Червячное варенье

Червячное варенье для утреннего фортепьяно.
(семена литературного отчаяния)

Книга первая.
Часть первая.
Глава первая.
Размах с оттяжечкой (вместо вступления)

Сухая грязь сушилась на солнце выложенная на большой протвень с которого, даже не удосужились отскоблить пригоревшие черные остатки какой-то вонючей липкой гадости от которой у некоторых, особенно прокачанных в практике эстетических созерцаний персон, может приключиться внезапный понос с головной болью. Тем не менее, порой, после таких физиологических потрясений бывало, что человеку в неистовом и всесокрушающем неостановимом и перестраивающем все внутренние основы и взаимосвязи обрушившемся на него неожиданном катарсисе, открывалось нечто совершенно новое, необъяснимое и непередаваемое никому другому, к величайшему горькому сожалению представителей новейшего поколения (сапфировых трогателей), которые привычно поглощают информацию, получая ее из внешнего эфира, без прилагаемых усилий и, как они посмели, бездельники! Но ямы, либо зарастают не оставляя шрамов, либо растут дальше и становятся морями и океанами, будучи порождением этой вашей реальности, начинают вмещать вдруг в себя самих, по прошествии нескольких миллиардов раз, пока что-то, вокруг чего-то вращалось, такое сложноструктурированное и слабо поддающееся изучению пространство, что, извините меня, конечно, но цена тех неудачных попыток быть ямой, пусть их были бесконечные тысячи, ничтожна, по сравнению с тем, подавляющем любую даже самую разнузданную фантазию, величием подарившую живым козявкам, громадным гадам, странным растениям ни на что не похожим, ту самую реальность, которой, вообще ограничивается тот мир, который они могут вообразить себе своим безмозглым прозрачным сознанием, которого нет, что здесь можно, даже ничего не объяснят,ь а просто закончить беседу с человеком, ставящем эти вещи под сомнение, а для тех, кто поэмоциональнее, разрешается даже вольность и небрежный, но крепкий шлепок по наглой улыбающейся роже этого недалекого идиота.
Но, долог ли путь или короток, шел солдат по городу и не заметил, как ночь настала. А не заметил, потому что был слепой. А город был такой большой, что можно было двигаться с закрытыми (а в случае с солдатом - отсутствующими) глазами в любом направлении (говорят еще - куда глаза глядят, но здесь, по понятным причинам, это выражение неуместно) не боясь наткнуться на прохожего или удариться лбом о фонарный столб, или угол жилого дома. Солдат настолько не испытывал никакого дискомфорта, оттого что был слеп, что вскоре забыл об этом своем недостатке и шел туда, куда ему было надо, пребывая в полной уверенности своей полноценности. В конце концов, он стал поднимать с земли предметы, разглядывал их внимательно пустыми глазницами, затем аккуратно клал обратно и, с удовлетворенной и свежей улыбкой на лице, шел дальше. Говорят, что он устроился работать мастером на заводе часовых механизмов, женился на очень красивой девушке с невыговариваемым именем, а так же, полюбил пить немецкий коньяк и еще славился маниакальной любовью к закрытым пространствам.
Выйдя утром на балкон своего стосорокапятиэтажного дома, Лютик, так звали солдата, не заметил протвень с грязью лежавший на полихлорвиниловой табуреточке и свернул его ногой так, что протвень со всем неприятным содержимым полетел вниз со стосорокчетвертого этажа навстречу лихим виражам, забавным поворотам и невероятным приключениям с непредсказуемым, теоретически просчитываемым математически, но ввиду невероятно сложных рассчетов, все-таки непредсказуемым, концом.
Проследуем же по его траектории, уважаемые экскурсанты. Всем просьба повторять за мной - я поджигаю себе волосы, радостно выкрикиваю название муфты шаровой передачи грузовика на котором когда-то везли кирпичи для строительства того здания, в котором проводилась та дискотека, на которой я в самый самый первый раз поцеловал вентиль для перекрытия холодной воды в женском туалете и, взмахнув своими пятнистыми надкрыльями, и распрямив серо-коричневые прозрачные крылышки я взлетаю с полевого аэродрома и избежав попадания в реактивную турбину разгоняющегося самолета тяну на себя рукоять и вот, я уже в небе. Шлем сидит цепко и уверенно, а за стеклом кабины моего самолета открывается отвратительный вид на грозу, шторм и чернеющее мрачной, не предвещающей ничего хорошего, вертикальной полосой тропического торнадо, словно поделившего, вместе с небом и мою жизнь на то, что было раньше, чего уже никогда не вернуть и то, что будет совсем скоро, и чего никак не избежать.
Навстречу приключениям, друзья!

