Девочка и Череп
и что череп? он думает, что разделался с тобой, потому что убил девочку
так ему внушила его сила
сколько раз девочка засыпала и просыпалась, зная что есть эта сила, которая назвалась кармой и запретила тебе стать силой
и тогда ты стал словом
а слово они убить не могут - это разные уровни Шаданакара
и никакая убитая им девочка не освободит его от знания, что УБИЙЦА не наследует Землю, мертвые девочки не разговаривают - они просто живут с тем, что оказалось ими в этом воплощении
пока у них хватает сил
Ида Рапайкова 18.04.2016 12:52
Очнувшись, парень не торопясь обследовал тело изнутри, пытаясь восстановить собственную самоидентификацию. Однако осознание себя как объекта, имеющего руки, ноги, даже слегка кружащуюся от долго пребывания за гранью сознания голову – было единственным реальным ощущением. Отчего-то было боязно открыть глаза: что если он слепой? Как он сможет вжиться в окружающее пространство, которое, вне всякого сомнения, хранит тьму тьмущую больших и малых опасностей.
Неизвестно сколько времени человек пытался настроить себя на жизнь в случае, если он все ж таки окажется незрячим. С горем пополам ему удалось восстановить душевное равновесие при таком развитии событий. Но как только это произошло, новая резкая пугающая мысль пронзила мозг: звук! Почему стоит такая мертвая тишина? Что это – он ещё и оглох? Забыв о самоувещевании по поводу слепоты, бедняга резко отрыл глаза: была ночь, потому как высоко над головой мерцало звездное небо. В первую минуту радость от возможности видеть ещё не достигла сознания: тишина в голове пугала до отчаянья. Обреченно закрыв глаза, измученный борьбой с самим собой субъект пытался восстановить по памяти только что виденную картинку небесного свода – ничего не было. Чёрный провал зиял пред ним. Тогда только стало ясно, почему он показался самому себе слепым: ни одного образа не было запечатлено в подсознании.
«Неужели я заболел чем-то таким, что съело все мои прошлые представления и мире?»
Что за болезнь ограбила его мозг, парень додумать не успел, потому как в эту минуту словно бы струна лопнула между барабанными перепонками в его голове – боль разлилась по всему телу такой мощи, которая вызвала кратковременную потерю сознания.
Повторно мужчина очнулся от каких-то резких звуков, которые воскресили надежду: раз я не один, то остальное приложится. Ему и в голову не пришло испугаться неизвестного источника, напротив, то визгливые, то пронзительные отзвуки начали напоминать музыку. Очень непривычного звучания. Но он был готов поклясться, что это дребезжание искусственного происхождения.
«Может быть, так и должна звучать музыка?»
Звуковых ориентиров не было.
«Это всё проклятая болезнь».
Теперь человек был твёрдо уверен: какой-то недуг лишил его памяти на образы и звуки. Но, ведь, ему далось справиться. В таком утверждении было больше логики, чем надежды. Теперь пусть и медленно – он пойдёт на поправку. Он вспомнит всё, что позволит организм. Что окажется неподвластным – заменит новым впечатлениями. И начать нужно с определения источника музыки, потому как подсознание, только что отказывавшее ему выдать из своей мрачной бездны картинку ночного неба, к звукам относилось более дружелюбно: стало казаться – рваные хриплые звуки напоминают что-то очень знакомое. До боли хотелось вспомнить. Но не было на то знака свыше.
Бедолага приподнялся и осмотрелся. С большим трудом удалось различить слабый огонек где-то повыше и правее его ночлега. Встать в полный рост не получилось, отчего желая выяснить подробности местопребывания, парень пополз в направлении мерцавшей наподобие наиболее ярких небесных звезд искры света. Путь давался с трудом, потому что оказалось: нужно подниматься по достаточно крутому склону.
«Быть не может, чтобы меня занесло в горы.»
Почему это горы было ясно не до конца – но так должны были выглядеть горы. Вот и всё.
С небольшими остановками удалось подобраться к источнику света достаточно близко. Как и предполагалось – источник звука был где-то неподалёку. Между тем, по мере приближения свет раздвоился: двойная звезда на земле освещала не больше, чем её собратья в небесах. Чего-то не хватало и тут, и там для полноты видения. Тем не менее, вспомнить недостающую деталь несчастный даже не пытался. От бессмысленных усилий только крепла головная боль и злость на собственную беспомощность.
С другой стороны, возможно, именно злость придавала сил приблизиться к разгадке тайны света.
Ответ оказался не лишенным коварства: в ночи светились пустые глазницы громадного черепа. То есть понимание того, что за предмет маячит впереди, пришло не сразу. Подползая, уже осознавая очертания светильника, горемыка ещё не давал себе отчета в происходящем. И только подняв голову, после очередной передышки, вместе с резким то ли хрипом, то ли всхлипом, пробежала мысль: «это череп, а это гармошка».
