тьма, пришедшая со Средиземного моря

Ничего не писал пару недель. В мире происходит много удивительного, а моя жизнь застыла.

Но сегодня со мной произошло нечто необыкновенное.

С утра я был несколько ошарашен заявлениями наших реформаторов.

В новом правительстве Украины бурно обсуждался вопрос о министерских портфелях для отцов словацкого и польского экономического чуда.

Отцы Иван Миклош и Лешек Бальцерович в результате стали советниками и тут же один за другим дали советы.

Миклош сказал, что причина украинских проблем в том, что реформы проводились нерешительно. Недореформировали – нужно было дореформировать.

Бальцерович посоветовал немедленно приватизировать всё, что ещё не успели. Недоприватизировали – нужно было доприватизировать.

Тут же читаю.

Британское правительство намерено частично выкупить акции металлургических компаний, потому что те из-за убытков собираются закрывать заводы. Интересно, кто им советует?

Смысл видимо в том, что если государственное убыточно, его нужно приватизировать, а если частное стало убыточным, его нужно – правильно – реприватизировать.

Если рыба испортилась в холодильнике, её нужно выложить на кухню, а если рыба продолжает портиться на кухне, её нужно вернуть в холодильник.

Рассуждая в таком роде, я шёл в кулинарию – мне было поручено организовать небольшой перекус на четверых.

По дороге я увидел рекламу антиколлекторского агенства.

Среди всех событий последних недель антиколлекторы произвели на меня самое сильное впечатление.

Антиколлекторы выстроились в шеренгу и, широко улыбаясь с плаката, раскрывали объятия гражданам, спасающимся от собственно коллекторов.

Пытаясь сообразить, каким будет следующий уровень в компьютерной игре-бродилке под названием «Возьми кредит», я добрался до супермаркета.

Кулинария в киевских супермаркетах прекрасна с точки зрения провинциала.

Продавщицы и поварихи снуют за прилавком в цветных колпаках и комбинезонах, радуются покупателям, желают приятного аппетита, а прилавки наполнены разнообразной снедью.

Поварихи выносят из кухни готовую еду, взвешивают её и записывают вес в тетрадь, а продавщицы отпускают.

Когда я подошёл к прилавку, по другую сторону его случилось какое-то замешательство.

Из кухни выбежала крупная молодая повариха в колпаке и стала что-то громко объяснять трём продавщицам.

Те отвечали, продолжая торговать.

Вышли ещё две поварихи. Теперь их было три на три.

Та молодая повариха, наконец, припечатала тёток: «Аннушка уже разлила масло», – сказала она многозначительно.

Все уставились на повариху в недоумении – очевидно, что Аннушки в их смене не было.

«Вы что не читали Мастера и Маргариту?», – с возмущением спросила повариха тёток, которые пожали плечами, но не полностью, а вполовину плеча.

Было заметно, что тёткам стыдно, но не потому, что они не читали или не помнят, а потому, что не понимают, нужно ли им стыдиться того, что им не стыдно.

«Тьма – громко сказал я. И все посмотрели на меня, – тьма, – повторил я, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что я обращаюсь к продавщицам и поварихам, – тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город.

Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван сараи, переулки, пруды… Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете…

Куриный рулет, салат из капусты и морковку по-корейски по 300 грамм».

Молодая повариха, прищурившись, посмотрела на меня, а тётки быстро сообразили, что хотя они и оказались между двумя сумасшедшими, ничего страшного с ними не произойдёт – что страшного может быть в курином рулете, капусте и морковке?

И я то же говорю, хотя фигура Воланда, пожалуй, нет-нет, да мелькнет где-то неподалёку.