*    *    *


Отступление первое
Отрывок первый
Непрекращающеесеся движение вечного хаоса

1)

Посмотри, вон видишь в небе
Лошадиная звезда
Кружит в пухе, тает в снеге
И не гаснет никогда
Но шуршит в лесу дремучем
Зацепившись за кусты
Ветром толстым и могучим
Сдуло с неба свет звезды
И висит она как лампа
Освещая все вокруг
Ночь в лесу все спят подавно
А тебе тут нате вдруг
Муравьи зашубуршились
Соловей ворчит вверху
Белки переполошились
Мухи воют на лугу
Лес пришел в движение ночью
Лошадиная звезда
Всем мешает очень очень
И не гаснет никогда
Вдалеке раздался грузный
Хруст увесистых шагов
Мишка серый толстопузый
С треском вышел из кустов
Смотрит, в зарослях малины
Лошадиная звезда
Так сияет что противно
Ночью долбит по глазам
Разозлился косолапый
Выдрал наглый свет из кущ
Зашвырнул его обратно
В черноту небесных кручь
Мишка влез в кусты с малиной
Лапой пригоршни берет
После сытый под осиной
Завалился и умолк
Вслед ему затихли звери
И уснули по домам
С неба вниз на них смотрела
Лошадиная звезда
*    *    *

------------пропущенные страницы-------------


Книга шестая
Часть восьмисотая
Глава семьдесят девятая
Действие в глинобитной бане

Действующие лица:

Курмандей Япко - школьный учитель без образования. Словно врач самоучка препарирующий юные мозги не окрепших учеников, не имеющих собственного мнения, он нафаршировывал их разного рода ошибочными данными о псевдонаучных явлениях. Соли в пищу не кладет. Руки не моет. Бреется кирпичом и поет песни, горлопаня будто пьяный. Вырыл могилу себе рядом с домом, да так полюбил её, что часто спит в ней, особенно, когда трезвый, как резина. Большинство людей, которые знают Курмандея, ненавидят его, но следует упомянуть, что почти все эти люди - клинические идиоты, включая всех его учеников. На их фоне он выглядит очень умным человеком, хотя сам даже не умеет читать. Тем не менее, его все ненавидят за то, что шибко умный и явно глядит свысока. Чистоплюйствует. Снобствует, когда морковь немытую использует как сигару и камни пинает, когда идет по поселку так, как будто ему на всех вокруг плевать. Лыс. Руки длинные, как у обезьяны и глаза смотрят вкось. Рот бывал порван за что шрамы тянутся по щекам, устремляясь куда-то за шиворот. Семьи не имеет, поскольку ненужна.

Горька - туманная крестьянка. Комариная душа. Набожная и суеверная. Неряшливая, но хозяйственная. Любит гадать на картофельных стружках, пить студеную брагу из под камня, песни скулить в подушку про сладкую любовь к дьякону, рубить капусту с другими крестьянками черными, да укутавшись в роговой тулуп, кататься с ледяной горки среди мужиков, что таращатся на, то и дело обнажающиеся из под тулупа её синеватые ляжки дородной мягкости и невидимой издалека дрябловатости. Пахнет как настоящая женщина. Не замужем, потому что не замужем.

Медведь по имени Одна Штука - животное с балалайкой и последствиями регулярных интоксикаций человеческим алкоголем. Не любит звезды. Любит малину. От сочетания этих двух вещей испытывает приступы опоясывающей идиосинкразии. Один раз ловил пулю голубого охотника, отчего бывает пуглив теней в кустах. Любит ради забавы надувать белок. Лопает их об ладонь как бумажные пакеты. Улыбаться анатомически не способен. Женат на молодой сосне.