Череп был предвестником какой-то скрытой опасности. По всей видимости – следовало опасаться и не подходить близко к тому месту, где установлен такой знак. Представления о связи черепа и угрозы были размыты. И он бы ни за что не нарушил подсознательную установку – если бы не гармошка.
Казалось, что подсознание не только помнит эти несуразные звуки, но и какие-то смутные видения, связаны именно с этой музыкой.
Зеленая ветка, сладковатый запах, чьи-то резкие слова, что пора прекратить адское терзание ушей.
Крупная капля пота попала в глаз – видение исчезло. Но он был готов поклясться, что только что слабый проблеск сознания сумел промелькнуть в черной тьме головы.
«Хуже не будет. Череп, так череп»
Абсолютно не отдавая себе отчета, сколько времени и сил отнял путь наверх, человек выжимая из тела все соки, двигался навстречу опасности.
«Не дозволяется… не рекомендуется… воспрещается… возбраняется…»
Какие-то металлические нотки, казалось, пробивают подкорку. Но что так пугало оставалось за гранью понимания.
«О чем это я?»
«Кто такой я?»
«Это не я»
Подняв голову, скиталец испугался: свет начал явственно меркнуть. Так и потерять череп пара пустяков.
«Но я же столько отдал сил!»
Несправедливость ситуации заставила совершить невозможное – рывок, и руки ощупывают что-то более теплое и менее острое, чем камни, по которым пресмыкалась до сих пор плоть.
Опираясь на костяную оболочку, парень сумел, в конце концов, подняться и заглянуть в отверстие, туда, где раньше был глаз великана.
Вначале он ничего не понял: склеп сумрачно метал по внутренним стенкам пустой коробки длинные невразумительных очертаний тени. Пришлось закрыть глаза и сколько минут привыкать к свету.
Затем человек вновь прильнул к глазнице.
На большом плоском камне, прислонясь к боковой стенке безобразной головы, сидела, клевавшая носом, маленькая девочка, в руке которой и был зажат этот пробившийся в сознание предмет: губная гармошка.
«По-моему, была война… и вещавший над колючей проволокой с изображениями черепов голос требовал: «воспрещается… возбраняется…».
«Или это мне только привиделось…», - обессиленное тело сползло по щеке черепа великана и уснуло обычным сном, без сновидений.
Девочка и Череп. ч. 2
Ида Рапайкова
К моменту, когда он вновь смог ощущать окружающий мир, в этом аквариуме наступил рассвет: одна его щека, та, что, вероятно, была обращена к поднявшемуся на горизонтом солнцу, явно ощущала тепло. То ли забытьё, то ли сон, который выглядел ничем иным, как провалом в черное, как бездна, пространство: старое напоминание о прошлой жизни явно свидетельствовало, что она всё-таки у него похоже была - потому как ему было, что вспомнить. Всплыло реально знакомое ощущение: отсутствие передней части черепа и соответственно лица - ковш с зияющей бездной внутри себя всматривается в такую же тьму вне себя - как единое целое. В переходе из одного состояния к другому: где наступил рассвет - согревающий щеку - заключалось пробуждение.
Возвращение сознания к рассмотрению мира вне себя им все оттягивалось: казалось, открой глаза и новые впечатления вспугнут нестабильные попытки самоидентификации - ты вновь, в который уже раз, потеряешься в непонятном нагромождении образов, безучастных к тебе как к элементу системы.
Сновидения без картинок, тем не менее, так же глухо бились о стенки черепной коробки, как будто ветер замер во внутренним пространстве. Легкое прикосновение к той щеке, которая была согрета солнцем, заставило слегка приоткрыть глаза: касание - это всегда опасность, не зависимо от силы. Зрение, медленно концентрируя образ, представило ему девочку. С возрастом определиться ему не удалось: слишком давно он не видел детей, но и те, которых он помнил, были явно бесполыми обтянутыми кожей скелетами, возраст которых не имел никакого принципиального значения - оттого, его, пожалуй, и не существовало. Как и половые признаки - он обратился во вторичный отмирающий признак. Допустим, встретив белку, нельзя понять кто перед тобой: он или она, старая это особь или из молодых. Белка и белка. Белка - потому как белая. Однако ж волосы девочки небрежно рассыпанные по плечам были не белыми: скорее рыжими. Тогда почему белка?
Отсутствие угрозы сняло напряженность в теле, и глаза сами по себе вновь закрылись. Хорошо, что девочка. И прекрасно, что музыка - незамысловатый мотив, как-то нежно касался, казалось бы раннего, изуродованного фрезой на кубики мозга, вызывая в болезненно воспринимающем любой звук органе волны умиротворения. Да, вчера его привел сюда именно звук. Это был тот же самый звук. Он вспомнил. Вот у него уже появились первые воспоминая. Зрительные и слуховые образы. Правда они еще не вернулись во внутреннюю область зрения - но уже стали реальными.
