Саломея

Оскар Уайльд играл роль Саломеи.
Одни закатывали очи - невероятно!
Другие в ответ усмехались  - кто же сумеет
Исполнить подобную роль изощрённей автора!

Хрустел гипюр голосов - это возмутительно!
Белые шарфы, как зубы, скалились на шеях.
И избирали присяжные - или зрители -
Автора и Саломею своей мишенью.

Прожектора утюгами жгли его лацканы,
Сушили в песок изумрудные вздохи гвоздики.
Зрители, точно туканы, клювами клацали,
И превращались наёмные клаки - в клики.

Багровый тяжёлый сумрак кулис ярился,
Точно вот-вот кровь потечёт из раны.
И тот, кто был золотым сияющим принцем,
Просил у Ирода голову Иоанна.

Зрители в ложах сидели - как будто спали,
Недостижимые для ядовитой магии.
А кастелянша в театре - судьба слепая -
Переставляла на полках зонты и шпаги.

В каждом зонте таилось острое лезвие,
Шпаги просили плоти и крови чьей-то -
А Саломея летела в танце над бездной,
Чтобы припасть губами к любви и смерти.

Чтобы слизнуть пламя с запекшихся уст его -
Чтобы затем к шее его приникнуть.
Это греховная ересь, а не искусство! -
Будет кричать в антракте жалкая клика.

И вытирать облысевшие лбы платками -
И свои души беспомощно мять и комкать.
Они своим порокам не потакают,
Они послужат примером своим потомкам.

По воскресеньям они посещают службу,
Они давно уже разучились смеяться -
Они почтенные лорды - и им не нужно
Смотреть на Саломеи греховные танцы.

А Иоанн озверевший и рвёт, и мечет,
Меряя сцену шагами своими медвежьими.
Царевна танцует - и обнажает плечи -
И прикрывает свои золотые вежды.

Ирод молчит - он, обезумев, смотрит -
Как от ударов, клонится - ниже, ниже.
И голова Иоанна катится - мёртвая -
И языками багровыми сцену лижет.

Цензоры бьют в скрежещущей злобе ногами -
Пасти их изрыгают рвотную вату.
Им всё равно - эта ли пьеса, другая -
Лишь бы предать остракизму и каре - автора.

Ряды в партере сжимаются, словно цепи,
Занавес душит горячим алым туманом -
И Саломея танцует в могильном склепе
Над головой отрубленной Иоанна.

Зрители точно рисунки на стенах - вышивка
На упавшем плаще счастливого принца.
И никто голос его не услышит,
И никто к нему не обратится.

Тело пророка тонет в жиже болотной,
Занавес падает - точно кровавый саван.
Зрители руки вздымают - и мерно хлопают,
Хотя чему - ещё не поняли сами.

То ли кого-то казнили - то ли зарезали
То ли чей-то блестящий дебют свершился -
И рассекает кинжала лживое лезвие
Плащ золотой на плечах счастливого принца.

Цензоры, критики - все языками мелют,
Алчно скитаясь по закоулкам театра.
Вы угадали, кто играл Саломею?
Вы опознали в ней самого автора?

Кто-то кивнёт - кто-то пожмёт плечами.
Зрители бродят, как манекены, в зале.
Они не поняли, что это всё означает -
Но на заметку - во избежание - взяли.

Щурятся люстры, к концу представления пьяные -
И оркестр уже фальшиво играет.
А голова грязного Иоанна
Всё грозит Саломее страшными карами.

Глаза его стекленеют, губы немеют -
Но так же красны - и так же безумно тянут.
И будет этот рот целовать Саломея - 
И танцевать снова преступный танец.

Танец греха, танец всех искушений -
И орхидеей алой цветёт рот её.
Белыми зубьями шарфов потные шеи
Зрителей в зале до мяса и кости стёрты.

Бьются браслетами на запястьях мотивы
Саломея танцует - и призывает.
И никто не сможет ей воспротивиться,
Пока не падёт последнее покрывало.

А позже - что ей, Саломее, останется?
Что готовит ей рок всемогущий?
Она танцует свой бесконечный танец -
В багровом ковре - точно в кровавой гуще.

Топит ковёр скрипучие доски сцены -
Она танцует - не может остановиться.
И два сапфира горят на белом лице её -
Это глаза золотого счастливого принца.