Память

   Прозвучал третий звонок, зал притих. Медленно стал затухать свет. Сидящая рядом с Виктором Верочка, схватила мальчика за руку и прижалась к нему.
   На большом экране над сценой вспыхнул огонь и тихо, запел Высоцкий песню:
-“Зарыты в нашу память на века ….”
   На затемнённую сцену стали выходить артисты со свечами и располагаться по сцене. Одеты по разному, простыми людьми в возрасте. Заняв своё место, занялись кто чем: -одна с коляской, другой присел с газетой на скамью, рядом третий с коробкой. Ещё один читает книгу в кресле, рядом женщина перебирает цветы,  и т.п. В итоге сцена заполнилась горящими свечами.
     Заканчивается песня. Огонь на экране продолжает гореть, тихо звучит колокольный набат:
Голос Ведущего за кадром:
-Память
Что такое память? Это странная черта души,
Что на выбор что-то всегда помнит?
Или это что-то в нас внутри,
Что покоя не дает и томит?

И хоть часто я ловлю себя на мысли,
Что хотел бы кое-что забыть,
Но подумал, жизнь была б бессмысленна,
Если бы без памяти мы могли бы житью.

Память - это дар великий Божий,
И пускай она у каждого своя,
Но события для всех одни есть тоже,
И к таким относится ВОЙНА.

И сейчас сегодня с этой сцены
Мы услышим память первых дней,
Когда мир страны был взорван,
В горе утопив детей.
И сегодня эти дети, пересилив боль из раненой души,
Вспомнят свое детство,
Что пришлось на первый день войны.

На экране показывают улицы довоенной Москвы: и тихо звучит песня: “Утро красит нежным светом”

Песня заканчивает, Ведущий:
День выходной был, воскресенье!
Кто отсыпался с наслажденьем
После недели трудовой,
Кто на рыбалке был с зарёй.

А кто с утра уж гладил платья,
Спеша, кто в цирк, а кто в театры.
И до обеда вся страна,
Не знала, что идёт ВОЙНА!

   Голос Ведущего чуть не кричит в отчаянии. На экране хроника начала войны. Самолёты с крестами бомбят города, колоны беженцев. Горят здания, лежат убитые.
   Отчаянно сражаются пограничники и бойцы Красной Армии.
За кадром слышен голос Ведущего:    

А на границе уж с зарёй
Кровавый завязался бой.
И самолёты с чёрными крестами
Над городами спящими летали.

Такого вероломства ещё не знал никто.
Ведь мир же подписали! Напали-то за что?
Нас это возмутило! И поднялась страна!
Так, внуки начиналась, СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА!

Набирает силу песня:  -Священная война.

-Заканчивается песня. Огонь продолжает гореть, тихо звучит набат,  и на огонь накладываются фотографии детей из войны. Артисты по очереди делятся своими детскими воспоминаниями.

1-мужчина?:
Тот день, тот страшный  день,
Он был обычен, светило солнце,
Воздух был привычен,
Лишь, почему-то было тихо,

Как будто вся природа ждала лиха.
Соседка прибежала вся в слезах,
Звонил ей муж – военный, как-никак.
Сказал, что на границе бой,
А мы не верили, что связано с войной.

Ведь договор о мире подписали.
Мол, провокация, молчит же Сталин,
И на замке надежном, мол, граница.
Но нам тревожно, нам не спится.

А радио тревожно все молчало,
Молчанье это страху нагоняло.
Но, наконец, в нем голос прозвучал:
Война! – тревожно Молотов сказал.


Но мы не верили: не может быть, ведь есть же договор, и можем мы дружить.
Но гул над городом  всех убедил, на третий день нас немец разбомбил.
Объятый ужасом бежал народ, я этот день запомнил наперед.
На кладбище мы спрятались тогда, а город, нам казалось, стерт дотла.

До вечера бомбили, треск стоял, и черный дым над городом витал.
Дома горели, вой гудков, ночами снилось это все потом.
И первые убитые, но кто? -мое кричало, видя это, естество.-
В цветастых платьях женщины в крови и в шортах белых мальчики в пыли.

С бомбежки город затаился, надежды огонек все же теплился,
Ведь где-то армия стоять должна, неужто пустит к нам врага она?
Но день проходит и другой,  народ на улицу толпой,
Продукты стали подбирать, разбиты магазины все опять.

Но мама не пустила к ним меня, сказала: то не наше, мол, нельзя.
Она не верила, что город наш сдадут, прислушиваясь к гулу, ждала, войска  придут.
Но ждали наших мы напрасно, нам это скоро стало ясно.
По нашим улицам солдаты их гуляли, на кинопленку развалины снимали.

Смеясь, играли на губной гармошке, совсем не страшные, как будто понарошку.
В рогатых касках, автоматы, в мундирах серых - фашистские солдаты.
Совсем не страшные, но почему на землю нашу принесли они войну?
И я тогда в двенадцать лет на свой вопрос узнать хотел ответ.

