Палач подтащит её за львиную гриву

Палач подтащит её за львиную гриву
Белокурую - она кричит - не виновата!
Палач не верит её словам и играм -
Палач твердит - она убила его брата.

Палач точит ножи и острые зубы -
Палач окунает её в кровавую лужу -
Он её раздирает на части - грубо -
Он считает - это вполне заслуженно.

Он её прижимает к стенам мокрым -
Вымазаны в слизи её ангельские локоны.
Она не просит, чтобы кто-то помог ей -
Уже просила - только сорвала глотку.

Вот приближается - до черноты - горячее -
Вот палач над ней, кряхтя, наклоняется -
Она уже - не кричит и не плачет -
Только хрипит - как грядущая удавленница.
 
Клеймо раскаленным клювом плечо клюёт ей -
Чёрные стены давят убийственной маткой -
Она кричит, как распотрошённое животное,
Она кричит - что она не виновата.

Она кричит - но только никто не слышит -
Палач точит улыбку лезвия над плахой -
Когда-то давно - она верила всевышнему.
Когда-то давно - она готовилась в монахини.

Когда-то давно она о любви мечтала -
Иногда мужчины - иногда самого господа.
Когда-то давно её называли Анной,
И у неё были длинные светлые косы.

Как у мадонны - так  про неё говорили -
И она была не такая, как все - другая.
А теперь она оказалась - в тюремном мире,
И её - калёным железом прижигают.

И её - на куски распотрошили -
И она отчётливо понимает -
Ничего не осталось уже от души её -
Ничего не осталось от той Анны.

А потом - клеймо к плечу прикоснётся -
А потом - палёной плотью запахнет -
И мадонна с белокурыми косами
Свои дни окончит на чёрной плахе.

И родится - что-то иное, багровое -
Под палаческими акушерскими руками -
Из запёкшейся лужи рвоты и крови,
Из тюремной зарешечённой камеры.

Красной желчью на пол заплесневелый рвёт её -
И она кричит на одной ноте -
И она превращается в дикое животное -
А у животного есть клыки и когти.