Солнце, Месяц и Ворон-Воронович

Жили – были дед и баба…
Сказка, в общем-то, забава,
Только есть и в сказке прок,
Если в ней хороший слог.

Бог детьми их не обидел,
Всяк в то время это видел:
Красивее дочерей
Не было в округе всей.

Раз старик в амбар собрался,
А мешок с дырой попался…
Не увидел это дед…
Нёс крупу он на обед

В том мешке вечерней мглою,
Деревенскою тропою:
Вся просыпалась крупа
Из мешка у старика.

Баба сильно осерчала,
На супруга накричала:
«Ты разиня, старый дед…
Ведь крупы-то больше нет!»

Вышел Старый на подворье,
Проклинает своё горе,
А в сердцах и говорит:
«Если Месяц посветит,

Если Солнышко пригреет,
Да собрать мне побыстрее
Чёрный ворон пособит
То красавиц я своих

За них выдать пожелаю…
Пусть за Вороном - меньшая,
Средняя - за Месяцем
Жёнушкою светится.

Старшую за Солнышко
Я отдам радёшенько…»
Только это он сказал,
Как теплее вечер стал…

Месяц засветил свечу
Ворон-Вороновичу…
Тот собрал крупу сполна
До последнего зерна.

Дед пошёл скорее в дом
И поведал всем о том,
Что их дочкам суждено,
Что судьбой предрешено.

Бабка сильно удивилась,
Но перечить не решилась,
Ну, а дочери зарделись,
Посмущались, приоделись…

Вышла старшая сестрица,
Божьей воли не боится,
Говорит, прищуря глазки:
«С нами Бог, любовь и ласки…»

Сразу та сестрица скрылась,
А вторая появилась
На родительском крыльце
В новом белом платьице.

Говорит: «О, Лунный Свет,
С нами Бог, любовь, совет»…
И, как старшая сестрица,
Испарилась, как водица.

Вышла младшая сестрица –
Черноброва, бледнолица,
И сказала: «Мои очи
Не боятся тёмной ночи,

Мои глазки слёз не выльют,
Брови – вороновы крылья,
Прикрывают мои очи.
Охраняют среди ночи».

Только всё она сказала,
Сразу тут её не стало…
И родительский крылец
Опустел тогда вконец.

Время сколько-то проходит,
Деду скучно стало, вроде.
Говорит тогда жене:
«Что ли в гости съездить мне?»

Если к детям надо ехать –
Жена мужу не помеха…
И отправился старик
Прямо к Солнцу напрямик.

В доме Солнца всё искрилось,
Дочка радостью светилась,
А его законный зять
Начал деда угощать.

- «Угощаться я не буду,
Мне бы вот какого чуда, -
Сказал Солнцу его тесть, -
Если это чудо есть?»

Отошёл зятёк в сторонку…
Дочка тесто в сковородку,
Ту поставила на мужа…
И, изволь оладьи кушать.

Дед потом домой скорее
Заспешил… «Теперь сумею
Сам я также печь блины.
Заживем уж с бабкой мы!»

Про себя он так подумал,
Попрощался и без шума
По дороге столбовой
Отбыл дед к себе домой.

Там уселся он на лавке
И приказывает бабке:
«Мне оладьи печь в охотку,
Доставай-ка сковородку.

Да не надо нам огня…
Ставь скорее на меня
Сковородку с блинным тестом,
На любое, впрочем, место».

Сам, причём, над головой
Дед водил своей рукой…
Баба очень удивилась,
Всё же деду подчинилась.

Замесила тесто в хате,
Подхватила на ухвате
Сковородку… Даёт деду…
Да от деда жару нету.

Блинов ждали старики
Разуменью вопреки,
Потом плюнули на это,
И сказал старик: «Всё лето

Мог бы, кажется, в пути
К дочке средней провести.
Так соскучился по средней,
Что отправлюсь к ней намедни».

Дед недолго собирался,
Как в дороге оказался.
Шёл он, шёл и видит: вот,
К нему Месяц сам плывёт.

