Его нашли на рассвете

Его нашли на рассвете - в парке - на скамье и
Белокурая дева-смерть была уже близка.
Руки его уже холодели - немели -
Но он ими всё же что-то отчаянно искал.

Он за прутья скамьи цеплялся - и шарил -
И смотрел затравленно на фонари.
За фонарями таились его кошмары -
И каждый ждал, когда фонарь догорит.

Когда моргнет - и, наконец, погаснет -
Когда стечёт по глотке угарный газ.
И каждый беззвучно корчил ему гримасы -
Стучась в открытые раны пустевших глаз.

Они стояли - и терпеливо ждали -
И каждый шипел - угарным газом - умри!
Они тащили его - к аллее финала -
Где, задыхаясь, гасли его фонари.

Они ждали - когда его пальцы сотрутся,
И ногти сползут, как лепра - как чешуя -
И он иссохнет среди жестяных настурций,
Вдыхая угарного газа тошнотный яд.

Когда упадёт предрассветная муть граничная -
Когда загорчит на зубах - луны чеснок -
Чтобы сменить карнавальный костюм-обличье -
И обернуться новым кошмарным сном.

И черепахой  в янтарном солнечном свете
Ползти к нему - улыбаясь и не дыша -
И чтобы билась, цепляясь за чёрные ветви
Корнями елозящих елей - его душа.

Он был готов на этих ветвях повеситься -
Но только не выйдет - уже не хватает сил.
Когда-то - давно - была у него невеста -
Белая дева с нимбом чёрной косы.

И он ей писал стихи - в горячке любовной -
И рассылал - на крыльях чёрных ворон.
Он клялся ей - в бессмертной любви до гроба -
И вот теперь она его тянет в гроб.

Она умерла - она лежала на ткани -
Как белая кукла - на шелках ледяных.
И вот теперь она ветви-руки тянет -
И вот теперь она явилась за ним.

И он продолжается эпилептически биться -
Скамья вгрызается - в розу - розовый мозг.
Он хочет вспомнить лицо бессмертной любви своей -
Но он не может - он так и не смог.

Ведь это было давно - за гранью могилы -
Он её оплакал - похоронил.
Она говорила, что тоже его любила -
Когда-то - тогда - на той стороне луны.

Когда-то давно - но всё это было неправдой -
Исписанный кровью листок - перечёркнут и смят.
Под фонарями прячутся бесы из ада,
И прогрызает хрипящие рёбра скамья.

Теперь она хочет, чтобы они были вместе -
Чёрные косы - душат его и жмут.
Он не хотел - вернуться к своей невесте -
Значит, она сама вернулась к нему.

И все его сны - свита её кошмарная -
Вторят улыбке её омертвелых губ.
И он понимает, что, наконец, умирает -
И что она его ждёт - на том берегу.

Но рядом - леди-смерть - белокурая, нежная -
И он измученно тянется ближе к ней.
Она овевает его - жасмином надежды -
Она отводит чёрных шипящих змей.

Она скользит - под ледяной вуалью -
Она его гладит - по горящим губам -
И шепчет -  я уведу тебя прочь в финале -
Не бойся, любимый - я ей тебя не отдам.

И он задыхается - он ей почти верит -
Трава и вздохи - ссохлись в его горсти.
И где-то в дали аллеи открылись двери -
Чтобы его спасти - и отпустить.

Чёрной болью пришитый к скамьи опорам  -
Точно с креста упавший чёрный Христос -
Он наблюдает, как приближается ворон
В сером небе его непролитых слёз.

Всё ниже, ниже - рассвет жмётся к причалу,
Где тычет пинцетом весла в кожу Харон.
И он уже - ничего не замечает -
Только древесные руки со всех сторон.

Они его гладят - они его холят и пестуют -
Они не дают ему упасть со скамьи.
Они распевают имя мёртвой невесты -
Которую он голодным духам скормил.

А белокурая леди-смерть ему шепчет,
Целуя льдом в измятый бумажный рот -
Что скоро рассвет - тогда ему будет легче -
Пускай он только немного ещё подождёт.

И засыхает в глазах лунная плесень -
И прожигает в небе дыры заря.
И он повторяет имя мёртвой невесты -
И что-то ещё шепчет - не разобрать.

Не разобрать - и всё равно уже поздно -
Тает серебряный иней на чёрной траве.
И он, не меняя перекорёженной позы,
Тянет руку - одну из чёрных ветвей.

К той белокурой - которая снимет с глаз его
Поцелуем - последний образ, последний  взгляд.
И прошептав невестино «я согласна» -
Отведёт его - в ему уготованный ад.