Ловец лиц

Она жила уже довольно давно в этом мире, - таком странном, таком жестоком и скучном, и лишь иногда он поворачивался к ней другой стороной – стороной радости и тепла, добра и счастья, давая надежду, чтоб потом отнять ее снова… Она была странным существом, - если обычному человеку судьбой было отпущено лишь пару-тройку лиц в лучшем случае, то ее одарило невозможным – она имела тысячи лиц, сама не зная их все. Она была настолько разной что многие знакомились и дружили с ней множество раз, даже не догадываясь , что имеют дело с одним человеком. Она, заглядывая в зеркало по утрам, не знала увидит ли она в нем знакомую, друга, или – совершенно незнакомую женщину, которую предстоит узнать, почувствовать и сродниться с ней,  быть может, всего на сутки… Иногда ей бывало очень тяжело, когда в какое-то из ее лиц влюблялся мужчина, так близкий ее душе и телу, что она, казалось, сама останавливала череду своих превращений, оставаясь некоторое время сама-собой… но потом все возвращалось на круги своя – лицо за лицом менялось чередой, и он уходил неизменно, да и она, изменяясь внешне, забывала о своей близости и любви к нему. Так проходили годы… Ее очень любили дети, и свои и чужие, - ведь детям претит обыденность, да и взрослые для них настолько непостижимы, что ее изменчивость воспринималась ими лишь как еще одна таинственная способность взрослых творить чудеса. Она тоже очень любила детей, любила жизнь и жила ею, за счет своей изменчивости сохранив искренность восприятия, открытость души и даже романтичность. Но с некоторых пор что-то постоянно грызло ее, не давало успокоиться,  - ее истинное, первое лицо не давало ей покоя. Она хотела обрести его вновь, почувствовать спокойствие и тепло внутри себя, перестать изменяться, хотя бы на время, остановиться и пожить жизнью обычных людей… Вот тогда она и узнала о ловце лиц, словно кто-то: провидение, бог или дьявол – подсунул ей ту книгу, когда, думая что выбрать почитать, она вела пальцем по их корешкам, медленно идя между стеллажей библиотеки… То что она прочитала в книге казалось настолько удивительно созвучным ее мечтам, ее желаниям, настолько таинственно вовремя появившемся, что она в находилась в замешательстве некоторое время, пока неожиданное происшествие не подтолкнуло ее к тем поступкам, которые завертели колесо судьбы с огромной скоростью, увлекая ее к будущему, такому неожиданному и странному…


Он жил обычной жизнью обычного человека, выглядел обычно, в одежде не выделялся, способностями тоже не блистал, - в общем все было бы как у всех и у него – работа, семья, дети, увлечения, мелкие страстишки… Единственное что с самого детства волновало его в себе самом, что он открыл в себе со страхом и удивлением, - это его не способность быть настоящим, тем кем он был на самом деле. Он легко сходился с людьми, умел слушать, а самое главное - понимать других людей, как случайных знакомых, так и друзей, которых у него было много, умел надевать разные маски и использовать их очень искренне, как гениальный актер вжившись в свою роль… а оставаясь наедине с собой, не чувствовал ничего и даже иногда почти ничего не помнил, и самое страшное, снимая очередную маску, не находил под ней своего лица, не чувствовал своего я, которое настолько потерялось в отголосках и тенях чужих душ внутри него, что он не мог его даже различить, даже почувствовать. Однажды, будучи уже не ребенком, но и не взрослым, находясь в том самом времени, когда человек еще может почти все успеть, он шел по улице и увидел женщину, шедшую ему навстречу. Эта-то встреча и изменила его жизнь бесповоротно… Женщина показалась ему странно знакомой, хотя он точно знал, что никогда не видел ее в своей жизни, – память на лица у него была удивительная – он замедлил шаг, посмотрел на нее внимательнее, и вдруг понял, что женщина напоминает ему очень многих, если не всех женщин виденных им в жизни. И тут удивительное чувство понимания того, что эта женщина так же как он не имеет своего лица, не чувствует собственного я, толкнуло его, ударило его прямо под дых. Он упал прямо на нее, а