И было не  кого тогда спросить, и мать не знала, лишь хотела мстить
За кровь убитых женщин и детей, за слезы всех солдатских матерей,
За город, что в руинах уж лежал, за детство, сын которого не знал.
 
2-мужчина:
Когда началась война, мне было пять! Но я уже умел считать, читать.
Я помню, как солдаты мимо шли,  усталые и грязные, в пыли.
Их бабушка кормила, пить давала. Сама тихонько слёзы утирала.
Солдаты говорили: -немец прёт! А я смотрел испуганно им в рот.

Тут появились беженцы, и мы,  схватив узлы, тоже в путь пошли.
Но шли не долго, что-то там случилось, и вся толпа назад поворотилась?
Вернулись мы обратно, немцы там, хозяевами рыщут по домам.
И в нашей хате тоже поселились, а нас за печь определили.

Из той зимы военной, что была,  я помню чёрные дома,
И танки чёрные, и мотоциклы. Солдаты чёрные, мы к ним уже привыкли.
Их было много, белый снег их черноту мне отразил навек!
И мне казалось, мир из двух цветов: чуть где-то белый, чёрный в остальном?!

Однажды утром всполошились все. Сбежали немцы, крики на селе.
Меня одели в чёрное опять, и из села мы бросились бежать.
Мы день и ночь лежали на болотах, замёрзли, есть и пить охота.
Но где-то лаяла собака,  и треск стоял от автомата.

И где-то  что -то грохотало, молитву бабушка читала.
А дедушка ругался про себя,  совсем не слышно, но видел я.
Потом вернулись мы домой, а дома нет, костёр пустой.
И долго бабушка над домом причитала,  потом она совсем седая стала.
 
3 –женщина:
Воскресенье, солнышко с утра. Мы торопимся, нам в цирк пора.
Обезьяна по арене скачет,  клоун понарошку плачет.
Мы в ладоши хлопаем, смеёмся, будет дома рассказать что, когда вернёмся.
Так, весёлые на улицу ввалились, а там плачут все? Мы и застыли.

Слово страшное по улице летало.  Всех врасплох оно застало.
Мрачные спешили мужики, бабы слёзы прятали в платки.
Лишь мальчишки оживлённо что-то обсуждали. -Там война, - они сказали. -
И идём мы биться все с врагами!  Что война продлится долго, мы не знали.

Мы девчонки тоже захотели! Не могли остаться в стороне мы в этом деле.
Ведь совсем недавно мы сбегали на войну в далёкую Испанию.
А теперь война пришла и к нам, наше детство разорвав.
Десять лет тогда мне было, но я помню всё, я не забыла!

В суете прошла неделя, нас бомбили, улицы горели.
И как в чёрно-белом том кино, немцы проявлялись в том дыму.
Они шли по улицам, смеялись, и дома горевшие снимали.
Город затаился, люди ждали. Немцы здесь хозяевами стали.

Вскоре на заборах и домах, появились их приказы, жить нам как.
А в ответ - листовки от руки, где призыв, мол, не склонить главы!
Обыски в квартирах участились, партизан искали. Мы дивились?!
И хотели тоже их найти, вклад в победу чтобы свой внести!

А ещё я помню галстук свой. Я его хранила на груди. Он как живой,
Сердце, что от страха билось, согревал, и как будто силы мне давал.
Всю войну его хранила, часто в одиночку говорила.
И кусочек шёлковый, тот красный,  для меня звездою был он ясной.

И когда пришли советские солдаты,  я встречала, стоя, их у хаты.
Мимо меня знамя пронесли, красное, большое, до земли.
И тогда я вынула свой галстук, над главой подняла, трепетал что б.
И меня солдаты увидали, дружное «ура» вдруг прокричали.
 
4 –мужчина:
В то воскресенье с братом по грибы с зарёю рано в лес мы с ним ушли.
Дед накануне наш сказал,  что много боровиков он там видал.
Едва дошли мы до поляны, как гул раздался странный.
Гул сверху шёл, мы подняли глаза, по небу туча чёрная ползла.

Мне показалось, птицы петь вдруг перестали?  С крестами самолёты пролетали.
Я брата дёрнул за рукав: - они чужие?  Плечами дёрнул тот: - учения какие?
Грибов, мы с братом быстренько набрали  и, подхватив корзины, к дому побежали.
С опушки увидали, мама к нам бежит,  руками машет и что-то там кричит.

Так и запомнил я её в тот миг: -глаза большие и застывший крик!
На третий день солдаты к нам зашли,  все запылённые, под цвет земли.
Запёкшими губами воду пили, и почему-то взгляд от нас свой отводили.
Над хутором опять летели самолёты, их ровный гул в тоску вгонял чего-то.

