Он был простым парнем

Он был простым парнем,
Чуть-чуть чудаковатым.
Он любил играть парно,
Обожал и худых, и покатых,

Вызывался первым в бой,
И не ходил на похороны.
Умел плести венки, и ноль
Считал важнее единицы.
Знал свою роль,
Играл на людях,
Но
Не метил в вице,
Будучи best boy,

Будучи самим собой.

Он прекрасно пускал
По воде на длину блины,
Никогда, о боже, не кричал,
И бесновато знал, что вещи сны.

Он был простым юнцом, без лет,
Никто не гадал по его годам,
Все знали, что у него пистолет,
Перезаряжаемый им по ночам.

Никто не знал, законно ли
Делиться стопкой с ним,
Но он так уверенно курил,
И по профу выдувал свои нули,
По-заправски глотал свой грамм,
В угаре себе назывался "срам"
И каждого обнимал,
Что ему и лишнюю заполнять не жаль,
А посему никто себя законом не марал,
Будь хоть стариком, хоть мал.

И он так криво язвил,
что нету "пачпорту",
На бекрень скользил,
Держа косяк во рту,
Украденной фуражкой
По широко костному лбу.

И не было у него семьи,
В глазах забитым псом
Он верно слыл в Перми,
В названном им городе,
Где не бывал он отроди,
Ибо вечно жил в теми.

И слылся, мол, "была у мине шпана,
Которых отбросила от себя родня.
Была она такой, как взять, одна,
Отброшенная миром на задворки".
Говоря о ней, душа была его горда,
Слегка печальна и темна,
Но так светла.

И были у него дочери, и жены,
И братья, и сестры, и отцы,
И молились они на иконы,
И поминали их деды, -
И все это ложь, ибо не веровал
В бога он, ибо ему не ведома
Кольцевидность родной четы.

И был простым он, как капля воды,
Ни дать ни взять, по-мудрецки жил,
Усмеряя странности свои,
Первым восходил в бои,

Ведь,
внутри его глаз
 каждую ночь
Были все убитые,
Все погибшие.
Никто не мог ему помочь,
- Будучи пусто, ничем, -
Он всегда помогал всем.

Он всегда говорил в себе:
"То, что приносит боль,
Запоминается навсегда,
То, что приносит радость,
Лишь на миг и почти никогда".