6 октября 1941 года 107 день

Судный день не отмолил неверие в каноны,
Войной ,ведущие страну во мрак,
Враг отделил суть правды от закона,
И разрешил вступить на путь безумства яростных атак.

И чувство самосохранения в удел ,
Нам данное по воле счастья рода,
Восприняло тяжёлый глас народа,
Под роспись закрывая суть, возникших сразу дел.

Последние , оставшись на краю земли,
Врагом определённом для полёта славы,
На огненную сечу здесь взошли,
Оставшись навсегда в бою кровавом.

Весь план противника сработал в классике названий,
Взывая до сих пор хранить их вечный фимиам,
На Апогей Достоинства направив веру высших воздаяний,
Где их успех означен высшей мерой и по радиослогам.

Несущим разрешения в озвученном эфире,
Всем отойти на славы  рубежи ,
Где будут откровения и счастье в командире ,
Соединяться в цепь Величия Страны.

Державшую фашистов крепко сжатою рукою,
Цевьём винтовки и штыком разящим на краю,
Прервать их бег с настойчивой стезёю,
Оставить за собою ,счастье жить в земном раю.

Представив всем возможность вновь из древности веков,
Постигнуть Дух Главенства Веры ,
Над ролью, раздававшихся в тылу звонков,
Цепями рода ,вспоминая у истории примеры.

И когда дорог каждый  день и час,
Забыть не могут эти дни признаний,
Те кто стоял и молча слушая приказ,
Суть жизни познавал ,из Вечных Богу Покаяний.

6 октября -празднование зачатия честного, славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна
     — воспоминание прославления святителя Иннокентия (Вениаминова), митрополита Московского (1977 год)
     — память священномученика Иоанна Панкратовича, пресвитера (1937 год)
     — память преподобных жён Ксанфиппы и Поликсении (109 год)
     — память мученицы Раисы (Ираиды) девы (около 308 года)
     — память мучеников Андрея, Иоанна и чад Иоанновых Петра и Антонина (IX век)
     — празднование Словенской иконы Божьей Матери (1635 год)

Ириада Спорная. Ираидин день. Оберег уголья печного.
На Ираидин день пекли наливушки: картофель толкли, сдабривали яйцом и молоком, наливали на ржаную лепешку, а по краям лепешку чуть заворачивали

Вернемся, однако, к отводу тыловых учреждений Брянского фронта в начале и особенно в середине октября. Он происходил в крайне сложных условиях. Движение войск Гудериана в северо-восточном направлении из района Хутора Михайловского отрезало тылы фронта. Оказавшись в изоляции, они вынуждены были вести бои, отходя на Мценск и Тулу. В этих условиях генерал М. А. Рейтер и был временно поставлен во главе боевого участка в районе Карачева.

Наступая на Карачев со стороны Орла, танковая группа противника вначале успеха не имела. Тогда она повернула на юг и двинулась лесными дорогами на Брянск.

Обстановка осложнялась с каждым часом на обоих флангах фронта: справа, под давлением противника, отходила 43-я армия Резервного фронта, и противник уже вышел во фланг и тыл нашей 50-й армии. На левом фланге, где я находился 3,4 и 5 октября, положение было еще более тяжелым. Здесь совершенно нечем было сдерживать напор нескольких танковых, моторизованных и пехотных дивизий, развивавших стремительный удар в наш глубокий тыл и одновременно большой группой войск охватывавших с фланга 13-ю и 3-ю армии.

Еще ночью 2 октября я докладывал Б. М. Шапошникову о наметке плана действий войск фронта. При переговорах присутствовали член Военного совета фронта П. И. Мазепов, начальник штаба фронта Г. Ф. Захаров, начальник политуправления фронта

А. П. Пигурнов и недавно прибывший начальник оперативного отдела штаба Л. М. Сандалов. К исходу 2 октября мы установили уже направление главного удара противника, ибо он ясно обозначился продвижением в глубину нашей обороны. Я коротко ознакомил Бориса Михайловича с обстановкой, которая складывалась очень невыгодно для войск Брянского фронта, так как противник нанес охватывающие удары.

