На пасеке

         
     (триптих)

Вот и боярышник расцвел,
Такой кустище! Сколько ягод!
А я сегодня сер и квел
Под грузом всех житейских тягот.
Висит загадочная тишь
Подспорьем неба узорочью,
И слышно, как скребется мышь
Под тем кустом, расцветшим ночью
               
                * * *
Который раз все тот же мотылек
Мне на плечо садится без боязни.
И если б  мог, он рассказать бы смог,
Что он ко мне так просто из приязни.
Не шевелюсь, лишь скашиваю глаз,
Я очарован этим посещеньем.
Пусть погостит, сегодня день для нас
Располагает времяпровождением.
Нам хорошо. Наверно в первый раз
Ему и мне сегодня  очень нужно
Неторопливо помолчать сейчас
И обо всем подумать бы досужно.
Вот только думы что-то тяжелы,
Слезой  скупою виснут  над ресницей,
И словно пчелы в жаркий полдень злы,
И пахнут все сосновою живицей.
Всем этим думам лишь по двадцать лет,
И все они из юности, конечно.
Их всех роднит черемуховый цвет,
Сравнимый лишь  с фатою подвенечной…
И с каждым годом явственней вина
Заблудшегося в чувствах человека.
За это мне пришлось испить сполна
Всю горечь жизни, сразу за полвека.
Испить – испил, и все же невдомек,
Искуплена ль вина моя?  Иль все же
Всю жизнь свою, как этот мотылек,
К чужим плечам проситься буду тоже?
 
                ***
 
Юность, юность. Мне ль с тобой бодаться?
Сколько вместе пройдено дорог,
А теперь вот некуда податься
Мне за полувековой порог.
А точнее – не к кому. Вот так-то,
Руки - в боки,  шапка - набекрень.
У обочин жизненного  тракта
Я один отбрасываю тень.
Для чего же я тогда старался
Жизнь прожить и поле перейти,
И влюблял в себя и сам влюблялся,
И пытался истину найти?
Ничего не вышло, абсолютно.
Жизнь прожил, и поле пересек,
А за полем тем совсем безлюдно,
Только одиночество и все.
И назад уже не возвратиться,
Никогда не ходят вспять часы.
Остается только – застрелиться
«Средь березок средней полосы»!
Как  же сердцу выдержать нагрузки
Скорбей наших, всех людей любя?
Надо быть, наверно, очень русским,
Чтобы жизнь прожить не для себя.