Женское

     Светка привыкла к ежедневным обстрелам – в ее четырнадцать человек еще не понимает, насколько острой может быть неизбежность. Неизбежность нищеты, вызванной войной, развязанной укровояками, неизбежность смерти соседей или кого-то из близких… Уходить на время обстрела в подвал и закладывать вход мешками с землей уже давно стало привычным занятием для жителей шахтерского поселка.

     Когда «укропы» в первый раз попытались взять поселок штурмом, отец успел затолкать всю семью в старенький «Запорожец», который он любовно называл «ушастым», и вывезти к родне в Першотравневый район, куда война в то время еще не докатилась. У глубоко сочувствующих, но чересчур ответственных за судьбу нэньки-Украины родственников они провели неделю, ежедневно выслушивая гневные тирады двоюродного брата отца о том, что нэнька навеки останется «единой и неделимой»!
 
     - И что, для того, чтобы она оставалась такой - единой, нужно каждый день обстреливать наши дома «градами» и прочей смертоносной гадостью? – угрюмо спросил отец.

     - Удивительное дело! – дядя Петро от возмущения подавился самогонкой и закашлялся. – Смотри на него! Значит, вы хотите продаться России, а мы вам – зеленый свет?! Нет уж! Получите то, что заслужили. И вообще, давайте-ка, поезжайте домой. Загостились…

     Светка презрительно скривила губы и потянула отца за рукав.

     В тот же день они уехали. Баба Мария – соседка рассказала, что укропов отбили, но каждый день они пытаются атаковать танками, а на них написано большими белыми буквами «Айдар». Один такой ополченцы сожгли у клуба, и Светка с подругой Надей Тесленко бегали смотреть на бронированное чудовище с облизанными огнем бортами, которое в таком беспомощном виде совсем не казалось страшным.

     - Слушай, Светка, - свистящим шепотом произнесла Надька, - там, у лесопосадки, под терриконом валяются мертвые «айдары». Их наши хлопцы наваляли видимо-невидимо, а укропы не хочуть их забирать. Говорят, мол, «не наши». Айда, посмотрим!

     Светка безучастно смотрела на облепленные мухами, раздутые тела, от которых исходил невыносимый смрад, не понимая, что сейчас, вот в этот самый момент она, вернее ее душа, не пытаясь сопротивляться, уходит куда-то далеко-далеко… Оставаясь по возрасту на территории детства в недетских условиях, она, минуя юность, сразу попадает во «взрослость», где уже никогда не будет легко и весело, как в ее родном 8-Б. И будто невзначай, она подумала, что здесь, около террикона в ее сознании возникают очертания другой Украины, с разоренными шахтерскими поселками, мухами на мертвых телах и многое повидавшими жителями ее родного поселка, которые, впрочем, не жалуются на жизнь, а принимают ее такой, какая суждена. И вся эта война, она, опять же, вроде бы не с ними и не против них.

     Ранним утром укропы под прикрытием десяти танков вошли в поселок и разгромили, уничтожили кучку ополченцев, защищавших его. Потом начался ад…

     Светку и еще двух девчонок-школьниц жестоко насиловали пьяные от крови, самогонки и легкой победы «айдаровцы». Светка была доведена до полного самоотречения: ей было уже все равно – будут ли ее насиловать еще и еще, убьют или искалечат. Но даже в самом страшном сне она не могла увидеть то, что произойдет на закате этого бесконечного дня.

     Он был обычным, на вид, человеком… Лет тридцати, круглолицый. Опрятно одетый и не обвешанный оружием с ног до головы, как другие. И только глаза с какой-то маслянистой поволокой, взиравшие на мир с полнейшим равнодушием, пустые и одновременно какие-то порочные, пугали…

     - О, раненый в жопу гетьман приехал! – сказал кто-то из толпы насильников, и остальные громко захохотали.

     Тот, кого назвали «гетьманом», собрал около себя командиров и что-то долго с ними обсуждал.

     Потом «айдаровцы» согнали к школе всех оставшихся в живых мужчин, в числе которых были отец и брат Светланы…

     - Шо, девки, хочете жить? – будничным голосом спросил «гетьман».

     Девушки молчали. Они и стояли-то с трудом…

     - Сущенко! – сказал «гетьман», обернувшись к свите. – Дай девкам автоматы!