И в этом гуле вдруг случился сбой. Мы головы все кверху: - там же свой!
На стаю чёрную из облаков два сокола скользнули вдруг винтом.
Один тут загорелся крест, затем другой, над нами закрутился бой.
И ожили солдаты, загалдели, куда усталость только свою дели?

Мы в небо, затаив дыхание, смотрели.  Над нами страшная крутилась карусель.
Но, наши проявили мастерство и сбили самолёта три ещё!
И стая разбегаться от них стала, и бомбы куда зря бросала.
А наши ястребки, махнув крылом, исчезли снова в небе голубом.

Усталость позабыв, ушли солдаты, А мы стояли всё у хаты.
А потом.
Потом с деревни тётка прибежала и весть нам страшную сказала.
В деревню немцы к ним пришли и активистов всех нашли.

И расстреляли за околицей всех их. И тётин брат был тоже среди них.
И тётя тут проплакала три дня и повторяла, повторяла всё слова.
И за три дня глава вдруг белой у ней стала. А мама рядом утешала.
Всё тётю гладила и плакала сама. А я боялся станет белой и её глава!

Садился рядом, гладил по плечам.  И заклинанье тихо повторял.
Чтоб завтра кончилась война! И маму не настигла белизна!

5 –мужчина:
Война!
 Бомбили нас уже с утра! Свист, вой и треск разрывов!
Бомбили целый день, без перерывов!
Сначала люди все бежали и прятаться пытались.
Потом лишь смерть вокруг гуляла, кто не успел, того достала.

Пыль долго тучею стояла, осев, всех цветом уравняла:
Дома, разбитые машины,  ну и людей - всех в цвет мышиный.
От этой пыли кровь была черна. Так мне запомнилась война!
На лицах пыль и чёрна кровь, как будто это фильм дурной.

Потом мы долго шли в толпе, и пыль опять была везде.
На лицах потных, на траве, казалась, пыль была везде.
И откашляться ею я не мог, рот пересох, хотя я сам весь взмок.
И хоть встречались по дороге нам ручьи, пыль оставалась -  три, не три.

Вернулись мы потом обратно, дом сохранился - и то ладно.
Но многое вокруг сгорело, и ветер пепел разметал несмело.
И этот пепел с пылью снится мне всегда, хотя и был я маленький тогда!
Пыль, кровь и пепел помню я. Для нас так началась война!
 
6 –мужчина:
День первый помню хорошо. Я ещё в школу не пошёл.
А тут вдруг мама рано будит нас.  Сынок- война! И уходить – приказ!
Мы возле Бреста жили, почти рядом. Почти все семьи с пограничного отряда.
Большой собрался в путь обоз, мы шли пешком, а вещи конь наш вёз.

Отец был рядом, ободрял, а сам шёл хмурый. Он хромал
И всё поглядывал назад, за лесом бой шёл, там отряд.
Потом мы встретили солдат. Отец навстречу вышел, он был рад.
Солдаты ехали на лошадях, и форма новая сидела на плечах.

Отец спросил их что-то. Но? В ответ вдруг выстрел, как в кино.
Все бросились куда-то убегать,  а наш отец остался там лежать.
И дико закричала мама рядом,  и пули над толпой взметнулись градом.
Она кричала, пальцами царапая траву.  Так повстречали мы войну!

Сидели рядом с мамой мы, и даже плакать не могли.
Как в ступоре смотрел я на неё, сестрёнку с братом обнимая всё.
Потом вернулись люди, подошли и маму на телегу перенесли.
А папу на опушке схоронили, но нас к нему зачем-то не пустили.

Так папу мёртвого не видел из нас никто. А может, это было хорошо?
Я и сейчас, глаза закрою, он живой, хоть столько лет прошло, я сам уже такой.
Но мамин крик, под пальцами траву я помню тоже, сколько лет живу.
И братика с сестричкой, молчаливый крик.  И страх, что в клетку каждую проник!
 
7 –женщина:
Я помню этот день, он был вчера, нам сказку мама накануне прочитала.
О рыбке сказка золотой была, она желанья, кто просил, там исполняла.
Я тоже что-то попросила, меня сестренка перебила,
Мы наперебой кричали заклинанья, исполнить рыбку всё просили пожеланье.

А пожеланье было-то простое: поехать на лето к бабушке Прасковье,
И чтобы папа с мамой тоже были, мы всей семьей в лесу гулять любили.
А утром вдруг проснулась я от страха, он надо мной витал, как раненая птаха.
Сквозь штору на окне белел рассвет, и мамы с папой почему-то нет.

Отдернув штору, увидала на крыльце: они, обнявшись, целовались в тишине.
Тут папа руки мамины вдруг  снял с себя и шагом скорым уходить стал со двора.
Ломая руки, мама закричала. И я, не зная почему, кричать вдруг стала.
Крик: папа!!! папа!!! – мой тут всех поднял, сестренку с братцем напугал.