Нужно сказать, что командование и штаб фронта сделали серьезные выводы из того горького урока, который нам был препо-

дан врагом в сентябре. При повороте группы Гудериана на север мы очень чутко следили за изменениями обстановки и стремились не допустить, чтобы враг использовал элемент внезапности. Теперь маневр врага был нами своевременно разгадан и сразу же был сформулирован замысел необходимых контрмероприятий. Об этом я и докладывал начальнику Генерального штаба, чтобы получить его одобрение, без которого мы не имели права осуществлять какие-либо принципиальные изменения в действиях войск. Наш план состоял в том, чтобы в случае выхода противника в наши тылы немедленно начать отвод войск и нанести удар по врагу, прикрываясь с фронта небольшими заслонами, используя для этого четвертую или третью часть войск, и выйти на новые рубежи, указанные Ставкой.

На это предложение Б. М. Шапошников с присущей ему вежливостью ответил, что в Ставке придерживаются другого мнения, что следует не маневрировать, а прочно удерживать занимаемые рубежи. Я знал, что возражать бесполезно. Нужно было принимать меры к удержанию занимаемых рубежей. Тяжелая ответственность за безопасность столицы легла на наши плечи. С невеселыми думами после этого разговора выехали мы на машинах на левое крыло фронта по маршруту Карачев – Севск, чтобы остановить развитие удара противника на левом фланге 13-й армии. Здесь мы приняли все меры, чтобы ликвидировать прорвавшуюся группировку неприятеля ударом левого фланга 13-й армии с севера и группы Ермакова с юга.

В течение четырех суток (2, 3, 4 и 5 октября) шли ожесточенные бои. Войска проявили большое упорство и храбрость, хотя продвинуться вперед и не смогли. Силы были слишком неравными. Но тем не менее 13-я армия не сдала своих позиций, ведя бой на месте. Уже это было большой победой. Мы выиграли время и пространство, столь необходимые для организации последующего контрудара с перевернутым фронтом. Группа генерала Ермакова, отрезанная от 13-й армии, под давлением танковых дивизий вынуждена была отойти в направлении Амони.

Следует особо отметить действия 42-й танковой бригады и 287-й стрелковой дивизии. Они показали чудеса храбрости и решительности в ходе контратак 3, 4 и 5 октября. Я и член Военного совета Мазепов находились в этих соединениях и помогали их командирам в организации боя. 5 октября танки противника все же вклинились в наши боевые порядки и прижали ВПУ (временный пункт управления) к болоту. Машины, на которых мы приехали, и рация застряли в трясине. Мы с членом Военного совета и офицерами оперативного отдела штаба оказались пешими и без связи. Обстановка же требовала немедленных переговоров с Москвой и принятия ряда других мер по упорядочению управления войсками и их перегруппировке. Переправившись вброд через реку и отыскав грузовую машину, добрались до г. Локоть, оттуда на самолете По-2 полетели в штаб фронта. Этот полет по прифронтовой полосе был далеко не безопасным, учитывая господство противника в воздухе и то, что в самолете, рассчитанном на одного пассажира, мы оказались вдвоем с Мазеповым. Добравшись до аэродрома под Брянском, к вечеру 5 октября мы вернулись на КП фронта в районе ст. Свень.

На КП фронта я выслушал доклад начальника штаба фронта Захарова об изменениях, которые произошли в положении фронта за время нашего отсутствия, и тут же доложил об обстановке в Генеральный штаб.

Теперь еще более отчетливо обозначилось оперативное окружение войск фронта. Я вновь изложил наш замысел, настаивая на скорейшем решении Ставки. Я высказывал свои предложения, а именно, что армиям Брянского фронта целесообразнее повернуть фронтом назад и, прикрываясь арьергардами, начать выходить на новый рубеж. Б. М. Шапошников на сей раз отнесся внимательно к моему докладу и обещал поставить о нем в известность Верховного Главнокомандующего, решение которого незамедлительно передать нам.

В ожидании ответа из Ставки прошла томительная ночь с 5 на 6 октября. Я всю ночь не спал, работал: планировал, рассматривал вопросы, связанные с перегруппировкой.

К утру из Ставки были получены две или три шифровки, но штаб не мог их расшифровать, так как начальник шифровального отдела с разрешения комиссара штаба умудрился отправить шифровальные машины как ненужные для оперативной группы на новый командный пункт.

