Разговор с дьяволом

Мне снился сон. Я в нем - уснул навечно.
Мелькал мне свет тоннеля впереди.
И все, что было на земле беспечной,
Я думал, что оставил позади.
И, окрыленный легкостью полета,
Я был готов предстать перед судьей,
И сразу не заметил поворота,
А повернув, увидел путь иной.
Исчезло рядом райское свеченье.
Лишь только холод ночи и луна.
С вершины темной в черном облаченьи
Вниз на коне спускался сатана.
Куда бежать, – я даже не пытался, –
В его стране совсем другой закон,
Но странно то, что я не испугался,
Забыв, что это только лишь мой сон.
Мы повстречались у реки забвенья,
Он бросил на меня свой мрачный взор
И, подождав какое-то мгновенье,
Словно знакомый, начал разговор.

«Ну, здравствуй! Вижу я, что в самом деле
Не вздрогнул ты, как сделал бы другой,
А может быть с глубокого похмелья
Не понимаешь ты – кто я такой?!»

«Тебя узнал, конечно, только все же,
Не понял я о здравии вопрос,
Ведь умерший здоровым быть не может,
Но я бы выпил, если ты всерьез.
Чего бояться, все и так понятно:
Явился ты за грешною душой.
А если нет, верни меня обратно,
Ты мне не брат, и я тебе чужой»

«Да подожди, зачем же ты так сразу, –
Сказал он мне, скрывая свою ложь, –
Не умер ты, да и душа не разум.
Ее вот так вот сразу не возьмешь.
Поверь, ты мне пока еще не нужен.
Я для тебя пока непостижим.
Хочу, чтоб ты познал себя поглубже
А позже, может быть, поговорим.
Когда-нибудь умрешь и ты конечно,
Увы, у смертных такова судьба»,

«Да, я умру – жизнь на земле не вечна,
Но смысла нет мне постигать тебя.
Пойми же ты, что я – не твой избранник,
Хотя, быть может, грешен, как никто,
Но я еще для бога не изгнанник,
И перед ним мне отвечать за то.
Мне все равно не избежать той кары
И огненной пустыни семь кругов,
Но ни они, ни дьявольские чары
Не умертвят души моей цветов»

«Твой путь печали не пройдет бесследным
Я понимаю суть твоих потерь,
Но если Бог спасает души смертных,
То где он был и где же он теперь.
Ведь в Библии написано дословно,
Как грешных он потопом наказал,
А сколько войн, прошедших не бескровно?
Вопрос такой себе не задавал?!
Творец добра позволил бы такое,
Если бы все же был он таковым?!
Добро ли в жизни, или в смерти злое,
Кому быть мертвым, а кому живым?!
Я в райский сад запретный плод подвесил,
Чтобы людьми заполнилась земля.
Зато свой гнев обрушил с поднебесья
На мир людской создатель бытия.
А счастье, а любовь, а те же дети, –
Все это разве не плоды грехов.
Вот почему превыше всех на свете
К себе он ставит веру и любовь»

«Ты хочешь, чтобы я был солидарен
С тобою в этом, – я же промолчу.
Красноречив ты, знаю, и коварен.
Слугой тебе быть все же не хочу.
Я знаю, ты ко мне во сне явился,
Чтобы потом воспользоваться мной,
Но, видит, бог, я до конца не спился,
И знаю, что общаюсь с сатаной.
Я между вами выбирать не стану,
И Бог един, и ты на свете есть.
Я знаю путь к земному балагану,
И чьей рукой вершится божья месть.
А смерть не станет никогда мечтою
И стоит ли готовиться туда.
Бог призовет и ты придешь за мною,
Но я твоим не буду никогда.
Это не принцип, – дело тут не в нраве,
И сам я знаю суть своих грехов,
Но о других судить, пойми, не вправе,
Чтобы искать банальность божьих слов.
Я не хожу ни в церкви, ни в мечети
И знаю, что… двум не бывать смертям,
Мне не нужны ни ангелы, ни черти,
(Хоть ангел был да отпустил к чертям).
А ты другого поищи, однако,
Я знаю, обязательно найдешь,
А я простой бездельник и гуляка,
И ничего с меня ты не возьмешь.
Пишу стихи, обманываю женщин
И в тяжкий час помощь не зову,
Дурною славой путь давно увенчан.
Я знаю, так нельзя, но я живу»

Он, не вставая, выпрямил колени
И как-то странно в воду поглядел.
Мне показалось вдруг в одно мгновенье,
Что он, как-будто бы, помолодел.
Ну нет уж, мне совсем не показалось,
В глазах блеснул неровно блеск луны.
Как дьявольски прекрасно улыбалось
Лицо совсем другое сатаны.
А все вокруг куда-то исчезало.
Не понимал я, что произошло,
Почувствовав, что сердце что-то сжало.
Внутри меня болело все и жгло.
Он встал. Взмахнул руками, словно птица,
Метнулся быстрой тенью на коня.