Они заплакали и тоже закричали, мы к папе уходящему бежали.
Он оглянулся, голову закрыл,  и побежал от нас, что было сил.
А мы стояли плачущей толпой, еще не зная, что встретились с войной.
Светило солнце, плечи согревая, и на траве стояла я босая,

И током как пробило вдруг меня, что папу не увижу больше я.
И эта мысль осталась так во мне: ушел, раз, папа - быть беде.
Ну, а потом мы шли куда-то, вокруг народ, солдаты.
Вдруг закричали все и начали бежать, мы ж, испугавшись, остались так стоять.

Тут воздух задрожал, сверкали взрывы, то самолеты нас бомбили.
И вскрикнув, вдруг упала мама, и черная зияла рядом яма.

Ее солдаты в ней и закопали, а мы просили, а мы кричали:
Отдайте маму! – они молчали. На бугорку обнявшись мы сидели
На оставленной солдатами шинели.

А я все думала, без мамы как нам быть? И что отцу, вернется, говорить?
А вечером нас подобрал старик, уж в сумерках на лошади возник.
Он всех нас на телегу посадил и, улыбнувшись, яблоко вручил.
Так и запомнился мне первый день войны:  отец - в лучах предутренней зари,

Кресты на небе черные в дыму, и маму в землю прячут почему.
И полные тоски глаза, что яблоко мне дал, у старика.
И было мне тогда всего шесть лет, война началом стала многих бед.
 
8 –мужчина:
Первый день войны я встретил на море.
Тогда я был в Черноморском санатории.
Вышел на берег, солнце сияет, и синие волны тихонько играют.
Весёлой гурьбою мы в море плескались, прыгали с вышки и кувыркались.

Услышали гул, самолёты летели, и тут же в войну мы играть захотели.
Мы прятались в камни, стреляли, бежали. А то, что война началась, мы не знали!
И только, когда мы пришли на обед, узнали, что мира теперь уже нет!
Что бьются с утра на границе войска, и что нам домой собираться пора.

А вскоре мы в поезде уж сидели, и старшие в небо часто глядели?
И нам передалась эта тревога, летали лишь немцы, никто их не трогал?
Лишь раз наблюдали мы в небе двоих с красными звёздами на крыльях своих.
Они отбивались от целого роя, но было их мало, всего только двое!

Фашисты, как осы, вокруг них метались, но наши упорно от них отбивались.
Но силы неравные втянуты в бой, один загорелся, потом и другой.
Пылающей свечкой упали в дали, а мы кулаками грозить лишь могли.
И здесь я впервые увидел солдат, не пряча что слёзы, в небо глядят.

Сжимая винтовки, взгляд отводили и мимо вагонов в даль уходили.
Я видел в кино, что солдаты не плачут?! А тут почему-то было иначе?
И эти солдатские слёзы бессилья потом ко мне часто во сне приходили.
С тех пор, я как слышу слово ВОЙНА, то слёзы солдат вспоминаю тогда!
 
9 –женщина:
Чёрное небо, гудят самолёты, они тоже чёрные, летят не высоко.
Это ВОЙНА, взрывы, крики кругом, нас в погреб загнали, горит рядом дом!
А в погребе - крысы сердито пищат, они обижались, что здесь люди сидят.
Деревню бомбили, сожгли половину, попали  и в кладбище, покойников вынув.

Они и лежали, словно там их убили, и жители снова, хоронить их ходили.
Мы дедушку с мамой, нашли своего, совсем ведь недавно хоронили его.
Так и осталось мне в памяти это: взрытое кладбище, чёрное небо.
В погребе крысы, и мы рядом  с ними сидим в темноте и считаем разрывы!
 
10 –мужчина:
В моей памяти остался цвет! Было мне тогда всего пять лет.
До войны я помню дедов дом, вот стоит от жёлтый,  деревянный, с петушком!
И штакетник синий, красные концы, а за ним охапками разные цветы!
Перед домом горкою ссыпан был песок белый, белый, белый, словно мой носок.

А ещё фотограф нас снимал семьёй, эта фотография мне снилась голубой.
А потом пропали краски резко вдруг, всё сменилось чёрным или серым тут.
Чёрный дым, в котором задыхался я. и меня тащила, плача, мать моя.
То горела хата дедушки в ночи, от неё остались лишь печки кирпичи.

Жить мы стали в погребе, благо он большой, дед там печку выстроил с чёрною трубой.
Так войну запомнил я, чёрно-серый цвет, печка закопчённая, ну, а дома - нет!
 
11 –мужчина:
Я рос без мамы, сколько себя помню. В деревне с тёткой и отцом.
Отец работал в сельской кузне, он был механиком и кузнецом.
Когда пришла война, мы с ним собрались, и вместе с сотнею других на станцию подались.
А по дороге нас настигли самолёты, сначала бомбы сбросили,
Ну, а потом стреляли пулемёты.