Муфу Гримекозео - художник из будущего. Страшно продвинут и совершенно не умеет рисовать. Какой нахал. Бездарность. Мошенник и негодяй. Назвался художником а даже не потрудился учиться пятьсот восемьдесят девять лет чтобы не дрожала рука и бабушка была как живая да еще и с усталостью в глазах. Был наркоманом до того момента как бессмертие стало доступно каждому. После этого саморазрушительные практики такие как прием тяжелых наркотиков, экстремальный спорт и перестрелки в ночи перестали приносить удовольствие и все кто выбрали бессмертие (а выбрали все без исключения) оказались буквальным образом оставлены без тех самых удовольствий ради бесконечного получения которых и стремились к вечной жизни. Вместо этого в состоянии абсолютной кристальной и невообразимо скучной трезвости без единого намека на кайф они были обречены прозябать выбирая между ужасно унылыми практиками самосовершенствования и не менее унылыми практиками ничегонеделания (что оказалось абсолютно тем же самым по сути). Посему художником Муфу назывался лишь условно поскольку никому не было интересно ничего. А уж тем более такая никчемная гадость как искусство. Люди сплошь и рядом ничегонеделали уходя стройными рядами в просветление которое было еще скучнее чем ничегонеделание потому что просветлённый не мог ощущать уже совсем ничего и даже сама скука была скучна а по правде говоря и совсем недоступна. Но просветление наступало неизбежно просто как результат слишком долгой жизни и никто не мог противостоять его приходу. Так что художником Муфу был таким же как пекарем или часовых дел мастером. Как слепой солдат. Люди будущего ходят только голые поэтому Муфу Гримекозео оказавшись голым в деревне Лучище (в которой происходит действие пьесы) произвел там весьма значительный переполох и надо сказать - частично фурор среди женской части населения в принципе сравнимой по образу жизни с дикими животными поскольку интеллект у них был невероятно низок. Как уже упоминалось. Одному только учителю Курмандею была доступна радость общения с человеком из будущего. Однако Курмандей был настолько туп в глазах Муфу что не мог быть достойным собеседником ни на одну из тем, включая обычные бытовые выяснения кому что делать. Муфу вытирал об Курмандея грязные от прогулок по свежевспаханному полю ноги за что тот целовал Муфу в колени и в слезах бормотал какие-то страстные благодарности. Художнику было смертельно скучно где бы он ни находился, но умереть он нигде не мог. Он планировал не задерживаться в деревне Лучище больше ста шестидесяти лет и подумывал о путешествии во времена динозавров. За вдохновением. Был женат сорок три раза. С последней женой развелся четыреста два года назад. Рыж и татуирован. Худ и слаб физически. Уровень интеллекта по тесту айкью показал пятьсот двадцать после чего Муфу ушел в тяжелую депрессию на семьдесят лет.

Сиропинья Шугре - рабыня. Обладает уникальной способностью быть избиваема всяким с кем ей доводится общаться более пятнадцати минут. В силу этого - незамужем. Поговаривают, происходит из знатного рода но очевидно растеряла всю свою родословную в пивных кабаках с грязелюбами и кораблемойщиками. В длинных волосах ее похожих на тонкие полоски грязной бумаги зеленовато рыжего цвета частенько можно приметить остатки еды и перья из подушки. Нечистоплотна, что не раз ее спасало от побоев когда ее не могли найти в то время как она просто спала у дома среди прочего мусора. Великолепные белые зубы настолько крепки что еще никому не удалось ни одного выбить или поломать. Иногда общается с Горькой за жизнь и в последствии получает от нее знатные оплеухи. Очень щедра. Делится всем что у нее есть, но, к сожалению, это совсем немногое. С вопросами чести не знакома. В два года убежала из семейного поместья тридцати тысячи крестьян и земельных угодий величиной с пол Европы. С того момента и пошла под откос ее знатная фамилия. Кто только не подтерся ею. Кто только не стряхнул на нее с бороды. Свист и гомон, гулянка да неистовое злобное веселье темных дикарей - со всеми этими вещами знакома Сиропинья с самых малых лет. Ни смотря ни на что, умна. Философию жизни подняла с самого дна да так и носит хомутом на шее. Согбенная но непокоренная душа в разрушенном теле. Непроходящий фингал под глазом и половая тряпка в руке. Все в ней словно сообщает нам какую-то необъятную страшную тоску по несуществующему свету. Глаза погасшие как у мертвого окуня. Лицо осунувшееся и повисшее на черепе что мешковина. Такие дела.