когда очнулся, увидел ее лицо над своим, - она с тревогой вглядывалась в его глаза и прижимала к его лбу мокрый, холодный платок. Они подружились и стали встречаться, сначала как друзья, а потом и как любовники. Она была гораздо старше его и опытнее, а он был хорошим учеником, да и тайное знание об их отличии от других людей помогало ему угадывать малейшие изменения переменчивого женского настроения и сексуальности, поэтому занимаясь любовью они иногда создавали настоящие шедевры, и в моменты оргазма он буквально проваливался в собственное я, чувствовал все его закоулки и тайники, видел, крепко закрыв от страсти глаза, как ему казалось, свое настоящее лицо детально. Но открыв их, вывалившись из той вечности которой оборачивались для него эти секунды, он не помнил и не понимал ничего, - только легкое послевкусие, послезапах, напоминающий ему смутно о пережитом погружении в собственное я. Им было хорошо вдвоем, и он уже начал убеждать себя, что чувствует конец ниточки ведущей к собственному я, начинает обретать то неповторимое, сокровенное нечто внутри себя, что отличает одну душу от другой, как вдруг…


Он проснулся от того, что одеяло сползло с его ступней, и ногам его стало холодно. Поправил одеяло, перевернулся на другой бок, обнял ее, закрыл глаза, - сон не шел. Он привстал на одной руке, перегнулся через нее, убрал с ее лица волосы, чтобы, поцеловав, разбудить и втянуть в еще один долгий, страстный поединок, но… он увидел чужую женщину, довольно красивую, безмятежно спящую спокойным сном, но совершенно незнакомую ему! Он замер, сразу поняв, что то, чего так страстно желал он, к чему так стремился, на что надеялся, удалось именно ей первой, хотя она и не подозревала ни об отсутствии того, что приобрела, ни о возвращении, - чудесном возвращении собственного лица. Мысли вихрем закружились у него в голове, - обида, страх, боль, - все смешалось у него в душе, сердце колотилось как бешеное, рука чуть не подогнулась, и он, с трудом сохранив равновесие, сел на кровати, тяжело дыша. Так сидел он долгое время, по пояс укутанный одеялом, с закрытыми глазами, пытаясь осознать, понять и принять то, что произошло с ними, с ней. Очнулся он от того, что она целовала его спину и плечи, своими мягкими губами неожиданно прикасаясь к нему то тут то там. Мысли не стали яснее, и он, поддавшись лени и мягкому, легкому удовольствию, окутывающему его постепенно, как бы забыл об утреннем открытии, сдавшись  на милость ее рук, губ, теплого мягкого тела, влажных теней и света солнца, золотящего ее загорелые, чуть разведенные ноги… Дни шли за днями, ночи сменяли другие ночи, он жил, с удивлением замечая изменения происходящие с ней, ее трансформацию, такую желанную и невероятную, если бы не одно но… С ним не происходило ровным счетом ничего, он стал каким-то отстраненным, печальным, рассеянным, - все его мечты рушились, рассыпались в прах, он не чувствовал даже той тоненькой струйки запаха собственного я, которую, казалось, почуял только недавно… Она же, наоборот, расцвела, стала энергичной, активной и, обретя собственное я, смогла полюбить его по-настоящему крепко и целеустремленно… Как-то раз, примерно через месяц после того утра, которое подарило ей индивидуальность, а ему тоску и сомнения, он вышел в магазин за продуктами – она решила приготовить романтический ужин – и медленно брел по бульвару, рассеянно держа в руке незажженную сигарету. Он глядел себе под ноги, был погружен в себя, поэтому скорее почувствовал, а не услышал человека, на которого чуть на налетел. Подняв глаза, он извинился и только потом посмотрел в лицо тому, кто стоял перед ним. Это был мужчина все еще очень крепкий, хоть уже и седой, неопределенного возраста, хорошо одетый, с книгой подмышкой и сигаретой в зубах. – Внимательнее надо быть, молодой человек, - сказал мужчина, - а то можно забрести очень далеко и наткнуться неведомо на кого, - он улыбнулся, похлопал его по плечу и обойдя двинулся дальше. Когда мужчина отошел на несколько шагов, он обернулся и крикнул ему вслед: - У Вас огонька не найдется? – Конечно, - мужчина повернулся, и он опять, как когда-то давно, при первой встрече с той что ждала его дома с продуктами, чуть не упал, различив в случайно встреченном прохожем все то же знакомое неуловимое – размытость черт лица, как будто его начали стирать, но бросили на пол-дороги, похожесть на всех людей одновременно, глаза глубокие, но не таящие ничего сокровенного. Все это заставило его опять вспомнить свои надежды, уже было похороненные и сделать шаг навстречу мужчине на бульваре, навстречу следующей своей встрече в долгой череде их, которая повлечет его по жизни с непонятной  и непостижимой для него целью…