Отворил свои хоромы,
В зал его повёл огромный…
А там дочь отца встречает,
Всем на свете угощает…

Поглядел старик – дивится,
Что на свете-то творится,
Н терять не хочет вид…
Вот он зятю говорит:

«Всё, что надо, я имею
И других я не глупее.
Дело, несколько, другое:
Может, что-то есть такое, -

Пот рукой со лба он вытер, -
В общем, то чего не видел?
Может, есть такое в мире,
Или же у вас в квартире?»

Месяц в мире много видел,
Понял тестя, не обидел –
К ночи в баню пригласил,
Но свечей не захватил.

Палец в скважину кладёт
От замка – и свет идёт…
Вокруг ночь, а деду в бане
Ясно, будто со свечами.

Он попарился с дороги,
Отдохнули его ноги…
Всю неделю пьян и сыт,
А душа домой спешит.

Только он домой добрался,
Как на бабку разорался:
«Затопи-ка баньку в ночь,
Я светить тебе не прочь.

Есть для этого причины…
Посвечу я без лучины,
Будет в бане ясный свет,
Хотя ночью света нет».

Бабка очень рассердилась,
Но приказу подчинилась:
Истопила баню в ночь,
Сама думая про дочь…

Но как спросишь старика,
Рассерчавшего пока.
В бане ж все сердца теплеют,
Ну, а принципы слабеют.

Идёт в баню бабка в ночь,
Дед при ней, светить не прочь.
Палец в скважину он вставил,
Но лишь бабку позабавил.

Она деда пожурила,
Так как всё ж его любила.
Разожгла потом лучину,
Чтоб при ней попарить спину.

Свет лучины в прошлом где-то,
Но для бань нет лучше света:
Запах хвои и смолы
Создаёт свои миры.

А уж, ежели полынь,
То забудешь всех богинь…
Эвкалипт  запах, мяты
Также очень ароматны.

Дед наш очень был сконфужен,
Стал податлив и послушен…
И поэтому всю ночь
Бабке сказывал про дочь.

Вот какой-то срок проходит –
Старик места не находит:
Так скучает всей душой
Он по дочери меньшой.

Говорит тогда он бабке:
«Я устал сидеть на лавке.
Завтра ехать я хочу
К Ворон-Вороновичу».

Если надо к дочке ехать –
Жена мужу не помеха.
Стала бабка хлопотать
И гостинец собирать.

В сказке время бежит скоро…
Прибыл дед… Встречает Ворон…
Старика целует дочь…
День уже сменяла ночь.

Ворон деда вопрошает,
Отца дочка угощает,
Стелет батюшке кровать:
Пришла ночь – пора всем спать.

Ну, а Ворон удивляет,
Жену быстро забирает
Спать, пока не рассвело,
Под могучее крыло

И на крепкий сук взлетает.
Там с ней ночку коротает,
А с рассветом пировать
Продолжают все опять.

Дед размыслил: «Глупы люди…
Если спать вот так все будем,
Даже в старости своей
Зорче будем и сильней».

Но сказать то постеснялся
И домой засобирался…
А, когда попал домой,
Стал ночлег готовить свой.

Сделал крепкие перила,
Чтобы лезть сподручней было;
Перекладин взял штук шесть,
Из которых сбил насест.

Только начало смеркаться,
Бабке он велит подняться
На построенный насест…
Уж рукою сделал жест…

Но тут бабка не стерпела,
Почему-то осмелела,
Отказалась от всех мест,
Что сулил ей тот насест.

Грубых слов не проронила,
Лишь рукою покрутила
У белёсого виска…
Вот, ведь бабка, а дерзка.

Дед слегка повозмущался,
На насест один забрался…
Только стал он засыпать,
Как с того насеста шасть…

Но до смерти не разбился,
Хотя сильно он ушибся…
С этих пор дед стал терпим,
Не завидовал другим.

Ещё долго с бабкой жили,
Дочерей своих любили,
И всё спорилось у них,
Получалось на двоих.


1995 год