И люди падали в песок, в траву, и мы с отцом упали на лугу.
-Закрой глаза, сынок, - просил отец, а рядом грохотало, и визжал свинец.
И я боялся голову поднять, ведь самолёты продолжали выть, летать.
Рука у папы вздрогнула, и дрожь по ней прошла. я поднял голову, отец закрыл глаза,
Так этот день, запомнил я.

Отец лежит в траве, и маленькая дырочка кровавит на виске.
И я сижу с ним рядом, сам  плачу и прошу: -открой глаза, пожалуйста, я как один пойду?!
 
12 –женщина:
В субботу вечером к сестре пришёл жених, и мы до ночи обсуждали всё про них.
Как свадьбу будем делать, и когда? А в воскресенье утром услыхали, что ВОЙНА!
И все мужчины стали собираться. а женщины рыдали, не хотели расставаться.
Потом бомбили нас не раз, попали в сельсовет как раз.

А я стояла за сараем, смотрела, бомбы как летали.
Мне страшно было, но смотрела, я смелой показать себя хотела.
Но вот, бомбёжки прекратились, тишина, мы уж подумали, что кончилась война.
Но утром гул нас снова разбудил, на танках и машинах немец к нам входил!

Я удивилась, танки шли в ветвях, на свадьбах делали всегда мы так.
И притаилась за плетнём, глядела, я рассмотреть их головы хотела.
Я почему-то думала, они не человечьи, и рассмотреть хотела, они чьи?
Уже ходили слухи, они – звери, и я хотела это вот проверить.

Но ехали в машинах, вроде люди? Играли на гармошках и смеялись.
А я искала, где рога и зубы? Не верила глазам, ошибку допустить боялась.
А парни умывались у колодца, весёлые, красивые, такие,
А вечером, стреляли за околицей, потом, убитых хоронили.

Потом, мне часто снились эти парни, водой что обливались у колодца.
И чёрный зев заросшего оврага, и стая воронья … дерётся!
 
13 –женщина:
Всю войну, я думала о маме. Маму потеряла сразу я.
На рассвете, в воскресенье, наш бомбили лагерь, видно спутали с солдатами тогда.
А мы бежим, кричим и плачем, и зовём своих лишь матерей.
Белая рубашка, красный галстук, вот и всё, что помню, с этих дней!

А потом, как память отключили. Мне сказали, мама умерла.
Нас потом машиной вывозили, раздавали в детские дома.
Я всё время думала о маме, вспоминала всё её живой.
Жизнь же меня мимо пробежала, я как бы жила сама собой.

И когда однажды мне сказали, Мама, что приехала за мной!
Я лишь заливалася слезами, и закрыв глаза, мотала головой.
Долго уговаривать пришлось всем, говорить, что мама вот, жива!
Я кричала, что я им не верю, нету моей мамы, умерла!

Почему кричала? Я боялась! Я боялась, это страшный сон!
Вот глаза открою и увижу, посмеялся надо мною он.
С той поры, всегда я плачу, и вовсе не от боли я реву.
Просто, почему-то в счастье подорвалась вера за войну?!
 
14 –женщина:
Перед войной отец наш умер. Нас семеро, осталось без него.
Мы жили бедно, трудно, и думали, что нет уж хуже ничего.
Как ошибались мы. Пришла война.  И чашу горя спили мы до дна!
Мы ели воду. Просто ВОДУ! И если летом, травка была в ней.

Зимой же была она бела. Без запаха, без цвета и солей.
Одежду, что могла, мать всю сменяла. И изредка картошка плавала в воде.
Для семерых, конечно, это было мало. И всё же мы не дрались по злобе.
Мы выжили, не знаю как. Но видно был волшебным тот черпак.

Что воду нам по чашкам разливал, порою и добавочки давал.
С войны мне снится только тот черпак, густую кашу он мешает как.
 
15 –женщина:
Что помню я о первых днях войны? Как нас в вагоне всех везли.
И была с нами там семья, мужчина  с женщиной, она беременна была.
И вот бомбёжка. Грохот, крики, вой. Покинуть не успели вагон мы свой.
Рвануло, где-то сбоку, нас качнуло, волна горячая осколков полоснула!

И дикий вопль нас всех накрыл в вагоне, то билась женщина беременная в агонии.
Осколком ногу оторвало ей, муж кровь пытался остановить скорей.
Он ногу стал ей бинтовать, жена кричит: - хочу рожать!
И в этом грохоте, осколки, где летали, соседка с мужем роды принимали.

А я смотрела с полки сверху вниз, и на всю жизнь запомнила тот первый детский крик.
Разрывы, дым и сверху вой. Отец ребёнка держит. Он живой!
 
16 –женщина:
Из войны я помню страх и голод! Может потому, что маленькой была.
Нас не бомбили, как других, ну что вы. В селе стояли ихние войска.
У нас полдома офицер снимал. Худой, в очках, денщик с ним проживал.
А нас согнали две семьи в малую комнату. Могли, ведь выселить совсем. Соседи наши, вот пример.

