Сон Агдама

Агдам глаза открыл. Он в смрадном месте,
мерзком, себя увидел, как со стороны, во сне
кошмарном: пузырями в тесте
прокисшем, лопались, качались на стене
осклизлой, под ногами копошились
с невнятным воем, прыгали, возились,
носились, рвали ближних... и стоял
над этим гноищем болотным - Белиал.
Поверх голов уродливых взирал
он на единственного здесь не человека:
что за абсурд? на двух ногах... калека?
и две руки, два глаза у него,
неудивительно, что он сюда попал,
несчастный: он не видит ничего...
Не разжимая губ, владыка тут приказ
отдал - и мигом все они, как пыль,
поднявшись в воздух, бросились - и глаз
Агдаму вырвали, не помню - левый, правый?
Отгрызли ногу по колено, и кровавый
забинтовав огрызок, выдали костыль.
На волосок от смерти, на краю
зловонной ямы, кровь течёт ручьями,
вот упадёт... "Теперь ты вместе с нами, -
владыка молвит, - как и все в раю..."
И банда праведников - пациенты рая -
тут с визгом кинулись, Агдама целовать...
и по карманам шарить, обнимать...
и к делу нехорошему склонять.
"Ты восстановлен, ты бессмертный прах.
Ты стал таким, каким ты был в начале.
Всё, что в ногах, оно и в головах.
Что получил ты? То, что обещали!
Так растворись в подобии, смотри:
всё, что снаружи, взято изнутри...
Здесь, в лагере, тебя научат, сыне,
не унывать - вовеки и отныне..."
Махнул - и подбежали, повели
его в барак, в четвёртую бригаду,
достраивать заветную Райаду
для жителей той стороны земли.

Открыл глаза Агдам. Над ним стоял,
пресветлый, тонким облаком одетый
до этих пор, увитый и воспетый,
и чисто выбритый - архангел Белиал.
В руке билетов кипа. За спиной
сияют праведники, целая бригада:
"Давай, Агдам, суглинок, перегной,
лопатой - раз! - и вот она, Райада..."
И, улыбаясь, добрый Белиал
билетик для Агдама оторвал.

Бригадники к Агдаму подскочили,
сорвали шапку, глиной зарядили,
да супесью - и головной убор,
порвав насквозь - втянули по сих пор!
Три лика, одинаковые с виду,
страдальца обступили. Первый лик
ударил с левой - и Агдам язык
едва не прикусил... Но не в обиду
и не в позор побои - он привык:
пока дойдёшь, бывало, в Фиваиду,
так наваляют, мама не горюй.
В щеку другую нежный поцелуй
наладил лик второй (видать, из этих,
из новых... модные утехи
до наших мест, как видно, добрались).
"Скажи-ка, брат, а ты не коммунист? -
лик третий грянул. - Ведь на бой кровавый,
святой и правый - это не с шалавой,
и не с женой..."
- Какая, бля, жена! -
ему Агдам. - И даром не нужна!
Так, братцы, это тело надоело,
готов отдать за праведное дело.

Он слышит шум, и смех, и восклицанья.
В цеху идёт который час собранье.
Вот представитель в галстуке сидит.
А наш Агдам - в президиуме спит...
Ах, ёшкин кот. Краснее кумача,
Агдам встаёт - и вдруг, схватив за горло
себя - упал... "Врача, скорей врача!"
Бригадников, все в ватниках, когорта
носилки тащит... "Стойте, - вдруг сказал
мужчина в галстуке, - не трогайте: он помер,
ха ха четырнадцать ноль два четыре номер,
он мой..." И всем бумагу показал:
печать и подпись задом наперёд,
на варварской, однако же - латыни...
Латынь, она не пиво в Коломбине,
не сразу результат она даёт.
Ну, расступились. Мужичок берёт
Агдама - и аж некоторым дурно -
ноги вперёд, запихивает в рот
себе... И на могиле урна.
Стоит местком. Диакон матерится.
Снёс пешехода батюшка бухой.
И новый день под крыльями жар-птицы
проклюнулся плюгавый и блохой.

"Ты восстановлен, ты, едрёна вошь,
венец непредусмотренный творенья,
ошибка кенотического зренья, -
что ж нам, ваалам?! Ты такой придёшь,
не по фирме, прикинут самопалом, -
привыкли уж к десантам и авралам, -
что ж нам, аристократам: брудершафты
с тобой крутить? молиться? или в печь?
пред образом рассыпать гутенахты -
и церковь, как ракетницу, поджечь?
Я дух, я князь - а ты, кто ты такой? Нахал...
И пред тобой я должен преклониться...
Ты сколько дал процентов в тот квартал?"
- Не помню я, товарищ Белиал.
"Товарищ?! Смерд, да ты, никак, бухой..."
Тут Михаил, парнишка из станицы:
"Дозвольте, ваше вашество, его
мне переехать? Лопуха такого.
Скажите только слово дураково..."
Дал слово Белиал. И перестройка,
как Гоголем описанная тройка,
вдруг сорвалась - и троечников тьма
свела Россию-матушку с ума...
А если бы остался жив Агдам,
мы б до сих пор ходили в гости к вам.

В том месте чистом, летнем, самоцветном,
однопартийном, беспорточном, где слова
слились в одном-единственном, заветном,
четырёхбуквенном, что шёпотом, едва,
первосвященник раз в году воспроизводит,
и если ничего не происходит,
то, значит, верно... Головой Агдам
ушёл в Голгофу. Попрана ногами
та голова. Но крепок дух в Агдаме.
Аномос... Белиал... пожар в Бедламе...
с открытыми глазами - спит Агдам.

"Всё это мёртвое. Ты пишешь для того,
что не писать не можешь. Это не причина.
Так женщиной становится мужчина,
чтобы узнать с той стороны Его
весь замысел, до тонкости. Так свет
выдавливает тёмное из плоти.
Раб ищет объяснение работе
в рабовладельце... Так и ты, "поэт".
Ребячество оставь. Ищи среди входящих,
немного принятых,
но много исходящих,
стремятся знаки прочь от запятой,
чем дальше, тем ноли всё чаще... право,
иди налево - что ты всё направо?
Там бесконечность - это знак пустой...
Живое всё стремится к пустоте.
Подобия себя освобождают.
И перевёрнутые запятые смерть
кавычками от жизни ограждают".


15-17 апреля 2016 г.