…Женщины и мужчины, дети и взрослые, нищие и богатеи, таланты и бездари, бездельники и работяги, сумасшедшие и вполне нормальные люди – они нескончаемым потоком шли по улицам его родного города. Всех он должен был обязательно узнать и почувствовать, уловить внутри каждого ту ноту, которая, когда он подхватит ее и, усилив, придаст ей форму и облик, превратится в песню души именно этого человека, вернув тому утеренное когда-то истинное лицо. Он метался между ними лихорадочно пытаясь успеть, пока у него еще есть силы, пока они не ушли из полосы света от уличного фонаря, пока не случилось нечто ужасное, чего он боялся больше всего на свете. Они почти не смотрели на него, были погружены в себя и молчаливы, кто-то кивал ему, кто-то – печально улыбался, кто-то терпеливо дожидался его ухода и молча двигался дальше. Он не в силах вынести этого кричал и плакал, бросаясь то к одному из них, то к другому, но все равно не успевал ровным счетом ничего. И тут он увидел спину женщины, которая почти уже вошла в губительную – он знал это наверняка – темноту. Он почему-то понял, что это его последний шанс – спасти именно ее, тогда и он будет спасен от чего-то ужасного и пока неотвратимого. Он бросился, отталкивая их всех, продираясь к ней, спотыкаясь, плача и крича, но она уходила, расстворялась в темноге, унося его надежду, всю его жизнь. Он сделал последнюю отчаянную попытку и неимоверным напряжением сил, уже падая успел схватить ее за подол юбки, чуть ниже колен, которая была на ней. Но она уже практически покинула освещенное место, и темнота втянула ее, всосала в себя, не дав вырваться или даже обернуться, - ткань затрещала и порвалась, как будто обрезанная границей света и тьмы. В руках у него остался лишь обрывок ткани, довольно плотной, темной, с рисунком в мелкую клетку. Он бессильно уронил голову на мостовую и закрыл глаза… и тут же проснулся, как всегда после этого сна в слезах, потный, постель была разбросана по всей комнате, все тело болело, болела голова и глаза воспалились и покраснели. Он со стоном сел в кровати и, обхватив голову руками, уставился на стену напротив. Этот сон снился ему уже не один год, то не беспокоя месяцами, то наведываясь несколько раз в неделю. Он уже почти привык к нему, лишь финал никогда не повторялся, видимо потому он обычно его не помнил. Но не в этот раз… В этот раз, наверное впервые, он помнил все до мелочей – фигуру женщины, ее одежду, даже легкий запах ее духов, донесшийся до него, когда он почти настиг ее. А главное, - что он осознал, только окончательно проснувшись, - он сжимал в правой руке неведомо как тут оказавшийся обрывок ткани, довольно плотной, темной, с рисунком в мелкую клетку. Он с каким-то тупым выражением уставился на него, а потом вдруг лицо его, с трудом вспоминая забытые давно ощущения, расплылось в искренней радостной улыбке. Она все-таки существовала на свете, а значит – он должен будет ее найти, и он найдет ее. Вскочив с кровати, он выбежал из бунгало и, как был голый, с криками радости на непонятном тут языке бросился в утренний океан …



