Под ним бы

в метро понедельничном - вновь выходной перегар,
как будто у всех был до завтрака праздничный ужин,
а я почему-то теряю свои берега,
выплёскиваясь невольно любовью наружу.

любовью, которой не меньше во мне, чем извне,
которой с тобой я готова, как прежде, делиться,
чтоб ты ощутил, что сполна отдаваться Весне -
легко и возможно. измятые мрачные лица
становятся детскими... дай удивление: взгляд,
улыбку и миг, чтобы поняли - ты бескорыстен,
ты просто Весны положительно-нежный заряд,
художник, дарящий эмоции щедростью кисти
на радость другим. только чудо раскрасит не холст,
а души, уставшие быть заключёнными в будни.
ты так же не свят - ты не Будда и ты не Христос,
и вряд ли святым в этой жизни (и после) ты будешь.
но ты понимаешь! и этот вот их запашок,
и хмурость, и утро чуть позже, чем их пробужденье,
и завтрак вкрутую - не как возмечталось, пашот,
и вечную их неспособность и нощно, и денно
за жизнь и возможность цветения - благо дарить.
ты сам не умеешь. не свят и не свет. мы - ТАКИЕ.
будильники-будни, охранники-календари
граничат пространство, семь футов желая под килем,
когда нам под ним бы, под килем - стога облаков;
и Солнце, и Месяц потрогать - вот тот, серповидный,
с открытки из детства! - что помнится так глубоко,
что нравился больше, чем тёплые булки с повидлом,
возможностью мнимой подпрыгнуть и лихо достать
за просто, за так, не платя никому ни копейки...
но юность и детство чуть дальше уже, чем полста
таких одинаковых лет, где из тёплой постельки
тебя не поднимут - тебе поднимать, седина
сильней вороного и русого, блонда и меди.
ты всё-таки помни, что возраст такая зима,
которой приход - в наших собственных силах замедлить.

ты всё-таки знай: я с утра улыбаюсь тебе -
не святостью, нет, упаси, не возвышенной спесью!
любовью одной. и в подземном туннеле-трубе -
семь неб мне под килем, а поезд идёт в наднебесье.