Дети - всадники апокалипсиса, проповедники хаоса и апостолы энтропии. Беспощадные создания с отсутствующей нравственностью и крайне низким интеллектом. Всегда пьяные хотя никогда не видно когда и где они успевают напиться. Ведут себя соответствующе. Шумят, поют, танцуют, рыдают и совершают нелогичные и иррациональные поступки граничащие с полным абсурдом. Ведут себя как дети, честное слово. Иногда бывают сконцентрированы в специальных местах кратковременного заключения с названием детские сады. Позже - более усложненные модификации называются школами и институтами. Самый большой секрет в том как эти странные создания становятся нормальными людьми. Никто не способен отследить это явление с точной фиксацией во времени точки преломления и метаморфоза глупого и неспособного к самостоятельной жизни существа в обычного нормального человека. Не женаты и не замужем потому что нельзя.

Петр Афанасьевич Сулеферофонов-Асталтонский - вымышленный или иллюзорный персонаж. По природе своей является массовой галлюцинацией всех присутствующих на месте действия лиц. Устойчив. Возобновляем и место специфичен. Мог бы иметь статус голограммы но фиксируем исключительно живыми существами (хотя на настоящих животных эксперименты не проводились, но большинство присутствующих могли бы ими быть если бы по зловещей ошибке природы не обладали бы обликом представителей человеческого вида). На электронные фото и видео устройства не фиксируем. Не осязаем но непрозрачен и объемен. Именно по этой причине никто его не принял за галлюцинацию а посчитали за обычного человека стоящего у стены. Поскольку Петр Афанасьевич и правда стоял тихо и никак не участвовал в действии то и строгих доказательств того что он был иллюзорен не имеется. Тем более что к нему никто не подходил и не пытался вступить в физический контакт. Но с другой стороны верно и обратное - поскольку Петр Афанасьевич ну совсем никак не взаимодействовал с окружающими то будь он даже настоящим человеком это бы нисколько не поменяло бы его статус массовой галлюцинации. Это была чистая визуальная часть полностью отделенная от объекта которого она манифестировала. Естественно никто понятия не имеет о том как зовут этого человека и имя его имеет плавающее значение и могло бы запросто быть скажем Грестоф Радимьянович Экой. По большому счёту из-за огромного потенциала вариативности его возможных имен (даже если бы это были только цифры то десяти цифр хватило бы на неописуемо большое количество комбинаций а уж с целым алфавитом да еще и без ограничения на длину имени это количество уверенно стремится к бесконечности. То есть это означает что его как ни назови всегда абсолютно правильно угадаешь его имя. Очень удобно). Внешность отъявленного аристократа, что еще больше сбивает грязных оборванных и дремучих жителей деревни с толку и насильственно убеждает их в ненастоящести этого персонажа. Очечечки, бородочка, аккуратно уложенные волосы и пиджачок скроенный со вкусом. Словом, галлюцинация чистой воды. Взгляд хитроватый но без злобы. Видно, что человек этот в ситуации крайнего выбора готов пойти на уступки, но так же чувствуется что этим уступкам существует непреходимый предел где включаются такие недоступные большинству людей категории как чувство собственного достоинства, гордость и разумные моральные утсановки. Женат на галлюцинации своего сорта. По непроверенным данным, умен.

Действие первое.

