домашний арест

я сажаю себя под домашний арест
и вешаю ключ - увесистый и чугунный - себе на шею.
хватит уже: истрепалась по городам,
посетила кучу красивых мест
и теперь о них только память внутри лелею,
сижу взаперти и пялюсь в решетчатое окно,
пробегает собака, ворчит осуждающе,
мол, посидела бы ты с моё
под дверями хозяина уезжающего.
я сажаю себя под замок,
запирая все ставни внутри,
все бойницы, форточки, что угодно,
чтобы не выпрыгнула душа ненароком в соседний лесок,
я знаю её - бесстыдную, неуёмную,
я слишком часто пускаю её на свободу,
бродить, где вздумается,
лежать на чужих плечах,
тонуть в глубоких любимых очах,
меняющих цвет так же быстро,
как делает это сама природа,
позволяю ей отрываться на всю катушку,
менять места проживания,
точки на карте,
платья в дорогу,
руки, которые держат её,
губы, нежности шепчущие на ушко,
ворох билетов туда и обратно,
туда без обратно,
обратно и без туда.
она смеётся, опять оставляя под крыльями города,
она подставляет себя семи попутным ветрам
и ненужной боли, будто поломанную игрушку

мне до смерти надоело её лечить,
у меня уже все коробки лекарств подошли к концу.
я сажаю её под ключ, не к лицу
ей летать такой безхозяйной, бездомной,
ни к чему ей стольких дурманить и столько бередить.
будет сидеть на привязи до тех пор,
пока не станет покладистая, послушная,
не научится строем ходить.

сижу уже несколько дней, неделя исходит,
учусь вышивать тремя разными способами
и хитрые блюда готовить,
заплетаю длинные рыжие косы,
поверх которых платки покрываю,
чтоб не ходить распустёхой простоволосой.
душа скулит, царапает дверь когтями,
тычется носом,
просит простить её, слишком свободную, чтобы сидеть взаперти.
в пальцах кручу увесистый и чугунный ключ,
вздыхаю, заранее зная, каких она натворит безобразий снова,
и отпускаю - лети, дорогая, лети на волю
куда понесут тебя крылья - лети,
готовлю к её возвращению ящик виски и цитрамона
и надеваю самое лучшее платье,
чтоб вслед за нею пойти.