бог-палач поправляет очки в бирюзовой оправе

быть человеком среди оголтелых безумных зверей,
позабывших, что страх порождается болью открытых дверей,
может быть, не открытых, но явно наличием щ’ели,
сквозь которую слово - самый жестокий, но честный убийца -
натренированно, метко швыряет ядовитые и раскаленные спицы,
оставляя на обоях рисунки красной акварели.

расплескаться по ст'енам поцелуями в щеки и шею, сгореть от стыда,
не уйти, не оставив в районе ключицы безумства следа,
позабыть прокричать ерунду о том, кто назначен и вправе
быть судимым, а также судить в самых тяжких, суровых судах.
приговоренным к смерти проследовать на эшафот, вот сюда!
бог-палач поправляет очки в бирюзовой оправе.

дрожь пробежит от станции к станции по расписанью вокруг по спине.
ей мерилом - вся твоя нежность, тепло твоих рук. в глубине
твоих глаз я увижу свой страх во всей красоте перспективы.
мы стоим у окна, ты жмешь кнопку. улыбка. я падаю (вверх или вниз?),
я лечу, но плечом зацепляю игольчатый, острый карниз:
ты победитель, ты вносишь свои коррективы.

закрой человеку глаза и заставь сделать шаг: он завоет в конце тупика.
вспомнить о повороте, но забыть направление - не сделать рывка.
потеряться в пространстве, в понятии, образе счастья.
глупость наших времен: понастроили стен, понасыпали насыпи, дамбы,
в поисках света они бегут в магазин, покупают торшеры и лампы.
я в поисках света губами твоего касаюсь запястья.