Звуки, между тем прекратились, - осознав это, он немедленно отрыл глаза. Ты же не так слаб, чтобы лежать здесь трупом. Собравшись с силами, парень оттолкнулся от опоры и выпрямил спину: проспал, как выяснилось, он прижавшись другой, холодной щекой к неимоверных размеров черепу. Сегодня было не сразу ясно, что это такое собственно - но вчера, это врезалось в память - череп. Какого-то человекоподобного монстра. И та самая девочка в зелено-коричневом клетчатом платье, которая только что была перед ним - припоминалась также. Отчего её платье казалось именно зелено-коричневым, он пока не мог сказать уверенно: потому поискал глазами ребенка - хотелось запомнить, как должен выглядеть этот цвет в реальности.
Между тем девочки видно не было. Зато он сориентировался в происходящем. Череп лежал на небольшом плоскогорьи - насколько высоко в горы забрался этот аммулет и его хозяйка, похоже девочка по каким-то только ей известными причинам избрала столь странный предмет для своего обитания, установить был затруднительно.
Над вершинами белых гор поднималось солнце, которое и согрело одну половину его затекшего от неподвижности тела. Следовало повернуться к светилу другой стороной - только собраться с силами.
Неожиданно вернулась старая знакомая: не боясь запачкаться, ребенок тащил округлый валун . Теперь только он обратил внимание, что вокруг места дислокации девочка выстраивает оградку из камней, которые укладывались не впритык друг дружке, а на небольшом расстоянии. Экономит силы, похоже. Но через такую неплотную преграду проскочит любой враг - что за блажь? Обережный круг. Неожиданно всплывшее словосочетание - удивило: раз оно возникло, то по всей видимости он знал когда-то, что оно обозначает. Только когда и что?
Перекулившись на другую сторону, гость подставил под теплые лучи измученное тело и перестал концентрироваться на происходящем.
Вот уже девочка появилась вновь: она старательно, как умеют только дети, подкладывала под его левую руку отполированный камень. И форма, и поверхность камня были достаточно любопытны: голыш напоминал какое-то фантастическое нерукотворное существо, возможно зверя, может быть разумное существо, превратившееся в камень, как этот череп за спиной, но, быть может, девочка где-то раздобыла каменную статуэтку искусственно выгравированную и отполированную под нечто сверхъестественное.
Первым впечатлением было: она хочет показать свою игрушку, поделиться радостью от обладания - желание присущее любому ребенку. Однако постепенно какое-то неожиданное для камня тепло стало подниматься от этой своеобразной безделушки по руке, выше и выше, пока не согрело собой все участки тела. Казалось, он прислонился как какому-то источнику тепла и, главное, регенератора сил.
Стоило сказать спасибо врачевателю.
Но примостившаяся поблизости на валун девочка выглядела не нуждающейся в словах благодарности - она уже была счастлива от своего поступка. Лицо просто сияло радостью - и ему стало весело. Вот так так! Да мы с ней горы свернём. Почему он подумал о них, а не только себе - впервые за многие годы, возникло слово: мы.
Но и камень. Где только она его раздобыла.
И тут он понял: камень прилетел с неба. Проще говоря упал: может здесь был обвал. Тогда как устоял и не треснул череп - ему не под силу удержать камнепад. Между тем лишь сейчас ему показалось ясным откуда берутся представления о мире: это от неё. Она спала, когда услышала грохот. Череп засветился, подозрительно загудел, и испугавшись ребенок решил выбраться и бежать. Кости (домик) не просто светились - похоже происходила структурная перестройка самого черепа. Камера, в которой жила эта белка, превращалась в светящуюся кристаллическую решётку.
Стенки убежища не были горячими, оттого девочка безболезненно покинула вызвавшее страх укрытие, и увидела иную, не менее пугающую, картину: неподалеку вибрирующим волнообразным неярким, но четко различимым светом переливался камень, невесть как сюда попавший - разве что упав с неба - и мало того, что сияние исходившее от него было неестественно, ибо камней с такими фокусами просто не бывает, - неожиданный визитёр ещё и двигался к её домику. И именно взаимодействие одного и второго, как стало ясно, вызвало изменения в стенках жилища. Однако не достигнув цели - пришелец замерз. И умер.
Когда девочка осмелела: она прокралась к камню и возле мертвого великана нашла этого котенка. Она забрала его себе. Раз уж страшному хозяину он больше не нужен.
Котенок грел её по ночам и придавал силы. Так они и жили вдвоем. Правда, он замечательный?
Усмехнувшись слову: "котенок", как пред этим, слову "белка", он погладил руку девочки, на внутренней стороне запястья мелькнуло родимое пятнышко, отчего-то похожее на "котенка". Спрошу потом.
картина Николая Рериха
Свидетельство о публикации №116041903758