Все смотрят куда-то вверх, замерши в ожидании. Галлюцинация Петр Афанасьевич сморит прямо перед собой полный решимости. В воздухе повисает жгучий саспенс. Дети показывают пальцами туда, куда направлены взгляды. Их пальцы мокрые от слюней и у некоторых испачканы засохшими козюльками. Один из детей описался. Сиропинье Шугре шлепнул по морде Курмандей, не переставая смотреть туда, куда смотрели все. Петр Афанасьевич выходит вперед из своего угла и встает перед шеренгой остальных персонажей. Он вытягивает вперед руку с раскрытой ладонью, словно собираясь что-то продекламировать. Другой ребенок обкакался, а еще один обнаружил, что у него из носа идет кровь и в голос заплакал. Медведь Одна Штука единственный заметил жест галлюцинации. Во глючит! - подумал медведь и продолжил смотреть вверх. Тем временем, Петр Афанасьевич собрался с духом и выпалил громким трубящим голосом: - Я трубадур абсурда в этом изящном и неуклюжем мире призрачных сует! - и после этих слов в небе сверкнула молния и мгновенно хлынул ливень. Все смотревшие вверх, включая детей и медведя, стоя под тяжелыми потоками прохладной воды льющейся с неба, начали быстро таять. Спустя какую-то минуту от них уже не осталось и следа.
Петр Афанасьевич, мокрый, но невредимый, осмотрелся, пожал плечами, поправил съехавшее пенсне и, одернув полы пиджака, и вытерев лицо ладонью, пошел прочь.

Занавес.
Бурные аплодисменты переходящие постепенно сначала в овацию, затем в подбрасывание в воздух шапок со свистом и гиканьем, а после и массовой потасовкой с обрыванием ушей и несанкционированным лапаньем женщин за табуированные части тела.

Глава соленая
Песня истерзанного веществами пророка

Сижу и молчу
А вокруг расчудесье
Кружатся качели
Летит карусель
Салют загремел
И веселые песни
Сижу наслаждаюсь
Я смог. Я успел!

Отрывок первый
Часть первая
Стих шессотдвацатьосмой
Трухлявость мизантропии синегнойной палочки одержимой неприручённым снобизмом

Мы растем с тобой в чашке Петри на агаре
Твоя колония там, моя колония здесь
Мы бактерии и нам повезло -
Нас взяли
Очень многим хотелось бы
Тут сидеть
Мы бактерии и нам пофигу где быть
Лишь бы кормили
Сознания слава богу у нас нет
Питание закончится и мы вымрем
Нас забыли
Все легко и просто
Никаких радостей или бед
Никакой ненужной философии
Нет скандалов и драк совсем
Если есть еда, то все пофигу
Есть, что поесть
И я ем
А так же миллиарды моих братьев и сестер
Людям такая гармония при таком количестве
Даже не снилась
Видать не был тот, кто их создал
Так хитер
Как тот, кто создал нас
И прочую подобную нам живность

Часть восьмая, стих четвертый, сцена на земляной кухне
Ржавая малина

Затухали огни. Петухи клевали гайки. Толстая лошадь пела дереву сказки. Пристяжной мужик с заскарузлыми щеками нюхал глазами грязную женщину спавшую под коровой по имени Кроха. По лугам стелилась тяжелая вонь и ножи тонко пели засыпая на руках кузнеца без рода. Чей-то четырехколесный ребенок, выпучив глаза, заглатывал живую сутулую кошку. Тошнотворный вечер затекал в каждую лохань с помоями, каждую ладонь, душу, брюхо, в коней, в слепней, в ноздреватые лепешки, квадратные глотки торфяных крестьян и тугие глаза глиняных богомолов. Рдело солнце. Мрела роща. Лягушки начали гавкать за перекошенным домом на углу деревни. А дом, говорят, барский был когда-то. Да вот только убили всех бар. Убили, да в навозе замариновали. Вина желтого наделали и в бензин перегнали. Бензин пили всей деревней, пока все вот так и не стало. Лохматый бурый старик сидит на скамейке из костей лошадиных и тень свою со стены отковыривает. Отковырял, смял, по лицу себе размазал и превратился в бревно. Больше ничего не произошло. Все.