     Сущенко, похожий на цыгана тип с курчавыми волосами, сунул девушкам по «калашу» и благоразумно отступил в сторону.

      - Значить так! – сказал «гетьман». – Я подарю вам жизнь! Но! Вы должны расстрелять вот этих «сепаров»!

     Он толстеньким, похожим на сардельку пальчиком ткнул в сторону родных.
     Надька всхлипнула и бросила автомат в грязь. «Гетьман» неспешно вынул из кобуры большой пистолет и выстрелил ей в голову.

     Выстрел показался Светлане залпом из всех орудий укропов, - настолько громко и неожиданно он прозвучал. Она вздрогнула всем телом, и непроизвольно нажала на курок. Автомат выплюнул сгусток огня, и Света с ужасом увидела, как оседает на землю отец…

     - Ну, вот и добрэ! – сказал «гетьман». - «Калашников» теперь твой папа.

     Так Света стала бойцом «Айдара». Она таскала за собою вечно грязный автомат, но никогда не стреляла. Ее насильники погибали один за другим, и она лишь злорадно ухмылялась, когда узнавала об очередной смерти. Светлана жила в каком-то сомнамбулическом состоянии, «не ведая, что творит». Пока не поняла, что в ее теле зарождается новая жизнь. Ей хотелось погибнуть, чтобы избавиться от плода… Но хотелось и жить вечно со всей нерастраченной детской любовью к жизни… Это было невыносимое бремя, и тогда она обратилась к Господу.

     Все конкретное и важное для нее сосредоточилось теперь в общении с Господом, которому она горячо и подолгу молилась. Она металась где-то между Богом, у которого просила дать ей силы любить ребенка от кого-то из мужчин, каждого из которых она ненавидела лютой ненавистью, и верой, без которой и она, и ее будущий ребенок наверняка погибли бы во время первой же перестрелки; между жестокостью, про которую даже нельзя рассказывать, и детским восприятием, благодаря которому самое страшное быстро забывается и кажется уже совсем не таким страшным. Она, сама того не понимая, сохранила в своей душе «детскость», и это спасло ее в последующем...

     Кровавая мясорубка, в которой самозабвенно растворялись парни из батальона, - бывшие колхозники и труженики разных частных лавочек и подсобники с рынков, - люди взрослые и уже, каждый по своему, испорченные жизнью, не коснулась распадом ее еще детского ума, уничтожив его. Вера дала ей терпение и прощение и разрешила править бал ребенку в ее душе, которого не смущают мухи на мясе и реки пролитой крови.
 
     В начале декабря батальон вывели из зоны АТО в Артемовск, и Светлана нашла себе пристанище у доброй старой учительницы Анны Петровны. Старушка подолгу разговаривала с нею о жизни, пытаясь объяснить, почему в 21-м веке на Украине все еще есть голод, закрытые школы, бедность и гражданская война, и сердце девочки постепенно оттаивало. А потом она увидела, какими глазами смотрит на нее внук Анны Петровны Сергей. Ему было восемнадцать и, окончив школу, он бездельничал, поскольку высшие учебные заведения на Донбассе не работали, а на учебу в Киеве у старой учительницы не было денег.

     У нее уже был заметен изрядно выросший живот, и Света отнесла автомат в батальон. «Гетьман» сидел в канцелярии, но ничего не сказал, - видно было, что судьба бывшего бойца «Айдара» ему абсолютно безразлична…

     Через шесть месяцев снова было лето, и Светлана родила мальчика. Рост пятьдесят один сантиметр, вес три триста.

     - Светка, твой пришел! – крикнула ей роддомовская медсестра, заглянув в палату.

     Светлана подошла к окну и распахнула створку. Сергея не было видно нигде. И вдруг она увидела его, делающего какие-то странные телодвижения в траве у забора. Присев на корточки, он неожиданно прыгал, хлопая кепкой о землю… Потом еще, еще…

     Она не сразу поняла, что ее суженый… самозабвенно ловит кузнечика в высокой траве. Света улыбнулась… И звонко расхохоталась, радуясь жизни…
 
     Потому что, ведь очевидно, что взрослые до сих пор не знают, как быть с тем, что называется жизнь…