«Проснись скорее, я – не твой убийца,
не смей так больше думать про меня»

Подумал я, что надо бы вернуться,
Пока не заклевало воронье.
Но странно то, что я не мог проснуться
И боль прошла, как не было ее.

А тьма вокруг рассеялась внезапно
И молвил всадник на своем коне:
«Когда сюда вернешься безвозвратно,
припомни все, что было в этом сне.
Не я повинен в твоей странной боли
И в том, что змеи выползли из нор.
Случилось это все по божьей воле –
Не по душе ему наш разговор.
Но я сказал ему, что ты решаешь,
С кем тебе в смерти будет по пути.
И сам суди, теперь ты уже знаешь
О том, как боль уходит из груди.
Спасти тебя от кары неизбежной
Возможно, при условии одном:
Прислушайся к душе своей мятежной,
В ней бога нет, – он в разуме твоем.
Уставшим сердцем ты в него не веришь,
Лишь начитался о его делах.
Любовь умом, ты знаешь, не измеришь,
Ты сам о том писал в своих стихах.
Ты говоришь, что он один на свете
Спасает смертных, веривших в него.
Но где тот раб, что не боится смерти?!
Все жить хотят, и с ним, и без него!
Не я придумал драму над Голгофой,
Не я велел сжигать еретиков.
Не я, а он грозится катастрофой
В тот страшный день скончания веков.
А я тебя заранее прощаю.
Живи, как жил, я сам к тебе приду.
Оберегать тебя не обещаю.
Мечту не раз сменяешь на беду»

«Да ты, я вижу, пресвятой спаситель.
Уже и впрямь не страшно умирать.
Теперь меня послушай, искуситель,
Тебе меня не стоит выбирать.
И бог, и ты все можете предвидеть,
И вам судить о всех людских грехах.
Вам суждено друг друга ненавидеть
В двух вечностях, как в двух небытиях.
Пути обоих неисповедимы,
Вы друг без друга – только скучный миф.
Не спорю я, что все обречены мы,
Делитесь вечной властью над людьми.
Ты, это все прекрасно сознавая,
С самим собой всегда непримирим
И, может быть, ты сам, того не зная,
Творишь добро лишь именем своим.
В какую чашу ты сейчас положишь?
Ты злом своим добру даруешь шанс.
Но сделать ничего, увы, не можешь,
Чтобы нарушить вечности баланс.
Ты зла посланник – смерти черный всадник
Никак не можешь о другом мечтать,
Но если твой осуществится праздник,
То стоит ли тебе существовать.
Но твой удел – скитаться лишь ночами,
Ведь знаешь сам, такому не бывать.
Ты обречен блуждать между мирами
И божий крест, как гибель, избегать.
Выходит так, ты сам себе хранитель,
Я не могу быть дьяволу слугой.
Зачем же мне идти в твою обитель, –
Помучаюсь и обрету покой»

Он все молчал, как-будто видел грезы,
Потом тихонько опустил глаза.
Не может быть! Не уж-то это слезы?!
Увидел я, как падала слеза.
Был миг сомненья, – с кем же я столкнулся, –
Вдруг превратилась та слеза в цветок.
Цветок тот вмиг змеею обернулся,
Та быстро уползла в речной поток,
Сидел я, ничего не понимая,
И он сидел, не поднимая глаз.
Вдруг застонал – завыла волчья стая
И повторилось это все шесть раз.
Молчал он долго – становилось жутко,
Река жевала камни в тишине.
Он растоптал ногою незабудку
И голосом печальным молвил мне:

«Пускай глаза твои в мои не смотрят.
Я тоже жил когда-то в небесах.
Потом был богом изгнан я и проклят,
Чтобы внушать живым и мертвым страх.
Чтобы служить по обреченным душам
Черную мессу вон на той горе.
Да. Он не ходит по кровавым лужам,
Но сам подумай о его добре.
И вот однажды я решил в отчаянье
Опустошить дорогу в райский сад.
И прозван был нечистым не случайно,
Решив все превратить в кромешный ад.
Я стал вселяться, притворяясь смертным,
И научился души покупать,
Но был всегда и всюду незаметным,
Чтобы господь и сам не мог понять.
Как соблазнял я девственниц прекрасных!
Я слышал плач, но становился злей.
Я искушал счастливых и несчастных,
Служителей мечетей и церквей.

