Енька. Продолжение

                Начало: http://www.stihi.ru/2016/03/24/8218

 –  Курун-сопляк!  Курун-сопляк!  Бла-бла-бла-бла-бла!..
   Обычно  невозмутимый   и   важный   глава   индюшиного   семейства   стоически  сносил  насмешки,  но  терпение  не  безгранично.
   Шалость  была  вершиной  наслаждения  и  ловкости:   разъярить   до   багровой  сопли  взрослого  индюка,  а  потом  успеть   удрать   от  него,  взобравшись  на  завалинку  или  на  плетень!  Бывало  и  не  успевала,  тогда  долго  не  сходили  синяки  и  ссадины...
   Пасти  индюков  –  это  было  первое   серьёзное   дело,   порученное   Еньке.  Эти  птицы  были  так  бестолковы,  что   уходили   очень   далеко  в  луга  есть  траву  и  кузнечиков.  Вот  и  пристроили  к  ним   егозу,   от   которой   везде  была  одна  шкода.
   Посредством  царапин  и  шишек  Енька  познавала  окружающий  мир,  и   далеко  не  всегда  легко  сходили  ей  шалости.
   Однажды   попыталась   так   же   дразнить   телёнка,    сидя    на    верхней  перекладине  загона,  а  он  разогнался  да  так  боднул  загородку,   что  Енька  свалилась  прямо  ему  под  ноги  и  ей   здорово   от   него   досталось,   пока  удалось  пролезть  под  нижней  перекладиной...
   И  гусей  она  давно  уважительно  обходила  стороной...
   С  воробьями  тоже  вышла  незадача.  В  старом  овине  было  много  гнёзд,  и  вёрткая  девчушка  влезла  под  самую  крышу  по  дереву.   И   надо   же!..  Уже  почти  дотянулась  –  хотела  вытащить   гнёздышко   наружу,   но   предательская  ветка   обломилась,   и   Енька   повисла   на    сучке,    зацепившись   подолом  домотканого  платья  –  ни  рукой  не  достать,  ни  выбраться...
   Так  бы  ей  и  висеть  вверх  тормашками  до  вечера,   пока   кто-то  придёт  и  снимет,  если  бы  не  соседка.  Она  услыхала  крик  и  выручила  из  беды  –  прочное  домотканое  сукно  не  оборвешь!

   Но  таких  свободных  минуток  для  проказ  выпадало  совсем  немного:  в  хозяйстве  всегда  было  много  дел.
   Старшие  девчонки  пряли,  шили  и  вязали,  а  младшим  досталась  роль  собирателей. 
   Собирали  грибы  и  ягоды,  корешки  и  травы  –  сейчас  и  названия  возможно  уже  другие...
   Только  начиналась  весна,  как   дети   обязаны   были   нарвать  побольше  и  принести  мачехе  дикого  лука.  Она  добавляла   в   него   немного   проросшего  прошлогоднего,  варёных  измельчённых  яиц,  немного  соли...   Дивные   и  самые  любимые  пироги  были  с  луком  и  яйцами...  Пироги   мачеха   пекла  постоянно  –  с   грибами,   с   ягодами,   с   рыбой,   с   картошкой,   с   капустой  и  с  тыквой...  Принесённые   ягоды   –   а   их   было   великое   множество  –  мать  смешивала  с  отварной  свеклой  или  тыквой,   для   количества.   С  сахаром  –  отличная  начинка  для  сладких  пирогов.
   А  ещё  собирали  ранней  весной  лебеду   и   молодую   крапиву   для  щей  –  капусты  весной  было  уже  мало.   Собирая,   дети   ели,   кроме  ягод,  разные  травы:  калачики,   паслён,  сладкие   корневища   рогоза   и   какие-то   пиканы  –  сочные   кисловатые  стебли,   которые   нужно   было   очищать   от   верхней  волокнистой  кожицы.  Но   каждый   обязан   был   принести   ко  времени  полный  туесок.  Такую  ораву  было  очень  непросто  прокормить...

   Прополка  огорода,   уход   за   скотом   и   птицей   были  заботами  старших  детей.  В  семье  держали  пару  лошадей,   пуховых   коз,   индюков,   гусей   и  кур.  Девчонки  с  мачехой,  а  потом  уже  и  сами,   пряли   лён   и   пух,   и  ткали  полотно  на  станке.  Вязали  зимние   пуховые   шали.   Всё   это   нужно  было  успевать  по  светлому:  при  лучинах  много  не  наработаешь,  а  свечи  и  керосин  берегли.
   Летом  было  очень  мало  времени  на  гуляния  и  шалости  –  слишком   много  сил  и  времени  уходило  на  заготовку  припасов   для   себя   и   кормов   для  живности...
   Вечерами   –   за   ужином   –   рассказывали   о   своих   делах,   хвалились  сделанной  работой  и  выслушивали  похвалы  или  нарекания  отца  и  мачехи.  За  столом  беззлобно  подтрунивали  над  неумехами,  жаловаться  и  ныть   было   не  в  чести,  ябедничать  было  позорно,  и  каждый  старался  делать   свою  работу  хорошо  не  из  боязни  наказания,  а  из  опаски,  что  засмеют.

