Солнечный Зайчик. часть 1ая

…Музыки хочется, музыки… Чтобы от широко открытых глаз шел пар, чтобы губы лопались, как стручки гороха, и кровь падала вниз, в белизну… Хочется мерить мгновения вечностями, презирая смену секунд на циферблате… Чтобы страсть заставляла мыслить, а мысль отдавалась пароксизмом страсти… И еще чтобы каждый изгиб тела твоего стал моим стихотворением, нежным лепестком плоти наколотым на шип рифмы теней…
Пусть так будет лежать перед нами свет, чтобы мы могли увидеть, что есть тени даже в ночи, пусть укроет нас тень ночи, указав - свет ярче чем день… Глаза, удивительные глаза твои пусть раскроются и сольются с моими губами, не боясь шепота и крика, не боясь вспышки и слепоты, ведь это и есть любовь…

…отскочив последним солнечным зайчиком, запущенным затухающим солнцем, от окна девятиэтажки, он, кувыркаясь, прокатился по траве. Встряхнувшись, взмахнув театрально руками и улыбнувшись ощущениям собственного обретшего тела существа, он побежал вприпыжку к одному ему сейчас видимой цели. А потом, легко оторвавшись от земли, поднялсЯ в воздух и полетел в верх, в ночное небо… С первым лучом луны он уже был там и потоком пылинок скользнул в приоткрытое по случаю наступающего лета окно. Она конечно же спала: может быть почти свернувшись калачиком, может быть – разметавшись по постели в первых тщетных попытках уснуть – да так и оставшись во сне… Некоторое время он смотрел на нее, впитывая взглядом изгибы тела, обозначенные одеялом, линию шеи, чуть вспотевшие волосы у ее основания, звук ее легкого дыхания, запах летней ночи и свет сестрицы-луны. Потом скинув рубашку и брюки, осторожно откинул одеяло и прилег рядом (нет, пусть она все же спала на боку, чуть поджав ноги, заложив одну руку под голову, а другую, подчеркивая игривый перелив талии и бедра, вытянув вдоль тела – иначе как бы он не разбудил ее, пристраиваясь рядом). Почти прижавшись к теплому телу, он долго вдыхал запах ее волос, ее кожи и все ее запахи которые были для него доступны без остатка. Потом прижавшись к ней крепче, обхватив одной рукой за живот, а другую запустив в густые темные волосы, он будто бы припал поцелуем к ее шее…
…Звякнул еще раз назойливо осколок стекла под метлой дворника, голубь тяжело опустился на подоконник, всколыхнув занавеску – он уже не спал. Обнявшись, они лежали рядом, повторяя изгибы тел друг друга, чуть сплетясь ногами. Ощущения соприкосновения с теплой сухой кожей, запахи прошедшей ночи уже вытесняемые утренним бодрым ветерком холодящим плечо, тот же назойливый осколок стекла еще не окончивший путь – все это было ведомо ему, просто и ясно, и лишь память неподвластная и ускользающая, навсегда неуловимая опять была чиста… Сначала он весь как бы затуманился, как бы чуть-чуть задрожал, замаревел, а потом вырвался сквозняком в окно, затянув занавеску в другую сторону, отчего он хлопнула. От этого она и проснулась и, лежа в полудреме, долго не могла понять что же все-таки было, а чего – не было в прошедшей ночи. И ровно перед тем, как она повернулась и провела рукой позади себя, надеясь почувствовать что-нибудь что развеяло бы ее сомнения, силуэт оставленный его телом на кровати окончательно пропал, простынь стала холодной, и лишь прямоугольник солнечного света, прорываюшийся сквозь качающиеся занавески, жарко поцеловал его губами ее руку…Она встала, потянувшись, слегка зевнув, все еще находясь под странным впечатлением ночи, зашла в ванную, скользнула по своему отражению в зеркале, улыбнулась себе. И лишь на мгновение где-то далеко-далеко, куда обычные мысли обычных людей забредают очень редко, что-то вспыхнуло, тут же погаснув, - как раз когда она проводила пальцем по странному пятнышку на шее, которого вроде вчера не было…