Уже сидя в самолете и глядя в иллюминатор, он вспоминал свои последние годы, такие странные, полные неожиданностей и поворотов судьбы, которых бы иному хватило на целую жизнь. Перед ним проходили лица людей, которым он, пускай сам не понимая как , пускай в погоне за призрачным миражем собственной мечты, но помог обрести себя, узнать кто же они на самом деле, вернул собственное истинное лицо. Они были разными – эти люди, молодыми и старыми, мужчинами и женщинами, богатыми и бедными…такими же разными как в мучавшем его сне, который теперь казался сном-подсказкой, сном-подарком от неизвестных сил, о существовании которых он даже не догадывался. Он давно уже научился принимать жизнь такой какая она есть, - со всеми ее странностями и причудами, не жалуясь и не хныча,  - лишь грубела душа, черствело сердце, да мечта, ради которой он когда-то резко изменил свою жизнь, становилась все недоступней, призрачней и иногда он даже забывал о ней, а вспоминая  - почти никогда ничего не ощущал в себе кроме раздражения  и усталости… Сейчас все изменилось, по крайней мере ему так казалось,  - он чувствовал в себе азарт охотника, одовременно с отчаянием обреченного. И смесь этих чувств, других эмоций и чего-то еще, того, что он ощущал разлитым вокруг себя, как позывные радиомаяка, как излучение, создавали совершенно другой настрой, другое направление мыслей, - его даже несколько трясло от бродящих внутри сил и ощущений… Объявили посадку… Он очнулся от собственных мыслей, вернувшись в салон самолета… В родном городе, как обычно, точнее как всегда, когда он возвращался в него, шел дождь… Такси несло его по улицам города - знакомым и не знакомым, - и, чем дольше он находился здесь, тем сильнее он ощущал странные торопливость и беспокойство, так не свойственное его натуре. Взбежав пешком на свой этаж – от охватившего возбуждения он не смог дождаться лифта – он открыл дверь своей квартиры, сделал шаг  внутрь и … ничего не изменилось здесь с его последнего визита – казалось, даже пыли нигде не было – те же бежевые чехлы на мебели, те же портреты на стенах, лицом обернутые с стене, те же плотные шторы сдвинутые так, что ни один лучик света не пробивался сюда… На утро он проснулся рано, не оставив в душЕ ни следа от вчерашних сомнений и неуверенности, а сохранив лишь азарт и возбуждение. Он, совершив обход квартиры, поджарив себе яичницу с колбасой и помидорами и с аппетитом съев ее, подошел к окну и, отодвинув шторы, взглянул на улицу. Город жил, - так он жил всегда, - не обращая внимания ни на человека в себе, ни на погоду вокруг. Он вглядывался в лица прохожих и в струи дождя в тщетной надежде различить сквозь него что-нибудь, что дало бы ему подсказку, - где искать ее, кто она, смогу ли я на этот раз совершить то, что я задумал???.. Он вторую неделю колесил по городу на всех видах транспорта, таксисты отвозили его ночью домой за-пол-цены, иногда в метро, на станции рядом с его квартирой, билетные кассиры пропускали с утра бесплатно, контролеры в автобусах и трамваях здоровались с ним за руку и сочувственно интересовались: «- Как дела?»


Он, как один из героев Кортасара, в метро пытался поймать в отражении в вагонном стекле ее взгляд, он ронял в троллейбусах, автобусах и трамваях сидящим девушкам и женщинам на колени различные предметы, надеясь, что лицо которое он увидит – будет лицом той женщины из его сна, которою одну он искал в этом огромном городе. Хотя, по большому счету, он не догадывался каким будет ее лицо, ведь в своем сне он никогда не видел его, но ему казалась, что если он увидит ее, то сразу догадается, почувствует, даже поймет, что это именно она. Но дни проходили за днями, а поиски все не приносили ничего кроме разочарований. Он мучительно пытался найти ответ задачи, у которой были настолько туманные условия, что другой бы уже давно плюнул бы и опустил бы руки, осознав это, но только не он…
