять её план бегства под вопросом.

Да, Фельтон далеко не д'Артаньян,
который любит женщин ради женщин.
Джон лишь от     пуританок     постных пьян,
ну, а для страстных дам он зол, как шершень.

Ну а барон заметно поумнел,
становится     мужчиной,      ради мести.
Пускай бы он, собака, охромел
на все четыре лапы сразу вместе,

а то всё ходит, бдительность блюдёт!
Джон до сих пор  колеблется,  служака!
В  ногах  лежал и вдруг наоборот –
дистанцию  вновь держит.     Трус,     однако!

Час миновал – Джон снова тут как тут.
– Мы вновь одни. Услал я часового, –
оставил настежь     дверь     Джон-баламут,
как будто ни ключа нет, ни засова. –

   Прокрался я сюда, как партизан.
   Наш разговор остаться должен в тайне.
   О вас мой благодетель рассказал
   ужасную историю – я крайне

    растерян, просто кругом голова.
Затворница с улыбкой кроткой жертвы
вздохнула. Мол, ты видишь, я права:
напраслину возводят так, что тщетны

попытки     оправдаться     все, увы.
Джон молвил: – Я промеж двух словоплётов…
   Одно из     двух     выходит: или вы –
   коварный демон или же, напротив,

   мой благодетель, ставший мне отцом –
   чудовище, которого не знаю.
   Считать ли мне лжецом и подлецом
   того, кого два года принимаю

   душой и сердцем, искренне люблю?!
    Вас знаю я четыре  дня  всего лишь.
   Колеблюсь я помногу раз на дню,
   Быть глупым сам себя не приневолишь.

   Не вдруг вопрос ребром, вопрос стоймя
   был поднят о доверии к миледи:
– Совсем  нет сил утаивать, что я
   люблю вас больше всех людей на свете.

   Но… надо отрабатывать свой чин,
   быть верным, как никто, своей присяге,
   признав безосновательность причин
   сочувствия вам в вашей передряге.

   И пусть вас не пугает то, что я
    стремлюсь отсеять правду от неправды.
– Как просто мне открыл свой божий  нрав ты!
– Высоким чувством, вам благодаря,

  я сам проникся к женщине     теперь     лишь.
  Бывало, раньше взор-то в даму вперишь,
  но никакого     трепета     в душе.
  Зачем, как мавританка в парандже,

  таитесь     от меня? Я ночью всё же
  приду, чтоб убедили вы меня
  во всём, чему пока что грош цена.
  Любовь слепа, но… правда мне дороже.

  Коль вас бесчестно бросили в тюрьму…
– Пускай вы – справедливости  блюститель,
  я жертвенности вашей не приму.
  Вы чересчур рискуете, остыньте!

– Мне по моей     натуре     не дано
  уйти, чтоб вы остались безутешны.
– Я всё равно погибла! Так зачем же
  со мною погибать вам заодно?

  Вам скажет, что я вовсе невиновна,
  наглядней и эффектней моя смерть.
  Уж коль мне на верёвке не висеть,
  то     нож     хотя бы дайте безусловно.

  Для вас ведь убедительнее труп,
  чем жалкий лепет узницы, не так ли?
– Пусть я несправедлив, зато не туп,
  и я хочу, чтоб ни единой капли

  тут вашей крови впрямь не пролилось.
  Зачем непоправимое мне горе?!
  Смерть не должна ни вместе нас, ни врозь
  забрать у Жизни ни сейчас, ни вскоре.

  Я     клятву     с вас возьму, чтоб на себя
  не наложили     руки     вы покамест.
  Пускай уж Смерть сегодня     старика     ест
  и вовсе не заглянет к вам сюда.

  До встречи в ночь! Уж если после ночи
  вы будете упорствовать опять,
  я     тоже     буду, но уже не очень…
  и сам пойду     могилу     вам копать.

Немного поломавшись в этом торге,
миледи уступила, клятву дав,
и Джон верхом на собственном восторге
умчался, унося во взоре драйв.

Что клятва, коль сама уж  вера  хлипкой
была в её душе!  «Тупой сапог! –
подумала с презрительной улыбкой
она о лейтенанте. – Да мой бог –

ведь это я сама  и     тот     в придачу,
кто  отомстить  поможет мне скорей.
Ещё на время когти я припрячу,
а там уж хоть и     сам     ты околей,

несносный пуританин, недоумок!
Коль что не по уму, так по плечу?
В каких таких ты пребываешь думах,
коль я верчу тобою, как хочу»!..

                (продолжение в http://www.stihi.ru/2016/05/08/4150)