Хозяйка омута

Хотел жену, Емелька? Царевну, красивую, как солнце поднебесное.
Получил жену, наслаждайся.
Вон сидит, губы дует, ты ей колечко с диамантом из Сабы не подарил.
А будто в прошлый раз проблем мало было — когда возжелалось ей венец королевишны персидской.
Оправдывался потом перед гостями — не обессудьте уж, жена попалась капризная. Ей сделал такой же венец.
А королевишна так и обиделась. Вот и теперь. Услышала сказку о сабском диаманте, что величиной с глаз и хрусталя прозрачней, — и Емеля, ну подай, Емеля, пожелай.
А Емеля устал желать.
Видано ли дело — расположением озерной хозяйки — по малым нуждам пользовать.
Один старик, помнится, попытался морскую владычицу по пустякам утруждать, так она его при корыте разбитом оставила.
Выглянул в окно — снег блестит, солнце сияет. Взял топор по привычке, да в лес пошел.
Ну и пусть, что царевичу не пристало руки мозолями марать. Сил больше нет — без дела сидеть.
Дома-то немного делал — печь натопи, воды принеси, крыльцо подправь, дров наколи.
Вышел к озеру, вот и прорубь. Никто её не рубит, но в любой мороз — есть она.
 — Здравствуй, хозяйка, здравствуй, родимая. Дозволь сушняка с берегов твоих унести.
 — А если не дозволю? — и смотрит на меня веселая ухмыляющаяся пасть. А чешуя блестит, зеленью посверкивает.
 — На то и воля твоя, ты здесь хозяйка, — поклонился ей до земли, шапку с головы снял — видано ли дело, лично вышла, не многим такой чести достается, а Емельке-то вот уже второй раз.
 — Доволен ли даром моим, весело ли тебе, — клацнула зубами, глазом зеленым блеснула.
 — Дар твой велик, только я дурень деревенский, чтоб владеть таковым.
 — Делать нечего, от подарков не отказываются, — смеется щука, — зато повеселил ты меня, когда на печи ездил да ведра ходить заставлял.
 — Грешно тут отказаться, а вот отблагодарить бы...
 — Отблагодарить хочешь? — щука удивилась, — ново это... Хотя подойди, на ушко скажу, чем заплатить можешь.
Зятя царского искали три дня, лишь топор его у проруби, что льдом покрылась, нашли. Бабки шептались, что озерная хозяйка его сожрала, за колдовство, ему одолженное, — все ведь помнили, как Емелька на печи разъезжал.
А те, кто озерной владычице ходили молиться, поговаривали, что два щучьих силуэта видали подо льдом.