 Прошло пару недель с тех пор как она случайно наткнулась в библиотеке на ту книгу, которая так вовремя попалась ей под руку. Она ехала домой позже обычного, засидевшись с подругами за рюмкой-другой вина по случаю дня рождения одной из них. Сидя в полупустой электричке, периодически задремывая и пытаясь не пропустить свою остановку, она лениво думала о собственной жизни, о своей судьбе, о будущем. Мысли текли сами по себе, она практически не управляла ими, одна рождала другую, та – третью, и так до бесконечности… Но, как обычно неожиданно, подошла ее остановка, она вскочила, побежала к выходу, на бегу просыпаясь и приходя в себя. Когда она уже готовилась выйти на темную платформу из ярко освещенного тамбура с ней и с окружающим пространством вдруг что-то произошло, - все вдруг стало зыбким и нереальным, каким-то замедленным, в ней самой что-то колыхнулось и на миг замерло, словно остановилось время вокруг нее. Двери открылись, она сделала плавный, какой-то неуверенный шаг на платформу, как будто чувствуя спиной чей-то напряженный взгляд. Вдруг подол ее юбки в мелкую клетку чуть ниже колен дернуло, как будто он за что-то зацепился. Это вывело ее из оцепенения, и она решительно пошла вперед, на ходу ощупывая юбку. С удивлением она обнаружила, что материя порвана и кусок подола просто отсутствует. «- Идиоты, ничего не делают, только деньги с людей гребут. Хоть бы чинили вовремя вагоны, а то так и пораниться можно серьезно» - подумала она, уверенная, что просто зацепилась юбкой за какую-то железяку, торчавшую в дверях вагона… Она медленно шла домой, в некой прострации, приятно пьяная, ни о чем не думая и не тревожась. Мысли о ловце лиц, о собственной судьбе и мечтах оставили ее, - она просто наслаждалась летней ночью, своей пока еще молодостью и приятными ощущениями, вызванными выпитым накануне… Наутро, проснувшись довольно поздно, - был выходной, - она долго лежала в кровати и никак не могла отогнать от себя навязчивой идеи одеться, выйти на улицу и броситься на поиски чего-то или кого-то, - чего или кого, она даже не понимала, но ясно чувствовала в себе такое желание непонятно откуда появившееся и чем вызванное. Через полчаса борьбы с самой собой она не выдержала, вскочила с кровати и, наскоро приведя себя в порядок, приготовив детям обед, перекусив и одевшись, вышла на улицу…


Провела она в городе весь день и весь вечер, перемещаясь с места на место без какой-либо системы и совершенно неожиданно для самой себя выбирая следующую точку маршрута. Что ею руководило в ее блужданиях, она не понимала, как не понимала и то, зачем она хаотично перемещается по улицам, не в силах даже остановиться, чтобы поесть. Придя домой уже за полночь, она обнаружила мужа, приехавшего сегодня из командировки, в знак протеста против ее отсутствия выпившего бутылку водки и спящего одетым на диване в гостинной. Тогда же она вспомнила и об его сегодняшнем приезде, о том, что забыла дома телефон и о детях, которые сейчас мирно спали в своих кроватях. Вот уж о них-то она никогда не забывала, - эта мысль заставила ее вздрогнуть. «Может быть у меня какое-то психическое расстройство», - с испугом подумала она. Но заглянув в свои глаза в зеркале, она не заметила в них ни капли безумия, в мыслях и чувствах царил порядок. Она недоуменно пожала плечами и перестала копаться в себе, уставшая за целый день беготни. Подумав, что утро вечера мудренее, она легла спать, отложив все проблемы на завтра. Но завтра все повторилось, только встала она с первыми лучами солнца и, спешно собравшись, выскользнула из спящей квартиры в летнее утро, чтобы вернуться в нее только к вечеру. Муж, посмеиваясь, чистил в раковине картошку, пытаясь следовать советам детей. Она, опершись о косяк входной двери, наблюдала из темного коридора освещенную кухню, и, будь она в ином состоянии, картина эта умилила бы ее до слез. Но сейчас ей было не до этого – болели стертые ноги, гудели мышцы, звенело от голода в ушах, очень хотелось пить, а главное – хотелось понять: что же она искала на улице эти два дня?.. Наступило утро понедельника, и все повторилось опять. Муж хмуро пытался узнать, куда это она собралась в пол-пятого утра в понедельник, стоя в коридоре и глядя, как она сосредоточенно обувается, стараясь не задевать при этом заклеенные пластырем мозоли. Она лишь молчала в ответ, вспоминая вчерашние попытки объяснить ему свое странное поведение. В конце концов он махнул рукой и пошел досыпать, бормоча про себя что-то недовольно… Так продолжалось еще два дня, - она уходила с рассветом и возвращалась то вечером, то ночью. Она исхудала, тени залегли у нее под глазами, сон уже не возвращал истраченных сил, да и сном его уже можно было назвать