Титаникперестройки

Я месяц как женился только. Двадцать седьмой всего-то шел, но и меня на перестройку тогда направил Горбачёв. Признаться, сходу не допетрил, куда меня всерьез послал с семьею Михаил Сергеич – кремлевский наш оригинал. Ему видней со Спасской башни, как делать жизнь мне и с кого. Я ж не был коммунистом даже, но он сказал мне: «Ничего…» Мол, у тебя уже есть парус, в придачу – ветер перемен. Куда глаза глядят, товарищ, греби себе, греби сильней.
Грести по-Горби поначалу было до одури легко, так его речи укачали, что я не видел берегов. Общался он с народом, кстати, и заливался соловьем в прожигулеванном Тольятти о том о сем апрельским днем. Генсек ударно «ставрополил»* и бойко речь всегда держал. Сорвалось слово «перестройка» с резьбы, когда он поднажал. Ну ладно бы точил болванку и анекдотики травил. Но тот же больше всё про пьянки, что, мол нельзя так дальше жить. Что мы страну прозаседали и выход есть только один – давить до полика педали, газ позарез необходим. Не только ВАЗовцам, ученым, врачам, юристам, поварам, но ВПК и комсомолу, забронзовевшим партчинам. Короче, надо перестроить слух на «Немецкую волну». Но ведь еще до Горбачёва «Пинк Флойд» разрушал «Стену». Процесс нас, вроде, не касался, однако ж так тогда пошел, что заискрили партскрижали и разбежался комсомол.
Итак, вначале было слово. Точней, набор бренчащих слов. Он убаюкивает скоро – и ты уже во власти снов. При Чумаке и Кашпировском плывешь куда глаза глядят и веришь им вполне серьезно – Союз провидцами богат. Нас хлебом не корми, дай волю глазком под занавес нырнуть туда, где свят не серп и молот, а секс и рок ласкают слух. И вот дана команда: «Вольно!» с мышленьем кто во что горазд. Ну что, товарищ, ты доволен? Так расширяй словесный ряд! И понеслась с трибун высоких и со скамеек дворовых такая ересь, что Высоцкий, будь жив, поник бы и притих. Союз, короче, впал в болтанку. Язык никто не прижимал, и если б не прижали пьянки, страну разрушил бы скандал. На почве бытовых сношений, пустых прилавков и основ на базе пресловутой лени, кривых дорог и дураков. Тогда все были языкасты и Рейган нас зауважал, на русском про доверье вмазав. Подкинул лучше бы деньжат, открыл Америку Советам да оплатил еще пролет лихим гайдаровцам при этом, которых Ельцин в Кремль привел. Те б в силиконовых долинах плодили гейтсов и бомжей, а мы б при Горбачёве жили, пока б он нам не надоел. И Беловежьем не страдали, взирали бы на Мавзолей, как на маячащий «Титаник», и весловали бы себе. Но покидать вдруг стали силы, язык Чернобыль подкосил, потом и «Адмирал Нахимов», и Карабах весь заискрил, и Фергана воспламенилась, Спитак был стерт с лица земли… На площади словесной пыли Руст самолетик посадил.
Ой, как тогда неладно было, как ткань смирительных рубах по швам в Союзе расходилась, а голь на выдумки пошла. Мы всё же строили надежды на перестроечный маневр. Во многих нас живет, как прежде, простой советский пионер. Розовощекий и астральный, с узлом небрежным под кадык теперь он носит наногалстук вдали от школьной чехарды. Такою матрицею грезит, что не осилил бы Эйнштейн, но в сказки верит, как невежда – в победу призрачных идей. И Горбачёв – потомок странных коммунистических бравад, пожалуй, партиям диванным свои идеи не продаст. Ах, как же был тогда он стоек, когда Союз вперед толкал одною левой. Перестройку не ею надо бы сперва. Хотя советчиков вне партий у нас и ныне полон зал, которым кажется: в Тольятти тогда генсек не всё сказал.
* Михаил Горбачёв родился на Ставрополье.