Пока шли переговоры с Москвой о том, чтобы нам прислали телеграмму по другому коду для расшифровки другим шифром, утром, часов в 9, я прилег отдохнуть. Поспал два часа. Поднявшись, спросил о приказе из Москвы; его не было; выслушал по телефону доклады о положении армий. Связь имелась со всеми армиями, кроме группы Ермакова. Еще накануне вечером я узнал из доклада одного командира-танкиста, что противник уже ворвался на южную окраину Карачева, но северная и западная окраины города еще удерживались нашими войсками. Мост в городе был взорван, и противник не мог проникнуть по Брянскому шоссе из Карачева на Брянск. Тогда же я отдал приказание начальнику штаба фронта выслать дополнительно разведку в район проселочной дороги, идущей параллельно Брянскому шоссе из Карачева на Брянск.

В 14.30 6 октября танки и мотопехота 17-й танковой дивизии противника, двигаясь лесными дорогами южнее и юго-западнее Брянского шоссе, вышли на командный пункт штаба фронта, опередив нашу разведку и опрокинув прикрытие.

Ерёменко А.И. В начале войны

         Рассказ К.Ф. Телегина о драматических событиях 5 октября подтверждает (хотя встречаются и некоторые различия в деталях, в частности, по времени того или иного события) и дополняет бывший командующий ВВС Московского военного  округа и Московской зоны обороны генерал-лейтенант авиации в отставке Н.А. Сбытов:
«На рассвете 5 октября летчики нашего 120-го истребительного полка Дружков и Серов обнаружили немецкие танки и мотопехоту, идущие на Юхнов двумя колоннами. < ... > Для проверки данных разведки послал на Пе-2 майора Г. Карпенко, инспектора по технике пилотирования ВВС округа. К девяти утра данные подтвердились. Я бегом к члену Военного совета МВО Телегину. Константин Федорович изумился: нет ли ошибки?! Еще дважды пришлось поднимать самолеты -  перепроверять это невероятное сообщение. Уже после войны я узнал, что, когда К. Ф. Телегин позвонил в Генеральный штаб Б.М. Шапошникову, в Ставке об этом смертельно опасном прорыве фашистских войск ничего не было известно. Вскоре Телегину позвонил Сталин и приказал собрать все, что есть годного для боя, и задержать противника на пять-семь дней на Можайском рубеже. Мы прикинули: можем собрать до тысячи самолетов и по прорвавшимся танковым колоннам нанести мощный удар с воздуха. О том, с кем разговаривал после моего ухода Телегин, я тогда, конечно, не знал. Сам же начал проверять, как идет подготовка к удару. Но вскоре мне говорят: все ваши приказы отменены (?!). В 14 часов меня вызвали к начальнику Особого отдела Красной Армии Абакумову. В его кабинете находились еще два генерала. «На каком основании устраиваете панику? - резко спросил Абакумов. - Ваши летчики трусы и паникеры, как и их командующий ...» Ну и так далее... Словом, мне, командующему, не поверили! Часов в 18 привезли протокол допроса, потребовали его подписать. Я написал: «Последней разведкой установлено, что фашистские танки находятся уже в районе Юхнова, к исходу 5 октября город будет ими занят». И расписался ...» . Таким образом, о прорыве подвижных соединений противника к Юхнову в Ставке узнали только во второй половине дня 5 октября. Но, видимо, не до конца осознали надвигающуюся опасность охвата и окружения основных сил Западного и Резервного фронтов. В первую очередь Генштаб и командование МВО начали принимать срочные меры, чтобы  задержать продвижение от Юхнова на Медынь и выиграть время для усиления угрожаемого направления.  К сожалению, вмешательство Берии и Абакумова не позволило в этот день подготовить и осуществить мощный удар авиации по танкам противника, находившимся всего в 200 км от столицы. Только после распоряжения первого секретаря Московского комитета и одновременно члена ЦК партии Щербакова командование Московского военного округа смогло СПQКОЙНО работать по организации отпора прорвавшейся группировке протиgника.
Сбытов продолжает: «В три часа ночи на мой КП позвонил начальник штаба ВВС Красной Армии генерал Г. Ворожейкин, сказал: «Ваша разведка была права. Это фашисты. ГКО ваши действия одобрил ...» А я с горечью подумал: какие действия? Бездействие! Ведь могли своевременно нанести удар, но не сделали этого < ...>» [52].В этот день тревожные сообщения воздушной разведки следовали одно за другим:
- 14.15 от старшего лейтенанта 3авгороднего, 10-й иап: "Колонна противника из 30-40 танков и 30-40 автомашин прошла через наши аэродромы Климово и 3наменка (35 км юго-восточнее Вязьмы. - л.л.). Колонну прикрывают 18-20 истребителей < ...>>;
- 17.45 от командира 564-го иап капитана И.В. Щербаков (летал на У-2):
«Наблюдал колонну мотопехоты и танков противника. Голова - Юхнов, хвост - 20 км юго-западнее Юхнова. В районе аэродрома Юхнов был обстрелян зенитной артиллерией
- 18.50 от командира 95-го иап полковника С.А. Пестова: «По дороге от Вязьмы на Калугу продолжается движение поездов. Мост через р. Изверь меЖду Юхновым и Медынью был взорван на моих глазах < ...>. Лесные участки дорог междуСпас-Деменском и Вязьмой объяты пожарами < ... >> [52]. Надо признать, что и до того не очень тесное взаимодействие авиации с наземными войсками с началом отхода было окончательно нарушено. В условиях отсутствия связи с общевойсковыми штабами усилия авиации ИСПОЛЬ30вались порой не по главной и наиболее угрожаемой группировке врага, а по второстепенным целям и объектам. Громоздкая, многоступенчатая система управления в условиях быстроменяющейся обстановки не позволяла эффективно использовать сохранившиеся силы авиации. Воздушная разведка в их интересах осуществлялась эпизодически. Сигналы взаимного опознавания и целеуказания если устанавливались, то не всегда доводились своевременно до войск. Поэтому нередко отмечались случаи обстрела с земли своих самолетов и, наоборот, нанесения ударов с воздуха по своим войскам. В целях повышения эффективности боевого применения авиации управление ею 7 октября было централизовано.