с большой натяжкой – так какое-то полузабытье. Муж пробовал угрожать, заботиться, не отпускать ее, грозился отправить ее в сумасшедший дом, предлагал вызвать скорую, врача – она лишь молчала, лишь иногда выдавливая из себя одну фразу: «- Я должна найти его…» И вдруг в четверг все кончилось… Она наконец-то заснула под утро крепким сном и проснулась в двенадцатом часу – странно спокойная и отдохнувшая, как будто прошедшая пик некоей болезни и почти выздоровевшая. Она чувствовала, что ее не тянет куда-то и не гнетет та странная сила, что почти неделю владела ее целиком. И вдруг она расплакалась, но, рыдая, поняла, что плачет не от облегчения, что все закончилось, а от горя, от безумной потери чего-то, что вместе с давешней одержимостью жило в ней и сейчас тоже ушло, оставив после себя невыносимую пустоту…



Неделя не принесла неожиданностей – странное наваждение не возвращалось к ней. Чувство странной утраты чего-то важного и значительного притупилось и уже не отдавалось болью в душе, и лишь вопросы, на которые она не знала ответов раздражающе всплывали нет-нет в голове. Возвращаясь во вторник с работы, где все уже смирились с невразумительными объяснениями ее странного отсутствия в течении четырех дней, она вышла на станции метро, которая была чуть подальше от дома, чем другая и медленно шла, покачивая сумочкой и исподтишка рассматривая прохожих. Люди торопились домой, или так же как она наслаждались летним вечером, растягивая минуты до возвращения домой, - кто чтобы обдумать что-то важное, кто – не спеша вернуться к домашним заботам. Она решила присесть на лавочку в сквере, поесть мороженное, поглядеть на проходящих людей, да и просто отдохнуть – силы еще не окончательно вернулись к ней. Минут через двадцать, придя в себя, она собралась было уже двинуться к дому, встала и подошла к урне, чтобы выбросить обертку от мороженного. Как вдруг пустота в ее душе заполнилась той самой одержимой жаждой куда-то бежать, искать что-то или кого-то. Это произошло в одно мгновение, резко и мощно, как взрыв. Она даже покачнулась и уронила платок, которым вытирала руки. Уже нагибаясь за ним, с трудом сдерживая охвативший ее порыв, она поняла, что какой-то человек уже поднимает платок, готовый помочь ей. Она подняла глаза и взглянула в лицо этому человеку… Мир разлетелся вокруг нее, открыв удивительные бездны – не пугающие, но манящие, солнце как будто сфокусировавшись только на его лице, высветило его так подробно, что она видела каждую морщинку, каждый шрамик на нем, ей некуда было идти  - только к нему, вокруг больше не было тверди – лишь узкая полоска асфальта между ними. Он стоял, застывший на месте, и держал в руке ее платок, лишь его глаза вглядывались в нее не отрываясь, впитывая ее, проникая в ее душу. Она машинально попыталась забрать платок, но он не разжимал руку, тогда она попробовала разжать ее своей и в этот момент их руки соприкоснулись… Все стало им понятно в этот же самый миг – он узнал ее, а она поняла что именно его она искала все эти странные дни. Они не говорили ни слова, лишь судорожно сжимая руку другого смотрели друг другу в глаза, не в силах оторваться от того, что открылось им , боясь нарушить это волшебство. И так же не произнеся ни слова - лишь ее ладонь поудобнее легла в его – они пошли рядом удаляясь от ее дома и приближаясь к его… Им оставалось идти еще минут десять, хотя для них время текло совсем иначе, когда первые капли дождя упали с неба на их лица и соединенные руки. Через минуту летняя гроза ринулась на город, как голодный зверь на спящую добычу, и подмяла его под себя. Они не замечали струи воды, которые мгновенно пропитали насквозь их одежду, не замечали ручьи, преграждавшие им путь, лишь вспышки молний заставляли их зрачки, ставшие как будто одного цвета, сужаться в унисон друг с другом. Они вошли в подъезд и поднялись на лифте так же молча, даже не глядя друг на друга, как будто им хватало связи их рук, лежащих одна в другой, слитых воедино судьбой, которая вот-вот должна была свершиться…


