Шарль Бодлер. Превращение вампира

Превращение вампира

Твой алый рот клубники спелой слаще,
Мы гибче змей на ложе из угОлий
Как в этой страсти много нежной боли:
Укус и дрожь, опять хмельной укус -
Вновь мускус проверяется на вкус
И держится сознанье силой воли.
Но в нижней части древнего сознанья,
Познав всю прелесть триумфальных арок,
Я принимаю трепетный подарок
Из света звезд и отблеска луны,
А солнце - это сны, нам сняться сны.
Моя шальная, ты же из ученых -
Застенчивая, злая, так порочна.
Скажи, насколько узы страсти прочны
И сколько в них погрязло обреченных,
Бесправных ангелов, сияющих и темных,
Куда они теперь низведены?

Я вновь смотрю с восторгом на тебя,
Все помыслы заполнены тобою,
Но вижу вдруг наполненное гноем
Отвратное созданье бытия,
Парящее  над слизью на перине.
Где женщина, в зловонной этой тине,
Что мне так безнадежно отдалась?
Вокруг меня невиданная мразь
Вращается со смертною тоскою
И кружится над башней городскою
Как ржавый флюгер с скрежетом небрежным -
Нагой скелет с ухмылкой, без одежды,
Лишь в паутине собственных сетей -
Погибших дней и проклятых ночей.


LES METAMORPHOSES DU VAMPIRE

La femme cependant de sa bouche de fraise,
En se tordant ainsi qu’un serpent sur la braise,
Et petrissant ses seins sur le fer de son busc,
Laissait couler ces mots tout impregnes de musc:
«Moi, j’ai la levre humide, et je sais la science
De perdre au fond d’un lit l’antique conscience.
Je seche tous les pleurs sur mes seins triomphants
Et fais rire les vieux du rire des enfants.
Je remplace, pour qui me voit nue et sans voiles,
La lune, le soleil, le ciel et les etoiles!
Je suis, mon cher savant, si docte aux voluptes,
Lorsque j’etouffe un homme en mes bras veloutes,
Ou lorsque j’abandonne aux morsures mon buste,
Timide et libertine, et fragile et robuste,
Que sur ces matelas qui se pament d’emoi
Les Anges impuissants se damneraient pour moi!»
Quand elle eut de mes os suce toute la moelle,
Et que languissamment je me tournai vers elle
Pour lui rendre un baiser d’amour, je ne vis plus
Qu’une outre aux flancs gluants, toute pleine de pus!
Je fermai les deux yeux dans ma froide epouvante,
Et, quand je les rouvris a la clarte vivante,
A mes cotes, au lieu du mannequin puissant
Qui semblait avoir fait provision de sang,
Tremblaient confusement des debris de squelette,
Qui d’eux-memes rendaient le cri d’une girouette
Ou d’une enseigne, au bout d’une tringle de fer,
Que balance le vent pendant les nuits d’hiver.