   Только  зимой,  когда  выпадал  глубокий  снег,  забот  становилось  поменьше. 
Парни  занимались  скотиной  и  плотничали,  девчата  ходили  на  посиделки,  где  пряли,   вязали   и   лепили   пельмени,   чтоб   не   скучно   и   побыстрее.  Замороженные  на  огромных  досках  пельмени  ссыпали  в  специальные   короба  в  сенцах,  где  было  холодно.  Посиделки  происходили  в  строгой   очерёдности  в  каждой  избе.  Парни  тоже  приходили  туда  отдохнуть,  попеть   и  поплясать...  Возвращались   домой    обычно    поздно   ночью,   смеялись   потихоньку,   чтоб  родителей  и  малышню  не  разбудить,  делясь  новостями... 
   Любили   подшутить   над   ленивыми.    Нередко   поутру   нерадивый   хозяин,  оставивший  сани  на  дороге,  вдруг  находил  их   на   крыше   амбара,  попарно  связанными  за  оглобли...
Отец  часто  пытался  выяснить   у   сыновей,   участвовали   ли   они   в   этих  взрослых  шалостях,  но  всё  дознание  обычно  заканчивалось  смехом...

   К  Новому  году  и  Рождеству  готовились  заранее  –  покупали  угощение  для  детишек:  ведь  придут  посевать  и  колядовать.
   Енька  моталась  по   деревне   с   оравой   ребятни   сходного   возраста   и  распевала  колядки.  Где  орешков  насыплют,  где  –  семечек,  где  –   пирогами  угостят  или  карамельками...  А   где   и   блинами   отделаются...
   Ну,  держись  же,   неприветливая   хозяюшка,   не   приготовившая   угощения:  скоблить   тебе,   под   усмешки   соседей,   ворота   от   блинов   –   намертво  примерзают  тёплые  блины  к  мёрзлым  металлическим  петлям  и  щеколдам!
   Вот  и  разносится  по  деревне  насмешливое:
–  Степановы-то  скупердяи,  хоть  и  богатые!  –  детей  блинами  угощали  –  вон  ворота-то  как  хороши!

   Несмотря  на  трудности,  все  старались  про  детишек  не  забывать:  не  так  уж  часты  у  них  праздники.  И  тятька  порой   привозил   с   базара   розовые  пряники-лошадки,  свистульки  и  петушков  на  палочках.
   Енька  свою  лошадку  сразу  никогда  не  ела  –  как   же   можно   испортить  такую  душистую  розовую  красоту?!  Играла  лошадкой  целый   день,   а   то   и  больше,  только  копытца  понемножку  надкусывала...  А  потом,   когда   хвостик  надломится  –  съедала  и  его...
   Когда   очередь   доходила   до   головы,   лошадка   была   уже   совсем   не  розовой...

   А  времена  были  тяжёлые,  смутные.  И  до  их  деревни  докатились  вести  о  свержении  царя,  о   революции,   о   коммунах.   Нашлись   активисты,   которые  призывали   объединяться   для   совместной   работы   на   полях,   организовали  коммуну  из  самых  бедных  семей,  где  мало  было  лошадей,  но   много   детей  и  работников.
   Енька  мало  в  этом  всём  понимала,  как   и   вся   младшая   ребятня,   но  весело  бегала  по  деревне  вместе  с  босоногой  ватагой  и  распевала:   "Бога  нет,  царя  не  надо,  мы  без  Бога  проживём!.."
Взрослые  качали   головами   и   смеялись,   а   те,   что   побогаче,   шипели:  "Веселитесь,  голодранцы-безбожники..."
   Но  летом  в  трудах  было  не  очень-то  до   веселья,  а   глубокой   осенью  коммуна  сгорела...

   Подожгли  избу  председателя  в  его   отсутствие   –   он   в   район   уехал  тогда.  Подпёрли  двери  брёвнышком,  чтоб  никто  не  смог  выбежать...   Спасли  жену  председателя  и  его  двоих  детей  соседи,  увидевшие   отсветы   пламени.
   Ночь  была  страшная,  ненастная,   бушевал   ураганный   ветер   и   погасить  огонь  было  невозможно,  хоть  и  жили  недалеко  от   озера.   Ветер   раздувал  пламя,  разносил  искры  и  вот  уже  стали  дымиться  крыши   изб   и  построек.  Поднялась    страшная    паника-суматоха:    уводили   к   озеру   малых   детей,  вытаскивали  из  жилья  всё  ценное  –  одежду,  одеяла  подушки   и   перины   –  какой-никакой  нажитой  скарб,   инструменты,   сгоняли   скот,   привязывали   к  телегам,  сгоняли  ошалевших  индюков  и  гусей,   тащили   мешки   с   мукой   и  зерном...
   Гудело  пламя,  кричали  дети  –  поджигатели  верно  рассчитали:  подожжённая  изба  была  с  наветренной  стороны  –  и  к  рассвету  деревня  сгорела   дотла.  Чудом  уцелела  пустовавшая   зимой   общественная   конюшня,   (скот   на   зиму  разобрали   по   хозяйствам,   чтоб   легче   было   ухаживать),   да   несколько  амбаров.  Утро  было   жутким:   дымились   пепелища,   торчали   чёрные   печные  трубы,  валялись  по  улице  обгорелые  тушки  кур,  жались  к   воде   замёрзшие  люди  и  животные  –  обездоленные  и  бездомные...  Только   одно   радовало   –  никто  из  людей  не  погиб,  были  только  обожжённые  и  побитые...
   Те,  кому  было  куда  уйти  –  ушли  к  родне  в   близлежащие   деревни,   а  оставшиеся  приютились  в  конюшне,  отгородившись   полотняными   перегородками,  спали  покатом,  потеснив  спасшийся  скот.
   Погорельцы  организовали  охрану  и  спешно  ставили  новые  избы  –  зима  не  за  горами... 
   Близился  страшный  и  голодный  1922  год...

2.05.16.