Входит время в глобальный тантрический ритм

                *     *     *
Входит время в глобальный тантрический ритм.
Панорамное зрение — в моде.
«Как следы на снегу» — вышел в полный ретрит,
дождевой хоть сезон не подводит.
Между дхармой в дыханье и виденьем звёзд — 
планетарно — желудком стал ближе
к тем вопросам, что Будда бесколёсно подвёз, —
только в пальцах всё чётками нижет.

Меж Тартарией дома и тантрой в дали,
за короткой пробежкой в исподнем,
мудрый глаз — вроде гланд —  удалил:
третий лишний сам тему тут поднял.
Ртутный шарик катался, как жемчуг, во рту.
Я влюбился в историю шага:
когда прах мой, как в миску, в твой лобик вотрут —
так о чём ты ещё б вопрошала?!

Разве есть ещё что-то, что дыханье прервёт
и оставит твой взгляд без вопросов?
Розу красную выдул без помощи Wert
и ключи под сиденье забросил.
Накануне рождения третьей луны,
коготком пока списки листала,
базу данных своих, как сноху, обновил
и пошёл босиком за металлом.
 
Ты сидела в молчанье( под лотос гнала),
упершись между пяток в подобье.
Я не мог отключить твой воздушный канал:
мне по налу, как Шива вас доит.
В розоватую мушку системной весны
заплывал твой зрачок под ресницей.
Шестирукий  в глазах твоих с Шакти возник?
Может, что-то и в нас проясниться...

Не стена между правым и левым прошла —
заземления нервы не имут.
Как вломил бы с размаху мне кто по шарам —
без разрядки забыл даже имя!
С барабанным ли боем под поры пройду,
эрогенный твой зонтик — в асане.
Реставрировать классику, выжав продукт, —
без потпитки мой слог зависает.
 
Я не делаю вывод из прожитых дней:
всё одно — где и с кем коматозить.
И пред тем, как под душем пойти леденеть,
не врубаюсь ни в Джона, не в Ози.
Всё куда-то уходит, и годы — вода;
даже дух даёт течь в виде желчи.
Невозможно всё время себя выдавать
и при этом совсем не обжечься.

От желанья к желанью — чтоб снова желать,
пережёвывать жизнь, как корова.
Где не то чтобы ноша была тяжела,
но как будто бы кем обворован...
Ощущенье такое — что скрыться бы с глаз
и не видеть ни леса, ни дерева.
Видно, жизнь так в себе же самой залгалась,
что с тобою всё то же проделывает.

Не зажёвана жвачкой коричневых чувств,
ты вошла в себя, в лотосе сидя.
Если тенью, как слон, за спиной покачнусь,
с головою накроет весь Сидней —
ты останешься так же сидеть как стрела,
«тишину» охраняя форпостом, —
хоть, влеченья, как в тире, свои отстреляв,
ты не примешь согласье как постриг.

Вряд ли руки с кем стал бы тут бить на пари:
Notre Dame de Paris твой в опале...
Но чтоб практикой Будды в себе воспарить —
как-то порознь из дней выпадали.
Может, глупость всё это — обычный тренаж,
но «уходишь» ты слишком серьёзно,
чтоб однажды открылся во мне персонаж
и, как школьник за партой, заёрзал.

Так вот полднем счастливым, обритая в лоск,
соскочив с трудового сеанса,
как-то скажешь мне: «Время срослось...
и пытается девочкой странствовать...
На борту никаком орбитального дня
как-то весело ноги, блин, свешивать, — 
ты не в День ли сурка воротник приподнял,
что без тени проходишь Столешниковым?».
 
Так Дворец был Советов задуман в Москве,
чтоб обставить «Эмпайер стейт билдинг».
Слишком рано гигант наш решил массоветь;
и огромной беды не предвиделось.
Раздражал, видно, многих прорывом в «туда»,
где б космический вид открывался: —
вдруг и вправду начнут из себя выдувать,
кроме планов и — сердца пространство?!

Не прошёл в наших душах как строй СССР:
двух вождей за глаза всем хватило:
может быть, пирамидой с того он просел,
что на храм не жалели тротила?
Но в гиганта был вложен гигантский же трут,
до сих пор разработки в почёте.
Пилотируя Господа, — как столетья припрут —
по планетам все башни прочтёте.

Накопитель энергии — мощный каркас,
из особой был сделан он стали.
Кабы власть из-под трона с «коня» не кралась —
все бы девять, пади, наверстали.
На полмира б смотрел угнетённый пострел,
где б давленье подстать в стратосфере.
В стометровой квартире бы не постарел,
было б с чем современников сверивать.

Не хватает душевности в текстах с плеча,
по полдня мять подружку на стуле.
Может, время придёт — научусь различать...
чтобы впредь ничью жизнь не сутулить.
Такелажные дали в полях подразвёл.
Семь конструкций с ладони не сдунул.
Тянет облако пыли навьюченный вол.
На бетонке Чубайс сидит с Дуней...