Приложение к главе про первоапрельский нож
Верлибр
Перевод с этиокритского (минойского) языка Й. Щ. Потокуро
Автор неизвестен
"Свекла, помешавшая дышать целому народу"

Безусловно, очень приятно ходить ногами по свежему картону - так думал водитель самосвала и ядовито морщился от колючего солнышка. Они, водители самосвалов очень любят это делать, умеют и редко кто может это повторить, хотя бы даже потому, что ни у каждого, кто это умеет делать есть самосвал, но, чёрт возьми, каждый у кого есть самосвал умеет это делать и делает это хорошо. Так, этот водитель, которого звали Шкультяй Насосов, высунулся наполовину своего рубероидного корпуса из уродливого окна своего жирного самосвала и как плюнет шматком грязи в солнце. Солнце моментально погасло. Все в считанные секунды покрылось мягким, как желе, темно-синим льдом. Очевидно, что погибло все и вся. На этом закончилась мерзкая, кровавая история любви и ненависти всего живого на этой вашей планете.
А теперь, давайте разбираться. Известно каждой сытой бабочке, что солнышко от той вашей этой планеты находится на расстоянии восьми световых минут. Как же тогда можно в него плюнуть грязью, да еще так метко из едущего самосвала, чтобы оно погасло сразу же? Тут только два варианта ответа. Либо Шкультяй Ядоедов, а так именно и звали водителя того поезда, заранее прочитал в газете "Мурманское Ожесточение Сегодня" прогноз, что солнце погаснет навсегда ровно в это время и подгадал свой фокус так точно, что аж начинается дрожь в коленных тапочках неприятного друга, либо, второй вариант - весь рассказ про проишествие под славным городком Лызянь-Заворотнинск - ложь! Жгучая, лысая, ослепленная желчью, не видящая ничего на своем пути, даже кривляющуюся прямо на шоссе Клопсинск-Пропадаев Яр старуху с вертолетным винтом вместо зуба, жестокая, темно-синяя (да, да!), сложносочиненная, кривлосмердячная, рябиновая, чистосердечная ЛОЖЬ!!!
На этом я удаляюсь, потому что меня тошнит.

Историческая рукопись, выполненная на кости динозавра, обнаруженная в Сибири, городе Тюмень-Глинобитная при работах по устранению засора канализации на пересечении улиц Шопенгауэра и Советская в 1941 году начальником смены службы аварийных работ Насосовым Шкультяем Насрановичем.



Раздел первый
Параграф первый
Мокрый от слез платочек

Был однажды один человек, дурак. Ну, может, не дурак, а как дурак. Странный какой-то и вообще. Вел себя странно. В свой день рождения, например, сначала никому не говорил о нем, а потом обижался, что никто не поздравил. Или деньги сначала потратит все, а потом страдает, что нету. Стихи пишет, но никому не показывает. А если и прочтет кому по-пьяни, так потом расстраивается, что никто не понял. А если все поняли, то горюет, что написал банальщину, доступную каждому. Худеет - депрессия от недоедания. Начал есть - депрессия, что потолстел. Бросил курить - начал пить. Бросил пить - опять начал курить. Бросил пить и курить - депрессия. Напился до беспамятства, получил по башке. От кого, где, как - не помнит. Решил проверить, как же так получилось - напился снова. Опять ничего не помнит и рожа снова в синяках. Мечтал художником стать. Стал. Надоело. Стал мечтать стать обычным человеком, но при любых признаках обычности - депрессия. Сначала заявлял, что людей не любит, потом начал страдать, что никто не здоровается с ним. Ну что не так с этим непонятным товарищем! Повеситься бы впору, да жить охота. От себя нигде не спрячешься, а напьешься до чертиков - все потерял, по морде получил, стало еще хуже. Вот салат лень ему готовить, а жалуется, мол, витаминов не хватает. Говорят купи витаминки себе - дорого, говорит и всё равно они не работают. Зиму, говорит, люблю нимагу и уезжает жить в страну, где всегда лето. Родину, говорит, люблю, а люди, говорит, там все дураки какие-то, ничего не хотят делать.
Получается, дураков ты любишь-то, ась? Был бы поумнее, так, небось, умных любил бы. Так оно и выходит, что сам-то ты - дурак. Эх ты...

Глава первая
Часть первая
Отрывок первый
Хризантемы из резины

В туалете кто-то вздохнул
Птица серая за окном
В холодильнике спрятан стул
Птица строит на ветках дом
Непривычный печеньки хруст
Под столом лежит барабан
Чай не жидок но и не густ
Снова я день рожденья проспал
Птица длинная как вагон
С фотографиями на боку
В туалете печальный стон
Все, я больше так жить не могу