Они же к нам потом пришли. И стали жить мы в три семьи.
А тут братишка захворал, кашлял ночами, спать мешал.
Так раз, приходит тот, в очках. И говорит, что будет-паф.
На братца пальцем показал, за то, что ночью он кашлял.

Так мама брата в одеяло и ночь на улице качала.
В другой раз, братик мой второй пополз на запах суповой.
Как он уполз, мы не видали, а спохватились, крик узнали.
Вопил малыш в той половине, там кипятком его облили.

Едва успела я забрать, денщик хотел уже стрелять.
Я долго думала потом, денщик как спит? Спокойным сном?
Но вот погнали немцев вспять, те нас хотели расстрелять.
Но нас успели схоронить, и немцы, злобу чтоб излить

Деревню нашу подожгли. А что мы сделать тут могли?
Я помню мамины глаза огромные, на пол лица.
Она смотрела на огонь, у нас от страха стыла кровь.
 
17 –мужчина:
Войны я не помню, мне было четыре, я жил с мамой, папой и братом в квартире.
Я помню лишь мамин белый халат, а лиц никаких, ведь я был маловат.
И шапочку мамину белую помню. Она на столе стояла на тёмном.
Потом, когда вырос, мне рассказали, что мама и папа были врачами.

Они и пропали  в первые дни, мы с братом сидели в квартире одни.
Потом к нам пришли какие-то люди и нас забрали с братом оттуда.
Потом барак помню большой, забит до отказа был ребятнёй.
От голода пуговицы, помню, сосал, я их карамелькой себе представлял.

Потом появилась тётя в халате, белом, белом, как мамин значит.
Я потянулся доверчиво к маме, другие ребята её испугались.
А тётя, погладив меня по головке, взяла мою ручку и ткнула иголку.
И дикая боль пронзила всё тело. -Мама, за что? – кричал очумело.

Очнулся когда я, брат рядом лежал. Глаза плотно сжаты и тихо стонал.
Потом пришли наши, нас снова везли. Ребята галдели, конец, мол, войны.
Когда я подрос, то тогда лишь узнал, что в лагере смерти я побывал.
Там детскую кровь для раненых брали, ценой наших жизней фашистов спасали.
 
18 –женщина:
Мне было пять всего, когда пришла война, у бабушки и мамы я была одна.
Из первых дней не помню ничего, сознание войны потом пришло.
Я помню только страх как пеленой прошел по мне холодною волной.
От страха я уснула в воскресенье, и аж два дня лежала без движенья.

И думали все, что я умерла, рыдала мама, бабушка ждала.
Она два дня молилась и две ночи, просила Господа помочь мне
На третье утро я глаза открыла, а бабушка в углу поклоны била.
-Бабушка- позвала тихо я - ты молишься, а я еще жива.

И бабушка, услышав, обернулась: -ну слава Богу, внучка, ты вернулась.
А Бога я просила все два дня, чтобы душа вернулася твоя.
Но год прошел, и бабушки не стало, и я к иконе на колени встала,
Молитвы знала  я уже тогда, но Бога я просила зря.

Осталась с мамой я вдвоем, и страх еще в сознании моем,
и снилось часто много дней икона со свечкой и бабушка пред ней.
 
19 –женщина:
В том году у нас поздно сирень зацвела, ее запах всегда теперь помню.
У меня  этим запахом пахнет война, и деревьев сгоревшие комли.
Класс шестой я окончила до войны, впереди меня ждало все лето.
Но каникулы прерваны были войной, и отца проводили с рассветом

С ним и братья ушли все на фронт, и остались вдвоем мы лишь с мамой.
Нам отец  велел уходить на Восток, обещал, что пришлет телеграмму.
Минск бомбили, горели дома, и мы прятались в погреб к соседям.
Было страшно сидеть там полдня,  решили мы с мамой: - уедем.

Мы бежали в потоке таких же, как мы, обезумевших в горе и страхе,
А потом мы узнали, что впереди перекрыли дорогу танки.
И мы воротились обратно домой все той же дорогой, где шли мы.
И снова старухи встречали нас там и молоком от коровы поили.

Пришли на улицу, где дом? И нету улицы зеленой.
Сгорело все, и даже клен, но куст сирени опалённой
Стоял на месте и весь цвёл. Такие белые цветочки.
Мешаясь с дымом, запах шёл, а он, как девушка, в платочке.
 
20 –женщина:
Я не люблю вспоминать свое детство, его не было у меня.
Мне было четыре года, когда началась война. И если спросить любого, что детство для него?
У каждого нашлось бы слово, и вспомнил он кое-что.

А у меня же детство виделось в одном мама, папа, конфеты, которых полный дом.
Мама с папой пропали сразу, с воем бомб, меня потом подобрали и отвезли в детский дом,
А там есть все время хотелось, и не было конфет.
И первую конфету я съела,  аж в десять лет.
Я не люблю вспоминать свое детство, в нем папы и мамы нет,
В нем есть я хотела очень, и не было конфет!