Ну, что молчишь, мой странный собеседник, –
Продолжил он свой мрачный монолог, –
Бог в этом не какой-нибудь
посредник,
Но вот какой затеял он итог?!
Ну разве он не мог предвидеть раньше
Такое зло и все остановить?
Но я творил свои дела и дальше,
Не уставая мучить и губить.
Всесильный бог меня не остановит,
Я свой открою ужас на земле.
Услышит он, как вся земля застонет,
Скрываясь от него в кошмарной мгле.
Тогда скажу ему: «Ты видишь это,
Как мир твой тонет в бездне черноты?!»
И райский сад, и розовое лето
Останутся бездушны и пусты.
Я буду править без фальшивой маски
И облик новый обретет земля.
Я назову ее планетой сказки,
Но ты не будешь помнить в ней себя.
Я вижу, что глаза твои печальны,
Тяжелой думой полон разум твой.
Не каждому дается изначально,
Покинув землю, обрести покой.
Всей правды говорить тебе не стану
Ты уловить не сможешь ее суть.
Одно скажу: забудь свою нирвану,
На этом не закончится твой путь.
Пробьет твой час, сам обо всем узнаешь,
И не гадай об участи своей.
Чего ты ждешь – ты сам не понимаешь,
Но не ищи обитель добрых фей.
Твоя печаль там тоже не растает,
Да и они не так уж и добры,
А женщин у тебя и так хватает,
Что на любовь и нежность так щедры.
Я знаю, на плечах другой подруги,
И в час забот, плененный суетой,
И в пьяный вечер, и в простом досуге
Грустишь ты сердцем только об одной.
И та, другая, грусти не развеет,
Ты, уходя, ей что-нибудь соврешь,
Но вряд ли кто понять тебя сумеет
И ты опять напьешься и уснешь.
Прорвется боль, – ты снова безоружен,
А кто захочет искренне помочь.
Ты знаешь сам, что никому не нужен,
Тебя спасает только твоя дочь.
Тебе ли говорить, что ночь прекрасна,
И жизнь твоя не так уж и плоха.
Ты сам, как дьявол флирта и соблазна,
Идешь по жизни, словно тень греха.
Не думай ты, что жизнь лишь сновиденье,
Что не имеет смысла путь земной,
Как не имеет смысла искушенье,
Ведь жизнь твоя – прелюдия иной.
Я знаю, что тебе не измениться,
Ты будешь дальше искушать сердца,
Но не судьба тебе освободиться
От той любви и боли без конца.
Пока еще огонь не гаснет в жилах,
Не смей уподобляться никогда
Тем, кто хранит уют в своих квартирах,
Переполняя серостью года.
Да, ты не можешь отпустить те чувства,
Что очень часто не дают уснуть,
Но та, что стоит твоего безумства,
Уже боится что-либо вернуть.
С другими сердца ты не потревожишь,
Листаешь их лишь в памяти своей,
Вернуть ее, я думаю, ты сможешь,
Но сможешь ли ты оставаться с ней.
Я хоть и дьявол, но сейчас немного
Хочу тебе я, все-таки, помочь
В том, что не стоит спрашивать у бога,
Когда твои мечты уносит прочь.
Ты погрусти о них, но не жалея,
Как не жалеют травы о росе,
И, может быть, поймешь, что твоя фея
В твоей судьбе такая же, как все.
Пойми, ты сам все делаешь красиво.
Я знаю, в этом ты себя постиг,
И потому тебе с другой тоскливо,
Что хочешь с ней вернуть безумный миг»

Он замолчал, потом взглянул на реку,
Звезда упала где-то в вышине.
Подумал я – что нужно человеку,
Чтобы душой поверить сатане?
Я мог бы с ним во многом согласиться,
Жизнь – все равно, грядущая зола,
Но сможет ли душа туда стремиться
И превратиться в генератор зла,
Но дело тут ни в дьяволе, ни в боге
Да и в самом себе ли? – не пойму.
Я добрый, но на жизненной дороге
Добра еще не сделал никому.
Как только я глаза свои закрою,
Мечтаю снова о счастливых снах
И понимаю, почему порою
Так безысходна грусть в моих стихах.
Журавль в небе не спугнет синицу,
Еще дитем упущенную мной.
Уйдет зима, перелистнув страницу,
И встречусь я с тридцатою весной.
День ангела той грусти не прогонит,
Я к этому давно уже привык,
Лишь старый друг мне поутру позвонит
И скажет: с днем рождения, старик!
И все пойдет привычно и уныло,
Жизнь потечет обыденной рекой.
Я вновь услышу: «Где тебя носило?!
Я так ждала, а ты, небось, с другой!»
Отвечу: «Не переживай напрасно»
И расскажу ей сказку о весне,
И ночь пройдет, как никогда, прекрасно,
И дьявол больше не приснится мне.

