Пощёчины

Первая: себе


Этот стих намечался: огромный и очень белый,
как полярный медведь с окровавленной пастью.
Я, в слова облачаясь с ним вместе, вспотела,
будто в шубе угораздило попасть на юг.
Между вагонов грохает, и в щёлке
несутся подмосковные посёлки.

В столице я оставила двоих.
Их, противоположных вплоть до пола,
недавно познакомила. До сих
пор звучит странно, как в депо – лай.
Когда все трое в сборе, каждый лишним
себя считая, мнит: тоска лишь с ним.

Другие люди ищут половину,
я ж в темпе вальса разгадала суть.
Как кубик Рубика: три стороны есть,
цвета другие встанут как-нибудь.
Ан нет, с трудом великим собираю
две только. Остальные все раздрай ест.

Мне нужно, чтобы в каждую из рук
моих ложились разные ладони.
Любым отрезкам предпочла я круг.
Сомкнуть его... тот, сдутый, быстро тонет.
Вы скажете: «Ей просто делать нечего;
гуляла б лучше, чем тут речь толкать».

Привычно сдерживать и челюсти, и дрожь.
Особенно пупочную змеюку.
Узлами связана, "что, выпрямиться хошь?" Шипит, задавленная брюками.
Чем пуще сладострастник бьётся в клетке
внутри, тем пуританистей аскет вне.

Закладывать под парочку тротил,
грехопаденья сцены ставить ими...
Не только для услады тёмных сил:
решать проблемы довремённой химии.
– За волосы, лбом в притолку; до транса
вгоняйся в деву-жизнь. Да всё напрасно.
Та высосет тебя, как апельсин,
и бросит мерить утреннюю синь.

Порознь тем больше, чем желанье стать
"одним в соитье тел и душ" сильнее.
Мне диссертацию на тему в ста листах
писать уж впору: старт взять не сумею.
– Иди в другую сторону, чем цель.
Ищи глубины там, где мнится мель.
Смерть в жизни, в смерти жизнь: они – одно.
Ответ условье содержать должно.

Чело в шарфе: матрона благородная.
Распутный триумвир – по нижней части. Широкие, истёртые, немодные
штаны скрывают ноги и запчасти
меж них... Знакомством тем себе пощёчину
влепила. И раздам ещё – им.


Вторая: ему


— О, мой Антоний! Меркнут в небе звёзды,
когда выходишь ночью покурить...

— Сама с себя и плачешь, и смеёшься,
ранимость тщась патетикой прикрыть.

Примерно так с тобой общались в прошлом.
Одно осталось: фразу склеить сложно.

Животные не столь косноязычны.
Враз замерев, как пред костром - язычник,
смотрю, сощурясь, - с губ слетает чушь.

Ах, если бы ты знал, как я хочу
твоим быть другом. Мало так... и много.
Какой козе, скажи, подрезать ногу,
чтобы, хромая, растопить могла б
холодный взгляд; и неуклонный нрав
ко мне по доброй воле повернула?
Не хватит тут, сдаётся, даже мула.

Седлать коней! Из города все вон.
Он для себя один: и царь, и трон.

Я чувствую родство к тебе такое,
что биохимией не объяснишь.
Наш камень преткновенья - неземное,
посмертное. В тени пещерных ниш
не хочешь ты выглядывать наружу.
А мне ответ сильнее жизни нужен.

Ты в человеке зверя зришь; я - Бога.
Моменты копишь; я - грызусь о вечном.
Но, если б вышли из себя немного,
сошлись бы в целом, точно быль со сном.
Наш дух мятётся, и тесна материя,
но ум - слишком подвижен, чтобы верить.

Ты говоришь: "В тебе силён романтик",
с усмешкой добавляя: "Не во мне".
И искренне считаешь, зная фантик,
что раскусил конфету. Всё вовне
тебя - тебе, мой милый, недоступно.
Из заблужденья хочется с ноги пнуть.

Ты изучил, не спорю здесь, реакцию
мою в твоём присутствии. Не более.
Но - поведение частиц: оно меняется
в зависимости от того, кто в микроскоп глядит.
Представить, каково - без наблюдателя,
решаются софисты и мечтатели.

— О, мой Антоний! Даже газировка
глаза твои едва ль пробьёт на слёзы.
Их не мозоль посланьем этим. В строках
моих нет смысла окромя курьёза.


Третья: ей


Моя прекрасная, моя несчастная, -
тебя ль туманить дождевым стихом?
Живьём встречаться довелось нечасто нам,
но и скучать сильнее - ни по ком.

Глаза и волосы, как золото живое...
а имя - то, что чувствую с тобой я.

Пощёчину? Тебе - пощёчину? Рука пусть
моя отсохнет, захоти её поднять.
Хоть сколько бы с тобой мы ни ругались,
стоишь на планке той же, что и мать.
Уста твои сладки, мои же - дёготь;
хоть к звёздам путь наш, он, увы, не лёгок.

Луч солнечный играет без разбору
на лицах грешников, как и святых.
Тебе, мой свет, любая мерка впору:
сжимать себя привыкла ты под них.
Кто видит красоту, тот ей является;
но почему ж себя он презирает сам?

Растрачивая всё тепло наружу,
внутри задерживает темноту и холод.
И кружится, и кружится, и кружится
на месте... так - пока ни упадёт.
Могу в цветы одеть и комплиментами
засыпать: не поможет ей и это ведь.

Ты говоришь о людях лишь хорошее,
себя же - неумеренно чернишь; как
смела я (негаданно, непрошенно)
тебя присвоить? Никогда, малышка,
я не поверю, что могу быть счастлива
заслужно. Лишь милостью нашла тебя.

Так приторно, до омерзенья приторно,
медком, - слова вытягивает рот...
Крыть матами бы, "раз со мной - не ной"!
Выходит, как всегда, наоборот.
Несётся поезд по полям бескрайним; я
двоих - так нужных - позади оставила.

Колёса смолкли, исхлестав пощёчины
со счётом на' три - по моим щекам.
Стихи, как встарь: неровные, непрочные.
А точку каждый пусть поставит сам.


<2016>