…Уже наверное минут десять они стояли в коридоре обнявшись, крепко прижимаясь друг к другу, молча, почти не шевелясь. Безмолвие и неподвижность нарушали лишь вода, пропитавшая их одежду, которая стекала на пол, образуя небольшую, но все увеличивающуюся лужу на паркете, да часы, тикавшие где-то в квартире. И, казалось, они и останутся так стоять вечно, но особенно яркая молния с особенно сильным ударом грома вывели их из оцепенения, как будто подав сигнал. Неуклюже перетаптываясь, так и не разомкнув объятий, они двинулись к дверям одной из комнат. И, лишь переступив ее порог, они будто очнулись, ожили, глаза их, до тех пор закрытые, широко распахнулись, объятия распались лишь для того, чтобы руки смогли освободить их от мокрой одежды, но и в этот момент, они поддерживали, казалось необходимый им черезвычайно, контакт двух тел губами, целуя друг друга, соприкасаясь щеками и носами. Но этот странный танец продолжался недолго – наконец, обнаженные, они упали на кровать уже сплетенные между собой, опутанные ее волосами и запахом страсти. Они любили друг друга без начала и конца, то останавливаясь и замирая, глядя друг другу в глаза, почти не дыша, с такой нежностью, что слезы текли по их щекам, то с какой-то почти звериной похотью смешивая свои тела друг с другом, причиняя друг другу боль одновременно с наслаждением. Он уже давным-давно чувствовал себя самим собой и только – все маски и личины оставили его, он ощущал свою душу, как некоторые ощущают руку или ногу, он наконец-то был самим собой и что-то подсказывало ему, что теперь так будет всегда. Она же в первые десять минут их встречи почувствовала как все ее лица и сущности сливаются, преобразуются в одно целое – в нее настоящую, в то чем она всегда была. Они наконец-то нашли себя, обретя друг друга… Время пролетало как дым, сменяли друг друга ночи и дни – они не замечали этого, казалось они не замечали ничего кроме отражения друг друга в собственных глазах, кроме новой волны страсти, поднимавшейся неожиданно то в одном, то в другом. Иногда они жадно набрасывались на еду, запас которой был в его холодильнике, но все реже и реже им было надо еще что-то кроме друг друга, да и когда они ели, они не отрывали глаз один от другого, не прекращая ту связь, которая питала их больше, чем пища. Тела их, израненные , изможденные, казалось, излучали что-то, когда они забывались коротким сном, - что-то пугающее и притягательное одновременно, казалось это было ощущение свершившегося чуда, запах волшебства, удивительного и запретного… Комната, в которой были они, напоминала капище языческого бога: все было перевернуто в ней, мебель частично опрокинутая, частично разломанная выступала из вечных сумерек за задернутыми шторами угрожающе и таинственно, пол блестел от всего пролитого на него за несколько суток, кровать, казалась сейчас, когда они спали в ней, логовом некоего странного зверя – раскрытая и разбросанная… Они в очередной раз забылись сном, сплетясь друг с другом так плотно, не выходя друг из друга, что действительно походили на некий новый вид животных, неизвестный современной науке. Их дыхания смешивались, сердца бились в такт, руки в сонном танце искали друг друга… Но вдруг, в темной комнате повисла странная тишина, даже часы, тикавшие где-то замолчали, что-то исполинское, неотвратимое и нечеловеческое появилось тут. Свет луны, проникавший через щель в шторах, померк, став неприятно тусклым, тела их неприметно вздрогнули, руки нашли руки другого и сжались в пожатии, которое оказалось последним… Как бы ни были далеки от понятий справедливости и человечности силы, сначала создавшие их, потом бросившие через годы и пространство друг к другу, а затем, не в силах обуздать то, что произошло, как дитя, от слияния их душ и тел, погасившие их жизни – эти силы оставили им их последний приют – его квартиру. Как мавзолей любви, сила которой, образованная душами двух слабых людей, готова была посоперничать с силой породивших этот мир, как памятник, который никогда не потревожит ничья воля – ни злая, ни добрая, который вместе с его квартирой выпал из мира людей навсегда, став невидимым и неощущаемым для них…