Придворная дама пережжённый рассвет стрижёт

Придворная дама пережжённый рассвет стрижёт
Ножницами губ - насекомо и механически.
Она накануне снова потеряла плод -
То ли от художника - то ли от его величества.

Она выжгла будущее - маточных труб -
И распрощалась с Иисусом  - сахарным, сладчайшим.
Сотни детей в повязках на глазах бредут
За крысоловом - по выскобленной чаще.

И крысолов их выведет - в вату облаков -
А потом бросит - как крысят в болотную воду -
И забрызгает их - бисерная кровь -
И залепляет им рты - и глаза обводит -

И будут дети плыть - по рекам вины
И чёрного вина - из горла слепой менады -
И проникать в чьи-то лихорадочные сны -
И скрести пологи век беспощадно.

Тысячи веков пройдут - и будут глотать
Эмбрионы звёздные плевки - и сучить жилы -
И выплюнёт солнце все непрожитые жизни изо рта -
Тех, что уже умерли - но не жили.

Придворная дама раскидывала кольца ног,
Точно гимнастка на шарах пирамиды  -
И было в её глазах - по-вороньи темно -
И чёрные голуби в чаще волос томились -

И ворковали - и клевали капель -
Слёз её - стекавших дождями красными -
Чёрные голуби не научились петь -
Им суждено лишь курлыкать и ластиться.

Повивальная бабка, скрипя, выскребала картечь
Семени чужого - из логова - с улыбкой недоброй -
А раскалённая кровь продолжала течь
Гранатовой рекой по береговым бёдрам.

И разбивались дети о зеркала -
И примеряли кровавые глаза и бусы -
Кажется, потом придворная дама умерла -
Под опечаленным ликом младенца Иисуса.

На следующий день - или через сорок лет -
Она упокоилась в жемчуге амурного алькова.
А дети в серых повязках брели по земле
За курлычущей голубем свирелью крысолова.