Сказал он вдруг: «Не рано ли прощаться?
Конечно, ты вернешься вновь к мечтам,
Но, как бы ни хотел ты, повстречаться
Нам суждено, ты это знаешь сам.
Конца не будет моему терпенью,
Я не из плоти, значит не живу.
В любой момент могу бесшумной тенью
Прийти во сне и даже наяву.
Могу свести с ума волшебным словом,
Могу повеять ужас и беду,
Могу стать принцем под ночным покровом
И подарить упавшую звезду.
Но стоит ли перечислять и дальше,
И на тебя могу я быть похож,
Твоя душа ведь тоже не без фальши,
Хотя ты сам и презираешь ложь.
А сколько ты девиц не искушенных
Сводил с ума, ради своих утех.
Как смоешь ты, чтоб жить среди прощенных,
С души своей такой великий грех?
Я знаю, ты мне скажешь в оправданье,
Что это было выше твоих сил,
Что грех ли это – сладкое свиданье,
Что многих ты об этом не просил.
А как же дочка, как чужие жены,
Как водка с пивом да в шприце раствор,
А перевал у пограничной зоны,
А та девчонка у скалистых гор?!
Ну ладно, вижу, я задел живое,
Но, все-таки хотелось, бы мне знать:
Когда ты вновь берешься за былое,
О чем грустит и плачет твоя мать?!
Как говорят, открой глаза пошире,
Я признаю, ты многими любим,
Так почему в своем безумном мире
Себя ты часто чувствуешь чужим?
Да. Жизнь – не сон, грехи – не безвозмездны,
Но ты стоишь над пропастью времен
И чувствуешь неровный ритм бездны,
А в глубине себя звериный стон.
В самом себе ищи слова заклятья,
Еще никто не понял их умом.
Между тобой и дверью восприятья
Всего лишь шаг и он в тебе самом.
Рай с небесами – не твоя потеря,
Ты не мечтал об этом все равно.
Не забывай, что за тобой тень зверя
Всегда идет с твоею заодно»

Он замолчал. Вновь отозвались волки,
Потом на камень перевел свой взгляд.
Там три змеи свернулись в три шестерки,
Сказал он мне: «Не бойся, они спят.
Тебе пора, ты просыпаться должен.
От самого себя не убегай,
А разговор сей мы еще продолжим,
Поверь, и этот сон не забывай.
И, если вдруг нахлынет вдохновенье
Бессонной ночью с полною луной,
Ты напиши об этом сновиденьи,
О грустном разговоре с сатаной»

Сказал я: «Только ты меня «не балуй»
Визитами своими среди звезд,
А вот стихи - я напишу, пожалуй,
Но только кто воспримет их всерьез?
Ты прав, и я тебе, наверно, верю,
Но, зная цену дьявольским речам,
Я не хочу уподобляться зверю,
Хоть и гуляю часто по ночам.
Мне до тебя нет никакого дела,
Земля и так похожа на алтарь.
Ты из меня избранника не делай.
Я, как и все, всего лишь божья тварь.
И, зная мир чудесных прегрешений,
Я его чашу осушу до дна,
Пройду своей дорогой искушений,
Чтоб не жалеть, что жизнь всего одна.
И этот путь осудит лишь всевышний,
Да будет так, как он того хотел.
Что делать, – видно, я на небе лишний,
И ждет меня печальный мой удел.
Пусть из меня не выйдет долгожитель,
Пусть рок событий не предугадать,
Не говори мне, что ты мой хранитель, –
Твое коварство мне ли не понять?!
Не нужно слов, особенно заветных.
Я все еще играю свою роль.
Любовь и сон – удел убогих смертных,
Люблю и сплю, а в сердце та же боль.

Я не заметил, как его не стало,
Как незаметно улетела ночь.
Исчезло все, как-будто не бывало
И понял я, что сон умчался прочь.
Лежал я долго, глаз не открывая,
И сон свой слишком странный вспоминал,
Все, что в нем было, в мыслях собирая,
А ветер зимний за окном стонал.
Открыл глаза, а кот уже проснулся
И, как всегда, мурлыкал у стены.
Его погладил я и улыбнулся, –
«Все к черту», – я давно не верю в сны.
Я встал лениво и раздвинул шторки,
Вдруг… холод пробежал по всей спине:
Все те же три зловещие шестерки
Узором красовались на окне.


 = февраль 2001 =