Преступление и наказание. Закладка. Проза

Телефонный звонок ранним утром. Молодой человек просит подменить. Сонными движениями неторопливо дохожу до нужного места. Минуты три прошло, а меня не дождались и уже ушли. Три минуты, что за спешка?
Меняю освещение на более темное, сажусь дальше спать.
На глаза попадается толстая книга. Я ее и позавчера видел. Тогда я открыл ее и запомнил, что закладка на сто шестьдесят какой-то странице. "Преступление и наказание". Ну, думаю, здорово, парнишка не дурак, читает.
Вот и в этот раз я решил ее открыть, предвкушая, что за пару дней он проглотил еще двести, а то и боле страниц. Все мои надежды пали разом, как только я открыл книгу. И даже ничего что страница была та же, как и давиче, не в этом мой крах. А крах состоял в том, что вместо обычного свернутого во много раз листочка, который был в качестве закладки пару дней назад, я обнаружил рисунок. Вы спросите меня, что это за рисунок. Я попытаюсь объяснить. На небольшом куске бумаги горизонтально расположилось творение молодого автора, разделенное на две части.
Слева наблюдалось тело женщины от шеи до талии, держащей свою грудь руками, как бы прикрывая ее. Мне не было ясно, было ли на ней что ни будь или нет, но грудь она прикрывала. Было видно, что автор ставил на груди акцент, ибо она была большой.
Что там еще изображено?
Не удивляйтесь, тем более мы уже знали, что на первой половине, а что еще могли мы ожидать? Поющих ангелов? Пьющих пророков? Я носил бы надежду в сердце, если бы мне показали одну половинку и скрыли другую, но я видел все и сразу. Вторая часть - не что иное, как женская попа. Точнее вид женщины сзади, начиная с того места за коленками, которому еще не придумали названия, и кончая талией. Чулки почти до попы с кружевом, попа в трусах, почти ее не скрывавших и что-то вроде юбки, ниспадающей по бокам.
Я был оскорблен. Да, я люблю литературу и с великим трепетом почитаю русских писателей от Пушкина до себя (благоговею при мысли от первого и смеюсь над последним). Я видел множество закладок, но к такому моя душа явно не была готова, ибо душа сразу попросила двести граммов. Мне долго пришлось объяснять, что под рукой нет достойной панацеи, а технический спирт может быть последним, что выпьет в этой жизни мое тело. Душа уступила и мы вместе еще раз посмотрели на картинку.
Давайте немного подумаем, как может быть связано преступление и наказание с самыми обычными, но желанными частями женского тела.
Мое первое "я" яростно кричит, что в этом ничего нет, какая тут может быть связь?! Федор Михайлович и... Что вы, что вы... Просто испорченность автора рисунка.
Второе "я" выдвигает такое мнение: в скрывающейся груди - преступление, в открытой попе - наказание. Мол, не показала первое - получай по второму.
Третье "я" утверждает, что красивый перед наказывается несуразной задом. Но тут же делает поправку, что зад очень даже ничего, а значит утверждение ложно.
Четвертое "я" говорит о преступлении природы против человека: руки могут прикрыть только одну часть тела, ибо две железы и две руки, а на попу ничего не остается, хотя, мы прекрасно знаем, что можно прикрываться не ладошками, а почти всей рукой, начиная с локтя; вторую же можно отправить на попу.
Пятое, услышав четвертое, начинает проповедовать о первородном грехе: до яблока никто ничего не стеснялся. Адам увидел Еву красивой и она застеснялась, прикрывая грудь, а так как Адам стоял спереди, значит зад прикрывать не было надобности.
Остальные альтер эго отказались от рассуждений, пока им не будет предоставлено хотя бы сто граммов, а самые наглые настаивали на четвертинке для начала.
Если бы я решился сделать закладку, то для каждого автора она была бы своя.
Читая Гюго можно нарисовать Деву Марию, читая Германа Мелвилла - гроб, Тургенева - женщину (не голую), Есенина - бродячего пса, Ницше - горящую церковь или череп. Все зависит от поверхностного или глубокого смысла той или иной книги или автора, который несет что-то одно во всех произведениях, но в разных вариациях. Грудь и попа идеального подходят для поверхностного смысла Чарльза Буковски.
Автор рисунка, этот молодой человек, где он нашел у Достоевского это? До какой степени великий писатель и философ мог завуалировать женские прелести в "Преступлении"? Надо обязательно перечитать.
И тут до меня дошло: два дня закладка на одной и той же странице. Что это значит, друзья? Вы правы! Все мои размышления в пустую, теории опровергнуты, догадки рассеяны, душа не плачет. Он с того дня и не читал книги, а просто положил рисунок в нее.
Теперь я чувствую: может из небытия, а может с небес, смотрит на меня все это утро Достоевский и смеется, как ребенок, которого рассмешил театр одно актера.