Собор Святой Софии

Во времена первого посещения турецкой столицы нам не удалось побывать внутри этого здания в виду того, что вход в него был уже закрыт, а ждать следующего дня у нас не оставалось ни времени, ни возможностей. По этой причине в тот раз пришлось ограничиться лишь несколькими фотографиями на его фоне.
Собор Святой Софии – Премудрости Божией, таково его главное, на мой взгляд, известное всему миру название. Ещё этот храм называли Святой Софией Константинопольской или Айия-Софья. Почти тысячу лет этот памятник византийского зодчества служил людям православным патриаршим собором. Потом в силу исторических событий – стал мечетью. В любом случае, какие бы религии и государственные устройства  ни доминировали на этой земле, всегда и все  безоговорочно признавали, что это  здание не может принадлежать ни одному человеку на земле, никому – кроме  Господа Бога. С 1935 года по специальному декрету главы Турции Ататюрка его стали использовать в качестве музея под официальным названием Айя-Софья. Но и сейчас, я полагаю, все прекрасно понимают, что это – Божий Храм. В любом случае. И не важно – молятся в нём теперь или нет.
Кстати, молятся. С 2006 года в музейном комплексе  выделено небольшое помещение для проведения мусульманских религиозных обрядов сотрудниками музея.
Итак, мы вошли внутрь Храма. Сказать, что его внутренние размеры поражают своей грандиозностью, наверное, будет недостаточно. Они ошеломляют. Как ни готовься  увидеть, чего ни предполагай, но стоит войти в Храм… как все вылетает из головы. Да, Храм велик и снаружи. Это несомненно. Но только войдя внутрь можно почувствовать насколько он велик. Можно ли сопоставить атомарное и бесконечное? Как бы ни был велик человек, будь он даже семьдесят семь раз византийский император, но рядом с Богом он – ничто, пыль, элементарная квантовая частица.
Я не стану сейчас же перечислять во всех подробностях архитектурные и художественные красоты внутреннего убранства. Всё это давно и многажды описано. Поэтому расскажу лишь о своих ощущениях. Говорят, что в Храме многократно при большом стечении очевидцев происходили чудеса. Да, происходили: находясь здесь, в здании, этому веришь безоговорочно и сразу. Причем, само понятие «чудо» ничем таким особенным и не кажется. Ну, чудо – и чудо, здесь это нормально. Вроде как, иначе и быть не может.  Здесь, в этой обстановке,  невозможное кажется абсолютно естественным.
Антоний Новгородец, побывавший в Храме до его разграбления крестоносцами в 1204 году, сообщает о чуде, свершившемся здесь на его глазах в присутствии сотен (а, может быть, и тысяч, Храм-то огромный) очевидцев. Причем, обращаю внимание: грабили церковную утварь все кому не лень – и приверженцы христианства, крестоносцы, и приверженцы ислама, это не суть  важно кто, Храм всё равно оставался Храмом для всех – и до, и после разграбления. Какие бы бандиты с большой дороги не захватывали Храм, никому не удавалось превратить его во что-то иное: ни в конюшню, ни в склад, ни в бордель… Он всё равно оставался самим собой.
Итак, какое же чудо не с чьих-то слов, а лично наблюдал Антоний Новгородец? При этом он указывает дату 21 мая 1200 года (им протокольно перечислены год, число, месяц, день недели и церковный праздник)  и по именам – каждого из свидетелей-бояр посольства великого князя Романа Мстиславского, находившихся в Храме в этот момент. Чудо заключалось в следующем: В алтаре перед началом литургии три подвешенные к потолку золотые люстры внезапно вознеслись вверх («Духом Святым», по мнению видевших это), а затем медленно опустились на прежний уровень, причём горящее в них масло не угасло и не расплескалось.
Константинопольский паломник 1200 года Антоний Новгородец, написавший книгу «Паломник» – это в последствии новгородский архиепископ Антоний, умерший 8 октября 1232 года. По отцу в миру его звали Добрыня Ядрейкович. Русская православная церковь почитает его в лике святителей.
У Храма есть специальное возвышенное место, сооруженное для византийских императоров, наверное, для того, чтобы им было удобно и безопасно наблюдать за происходящим в Храме. Туда я, как и все,  поднимался по специальному, выложенному камнем, уклону. Заметьте: не по лестнице каменной, а по каменному уклону. Древние камни, которыми выложена эта дорога наверх,  имеют разную величину и разное происхождение. Общее у них одно: из-за постоянного (вероятно тысячелетнего) прохождения по ним человеческих ног они отполированы почти идеально. Уклон – довольно ощутимый и протяженный, со многими широкими винтовыми поворотами. Подниматься по нему можно, а вот спускаться – очень опасно.
По нему только поднимаются. А спускаются – по другому внутреннему сооружению, предназначенному именно для спуска, потому что на всех камнях его мостовой сделаны бесчисленные насечки, как это делается на подошве специальной безопасной обуви. И насечкам этим по моим прикидкам тоже много веков. Во всём этом мне видится некая философия: путь наверх труден, но сворачивать с него, начав подъём, гораздо опаснее. Причем, чем выше ты поднимаешься, тем опаснее отступать и пытаться спуститься там, где всё устроено для подъёма. Путь вниз тоже требует внимательности, но если он предназначен именно для этого, то на нём непременно будут насечки, сделанные чьими-то добрыми руками, и помогающие спускаться.
Теперь по поводу сохранившихся настенных и потолочных изображений. Приверженцы ислама, захватившие Храм, не уничтожили, а своими действиями спасли их, на многие столетия укрыв эти изображения слоем безликой штукатурки. Кто знает, что бы от них сохранилось, не будь они под штукатуркой?  Наверное, гораздо меньше, чем сохранилось сейчас…

Тот крик души, которым я кричу,
Весь обратился в тонкую свечу,
Горящую во тьме под куполами...
Не дайте в Храме погасить свечу.
Услышьте то, о чём я вам кричу,
Войдите в Храм. И оставайтесь в Храме.