21 –женщина:
До войны боялась я мышей, глупая была – малая,
Что мне могут сделать мыши те, сами что от всех вон убегают.
Это я все поняла тогда, когда к нам пришла война.
С той поры страшнее всех мышей стали в нашем доме самолеты.

Они стреляли в малышей просто для забавы с пулеметов,
Появлялись над деревней днем, бросят пару бомб, все убегают.
И тогда - на выбор, точно в тире, только в малышей они стреляли.
Мы от страха прятались в кустах,  я тогда всегда мечтала,

Взять бы превратиться мне в жучка, я бы из земли не вылезала.
Как-то раз пришел отряд, всех согнали сразу к школе.
Перед пулеметом выстроили в ряд, а его мы ростом и не боле.
Замерев от страха, мы стоим, тут стрелять из леса стали.
-Партизаны, партизаны, - крик - немцы на машины и удрали.
 
22 –мужчина:
Когда говорят о войне, всегда я глаза закрываю,
Мне это приснилось во сне, себя я тогда повторяю.
Болото с туманом над ним, трясина, что гавкает жадно,
И мы на кусочке земли, в землянках, забытых однажды.

Сырые, склизкие стены, вода под ногами стоит,
И нары, из веток осины, и дым в глаза лезет с печи.
С войны я боялся железа, уж часто взрывалось оно
В руках пацанов несмышленых, играли в войну что еще.

Потом собирать его стали и на машинах возить.
Из этой, твердили нам, стали будут трактора варить.
И если я видел трактор, боялся к нему подойти.
Я ждал, что он тоже взорвется, и станет, как танк, коптить.

Я знал, из какого железа его сумели отлить,
Такое вот было детство, войну я хочу забыть.
 
23 –женщина:
Мне купили букварь, я готовилась в школу,
Уже буквы все знала и могла чуть читать.
Но война к нам пришла, все мечты оборвала,
А в школе, там немцы стали пленных держать.

Мы ходили с соседкой, та искала все мужа.
Я про брата с отцом все хотела спросить.
А они на земле за колючкой сидели,
И тихонько-тихонько лишь просили попить.

Так вот в памяти это все отложилось,
Наша школа, колючка, и люди за ней.
И большие глаза, где скорбь поселилась,
Где глоточек воды был злата милей.
 
24 – женщина:
Столько лет прошло, а вспомню - страшно! За грибами в лес с утра ушли,
Возвращались и с опушки смотрим, а деревня наша вся горит.
Так остались вмиг ни с чем на свете, и ушли мы к маминой сестре.
Только ее взяли полицаи, муж был командиром на войне.

И согнали жителей на площадь, и в насмешку, плакать не велев,
Привязали к дереву веревку, и сестру повесили на ней.
Бабы все кричали в один голос, дико так кричали, но без слез,
Пацаны ж, насупившись, молчали, слезы сами капали из глаз.

И смеясь, стреляли в них жандармы, думали, что нагнетают страх,
Ночью же сожгли их пьяных в хате, двери подперев в сенях.
Сколько лет прошло, а вспомнить страшно, я и не стараюсь вспоминать
Дикий бабий крик истошный, и мальчишки, что в пыли лежат.
 
25-мужчина:
Мы мальчишки знали об Испании, кое-кто хотел туда сбежать,
А война была не за горами, вот уже и нас бомбят.
А потом ворвались к нам каратели, постреляли кошек всех, собак,
А потом искали жителей, тех, кто в активистах состоят.

Ночью часто сон мне снился, я расстрелянный в траве лежу,
Я тогда еще дивился, я ж убит, а почему живу?
И ещё я помню, как гонялись за курами немцы по селу,
Очень веселились, коль догнали, и хватали их за голову.

Вскидывали кверху и крутили, сами зубы скалят, все в крови,
Мне казалось, куры, что кричали, дико так вопили, по-людски.
И собаки тоже, как и кошки, убивали их, они кричат,
Дико, по-людски и отголоски того крика так в ушах стоят!

Я до того дня смертей не видел, хоть прожил уж десять лет,
А теперь я эти смерти слышал, и  узнал, кричит как человек.
 
26 –женщина:
Ты просишь вспомнить первый день войны, а я боюсь нарушить тишины,
Мне кажется, что лишь глаза закрою, то возвращаюсь к самолетов вою.
В тот жаркий месяц не было дождя, на небе голубом ни облачка,
Зато стояла пыль и рев кругом, на станцию то гнали скот гуртом.

И было много этого скота, по нем стреляли немцы свысока.
И вот, представь, обочины дорог, на них лежат, подняться кто не смог.
И туши раздувает от жары, их было некому предать земли.
И туши страшные  лежали долго очень, такое не забудешь, даже если хочешь.
 