Лопуховский Л. Н. Вяземская катастрофа 41-го года

6 октября 1941 года. 107-й день войны

Битва за Москву. 3-я танковая группа Г. Рейнгарда окончательно прорвала вторую линию обороны Западного фронта на всю её глубину и вышла 7-й танковой дивизией на автостраду в районе севернее Вязьмы. Немецкая 9-я армия сломила сопротивление советских войск в районе Белого. 4-я танковая группа поворачивает главными силами на север.

22-я и 29-я армии Западного фронта отходят в направлении Ржева и Старицы, 49-я и 43-я армии Резервного фронта — в направлении на Калугу и Медынь.

17-я танковая дивизия 2-й танковой армии Г. Гудериана ударом с востока захватила Брянск. 18-я танковая дивизия заняла Карачев. Войска Брянского фронта оказались рассеченными на две части, а пути их отхода — перехваченными. В окружение под Брянском попали силы 3-й, 13-й и 50-й советских армий. В тот же день Ставка отдала приказ об отводе армий Брянского фронта на рубеж Мценск, Поныри, Фатеж, Льгов, потребовав от командования фронта прикрыть направления на Тамбов и Воронеж. Так как связь Ставки с командующим и штабом фронта была нарушена, этот приказ не дошёл до его исполнителей.

4-я танковая бригада М. Е. Катукова атаковала из засады маршевые колонны немецкой 4-й танковой дивизии Виллибальда фон Лангемана. Вследствие пренебрежения Лангеманом разведкой и охранением немецкие войска понесли большие потери.

Гудериан: «Южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжёлый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить.»[4]

Ставка Верховного главнокомандования издаёт директиву о приведении Можайской линии обороны в боевую готовность. П. А. Артемьев отдал приказ о занятии частями укреплённых районов Можайского рубежа. В течение 6 и 7 октября поднятые по тревоге училища, отдельные части и подразделения были выдвинуты на Можайскую линию обороны.

Харьковская операция (1941). 17-я немецкая армия перешла в наступление на харьковском направлении. Правофланговые соединения 17-й армии за 4 дня боёв продвинулись на 25—30 км, а атаки войск её центра были отбиты войсками 6-й армии Юго-Западного фронта.

Донбасская операция (1941). 1-я немецкая танковая армия прорывает оборону севернее Орехова на флангах 12-й и 18-й армий Южного фронта.

Совинформбюро. В течение 6 октября наши войска вели упорные бои с противником на всём фронте.

Википедия.