Великому Жан-Жаку Руссо. Письмо 49

От Юлии.

Друг мой, ты боишься потерять меня, а говоришь со мной о пении!
Право, это – изрядный повод для раздоров между любовниками,
не столь хорошо понимающими друг друга в нетерпении. 
Ты и вправду не ревнив. Теперь я, пожалуй, не стану ревновать,
ибо я постигла твою душу и чувствую, как в ранней юности,
как велико твоё доверие, которое другие могли бы счесть за признак холодности.
О, сладостная и отрадная уверенность,
порождённая чувством полнейшего душевного единения!
Именно благодаря ей ты черпаешь в своём сердце отличное доказательство верности моего сердца,
без сомнения;
именно благодаря ей и моё сердце оправдывает тебя
и, если б тебя волновала ревность, я бы сочла, что ты уже не так сильно влюблён в меня.
   Если для твоего спокойствия тебе достаточно узнать, что и милорд, и все прочие не идут в счёт,
то больше не тревожься. Наоборот:
как бы ни были лестны для нас намерения столь знатного господина,  –
никогда не будет согласия ни отца, ни дочери на то,
чтобы Юлия д'Этанж стала леди Бомстон. Знай это.
   И этого вполне достаточно, чтобы утолить все твои тревоги,
а о большем тебе и знать нечего, пока ты в дороге.
Напрасно ты упрекаешь меня, будто я о многом осторожно умалчиваю,
и уверяешь, что это во вред нашему общему благу. Но что я замалчиваю?
Когда б я всегда помнила об осторожности, а я всё же осторожна,
она бы нам сейчас была не так нужна.
   Если б я не допустила нескромности и не выболтала тебе всё, о чём говорила с отцом,
ты бы не пришёл в такое отчаяние, живя там, в Мейери, считая себя ограбленным купцом,
и не прислал бы мне оттуда письма – мою погибель приближать.
Жила бы я в невинности и ещё могла бы о счастии мечтать.
    Суди же сам, как дорого мне обошёлся единственный мой нескромный поступок,
как мне должно быть осмотрительней впредь, чтоб не получить от судьбы удары в висок.
Предоставь же мне заботы любви, себе оставь её утехи.
Или тебе тягостно такое разделение? Это судьбы вехи.
Пойми, если ты хочешь помочь нашему счастью, от тебя требуется только одно –
не создавать к нему препятствий! Единственно!
   Отныне предаюсь во власть судьбы. Тут уже не имеют значения ни сила духа, ни добродетель, 
а только лишь счастливый случай и благоразумие, мой благодетель.
   Дело не в том, чтобы погасить любовь мою,
которой суждено длиться всю мою жизнь и твою,
а в том, чтобы сделать её невинной или же умереть грешницей в тяжкой работе.
Обдумай, друг мой, всё это и реши: можешь ли ты ввериться моей ревностной заботе?
––––
Жан-Жак Руссо. Юлия, или Новая Элоиза. Письмо XLIX.
От Юлии.
Друг мой, ты боишься потерять меня, а говоришь со мной о пении!  Право, это – изрядный повод для раздоров между любовниками, не столь хорошо понимающими друг друга.   Ты и вправду не ревнив. Теперь я, пожалуй, не стану ревновать, ибо я постигла твою душу и чувствую,  как велико твоё доверие, которое другие могли бы счесть за признак холодности.  О, сладостная и отрадная уверенность, порождённая чувством полнейшего душевного единения!
Именно благодаря ей ты черпаешь в своём сердце отличное доказательство верности моего; именно благодаря ей и моё сердце оправдывает тебя и, если б тебя волновала ревность,  я бы сочла, что ты уже не так сильно влюблён...
   Если для твоего спокойствия тебе достаточно узнать, что и милорд, и все прочие не идут в счёт, то больше не тревожься.  Как бы ни были лестны для нас намерения столь знатного господина,  никогда не будет согласия ни отца, ни дочери на то, чтобы Юлия д'Этанж стала леди Бомстон. Так и знай.     И этого вполне достаточно, чтобы утолить все твои тревоги, а о большем тебе и знать нечего.  Напрасно ты упрекаешь меня, будто я о многом осторожно умалчиваю,  и уверяешь, что это во вред нашему общему благу.  Когда б я всегда помнила об осторожности, она бы нам сейчас была не так нужна.   Если б я не допустила нескромности и не выболтала тебе все, о чём говорила с отцом,  ты бы не пришёл в такое отчаяние, живя там, в Мейери, и не прислал бы мне оттуда письма на мою погибель.   Жила бы я в невинности и ещё могла бы мечтать о счастии. Суди же сам, как дорого мне обошелся единственный мой нескромный поступок, как мне должно быть осмотрительней впредь. Предоставь же мне заботы любви, себе оставь её утехи. Или тебе тягостно такое разделение? Пойми, если ты хочешь помочь нашему счастью, от тебя требуется только одно — не создавать к нему препятствий!    Отныне предаюсь во власть судьбы. Тут уже не имеют значения ни сила духа, ни добродетель, а только лишь счастливый случай и благоразумие. Дело не в том, чтобы погасить любовь мою, которой суждено длиться всю жизнь, а в том, чтобы сделать её невинной или же умереть грешницей. Обдумай, друг мой, всё это и реши, можешь ли ты ввериться моей ревностной заботе?