27 –женщина:
Хочу все забыть! Будь проклята война, седою стала с ней я не одна.
А было мне тогда  шесть лет, и на три жизни насмотрелась бед.
Когда приехали к нам в первый раз, согнали к сельсовету всех как раз,
И на машине пулемет, и полицай как бешеный орет:-

Кто к партизанам ходит, связан с ним? -и автоматом грозит всем.
А мы стоим, трясемся и молчим, пусть бесится, черт с ним.
Он покричал, еще чуть погрозил, и счет повел, и третьих выводил.
Прикладами их в сторону согнали, и тут же с пулемета расстреляли.

В другой раз, как приехали с утра, согнали всех детей с села,
Перед колонной разместили и по дороге всех пустили.
От мин так партизанских защищались, и дети шли, плакали, боялись.
Еще боялись пить они с колодца, и вот поймают маленького хлопца,

Его напоят, сморят, ждут, -остался жив, - и сами тогда пьют.
Простите, не люблю я вспоминать, перед глазами все встает опять.
Будь проклята последняя война! И те, кто к нам пришел тогда!
 
28 –мужчина:
Война застала в лагере меня, мы просидели там четыре дня,
За нами не приехал так никто, и мы пошли на станцию пешком.
На станции дежурный нам сказал, вчера ушел последний, мол, состав,
И связь с тех пор оборвалась, ах, как нужна тогда была нам связь.

Что делать, мы не знали, да и куда подамся с малышами.
И вдруг мы слышим, рельсы загудели, мы все вскочили, загалдели.
На рельсы стали, поезд задержать. Снимали галстуки, чтобы махать,
Но машинист руками показал, что, мол, не может стать, тяжел состав.

И крикнул нам, детей, чтоб мы бросали, и сам немного скорость сбавил.
И на платформы стали мы кидать детей, там люди принимали их скорей.
Ну, в общем, загрузить успели всех, хоть в этом был наш маленький успех.
Потом мы долго ехали в пути, бомбили нас не раз, но жили мы.

Я помню визг осколков и наш визг, и как на станции к нам женщины рвались,
Откуда они знали, что состав с детьми, поили и кормили, чем могли.
Мы плакали и брали ту еду, и руки целовали на ходу.
 
29 –женщина:
Я смотрела, смотрела, на них с любопытством, как смотрят все дети.
Светлый волос, глаза голубые, он не страшным кажется вовсе.
Как же так, он людей убивает? Удивилась тогда я себе.
И спокойно смеется, играет на откуда-то взятой трубе.

А на утро нас к школе согнали, и вчерашний веселый солдат,
Ухмыляясь, пинал сапогами пацана, не спуская с нас взгляд.
И кто плакать не смел, того бил он кулаком, что в перчатке, в лицо,
И в глазах голубых были льдинки, и кривились презрительно губы его.
 
30 –мужчина:
Я видел то, что нельзя видеть, а я был маленьким совсем.
И сердцем детским ненавидел улыбки тех, кто сеял смерть!
Я видел, как бежит солдат и падает, вдруг спотыкаясь.
И долго землю он скребёт, как будто с кем-то обнимаясь?!

Я видел, как через деревню колонны пленных долго шли.
В шинелях рваных, обожжённых, с глазами полными тоски.
Я видел, как однажды ночью сгорел немецкий эшелон.
А утром, всех, кто был, на рельсы, и паровоз по ним прошёл!

Я видел, в бричках запряжённых, людей, что с жёлтою звездой.
Их немцы весело гоняли, катаясь пьяною гурьбой.
Я видел как, у матерей из рук, штыками их детей
Азартно немцы выбивали, смеясь, в огонь потом бросали.

Я видел, плакала собака,
С семьёй сгорела её хата.
И взгляд её был старика,
А я был маленький тогда.

Я вырос с этим, по ночам
Я Богу про себя кричал!
-Куда ты смотришь, если есть?
За что нам это, ты ответь?

   Постепенно все свечи гасятся, остаётся одна свеча. Артист подходит со свечой к рампе и к нему выходят остальные с зажжёнными свечами. Набат звучит громче.

   Траурным финалом тихо звучит песня: -Дети войны!
Набирает мощь набат!  Внезапно обрывается и минута тишины:  = минута памяти =
Лишь слышно как на экране горит костёр, потрескивают дрова.

Ведущий:
Давно, давно, закончилась война.
И на Земле должна быть тишина!
Отцы и деды за эту тишину.
Уже отдали огромную цену.
Теперь скажи сегодня каждый сам себе,
Ты хочешь, повторение войне?

Грозно звучит песня: -Хотят ли русские войны.       (Приложение -1)
   Отзвучали последние аккорды песни. В зале повисла тишина, нарушаемая тихими всхлипами женщин. Многие мужчины кусали в волнении губы.
   На экране теперь горит факел памяти. Вокруг лежат цветы.
   На сцене с горящими свечами стоят устремив взгляд в зал артисты. Зрители встают.
Минута тишины.
   Потом зал взрывается аплодисментами.