Таланту Цвейга. Первый огонь

  Видно было, что она изнывает от желания поговорить с кем-нибудь,
поделиться чрезмерной полнотой  чувств и именно тотчас, не когда-нибудь,
но вокруг не было никого, одно лишь одиночество – досадно, право –
только стрекотание птиц слева и  справа.   
   И тут мне пришла в голову  довольно  странная  мысль, будто птицы напели на ушко  – 
я  подумал:  вот  передо  мной молодая, неопытная, неискушенная девушка;
наверно, она  впервые в Италии, которая, благодаря  англичанину  Шекспиру, 
никогда  здесь не бывавшему, но известного всему миру,
считается в Германии  родиной  романтической  любви,  страной   Ромео и  таинственных приключений, 
обронённых вееров, сверкающих кинжалов, масок, дуэний
и нежных писем – души влечений.
    Она, конечно, мечтает о любви, а кто может постичь девичьи мечты цвета зари,
эти лёгкие облака, которые бесцельно плывут в лазури
и, как все облака, постепенно загораются к вечеру более жаркими красками, чем днём,  –
сперва розовеют, потом вспыхивают ярко-алым огнём.
   Ничто не покажется ей неправдоподобно или невозможно. 
Поэтому я и решил изобрести для неё таинственного возлюбленного, насколько это  было возможно.
    В тот же вечер я написал ей длинное письмо стилем изысканной скорописи,
исполненное самой смиренной и самой  почтительной  нежности,  туманных намёков и... без подписи.
   Письмо, ничего не требовавшее и ничего не обещавшее, пылкое и в то же время сдержанное  – 
словом,  настоящее  любовное  письмо из романтической поэмы, но, конечно же, в любовном стиле выдержанное.
   Зная, что, гонимая смутным волнением, она всегда первой выходит к  завтраку,
я спрятал письмо в её салфетку.
Настало утро.
Я с улыбкой наблюдал за ней и радовался тому, что моя игра удалась и довольно мудро.
    Она шла смятенно и взволнованно, жаркий румянец заливал её лицо,
очаровательное смущение сковывало шаги, даже когда она ступила на крыльцо.
Я радовался, если видел хотя бы её тень.
И так весь день.
   Её взгляд устремлялся к каждому окну, словно там ждала её разгадка,
провожал каждого, кто проходил мимо, и  однажды упал на меня; о, как было бы с ней сладко!
Однако, боясь  выдать  себя  даже движением век, я от него уклонился 
и, словно что-то увидев, наклонился; 
но и в это кратчайшее мгновение я почувствовал такой жгучий вопрос в душе своей,
что почти испугался, осознав, что любовь – не игрушки,
и снова, как много лет  назад,  понял,  что  нет соблазна сильней, губительней и заманчивей,
чем зажечь первый огонь в глазах девушки.
–––––
С. Цвейг. Летняя новелла. (Отрывок)
  Видно было, что она изнывает от желания поговорить с кем-нибудь, поделиться чрезмерной полнотой  чувств,  но вокруг  не было никого - одно лишь одиночество, да стрекотание спиц слева и  справа,  да  холодные,  бесстрастные  взгляды  обеих   женщин.   Бесконечное сострадание охватывало меня.
   И тут мне пришла в голову  довольно  странная  мысль -  я  подумал:  вот  передо  мной молодая, неопытная, неискушенная девушка; наверно, она  впервые  в  Италии,  которая, благодаря  англичанину  Шекспиру,  никогда  здесь  не бывавшему, считается в Германии  родиной   романтической   любви,   страной   Ромео,   таинственных приключений,  оброненных вееров, сверкающих кинжалов, масок, дуэний и нежных писем. Она, конечно, мечтает о любви, а кто может постичь девичьи мечты, эти белые, легкие облака, которые бесцельно плывут в лазури и, как  все  облака, постепенно  загораются  к  вечеру более жаркими красками - сперва розовеют, потом вспыхивают ярко-алым огнем. Ничто не покажется ей неправдоподобным или невозможным.  Поэтому  я   и   решил   изобрести   для   нее   таинственного возлюбленного.
  В тот же вечер я написал ей длинное письмо, исполненное самой смиренной
и самой  почтительной  нежности,  туманных намеков и... без подписи. Письмо,
ничего не требовавшее и  ничего  не  обещавшее,  пылкое  и  в  то  же  время
сдержанное  -  словом,  настоящее  любовное  письмо из романтической поэмы.
Зная, что, гонимая смутным волнением, она всегда первой выходит к  завтраку,
я  засунул  письмо  в  ее салфетку.
Настало утро.  Я с улыбкой наблюдал  за  ней  и  радовался  тому,  что  моя  игра  удалась.   Она  шла смятенно  и  взволнованно,  жаркий  румянец  заливал ее лицо, очаровательное смущение сковывало шаги. И так весь день. Ее взгляд  устремлялся  к  каждому окну,  словно  там ждала ее разгадка, провожал каждого, кто проходил мимо, и  однажды упал на меня, однако я от него уклонился,  боясь  выдать  себя  даже движением  век;  но и в это кратчайшее мгновение я почувствовал такой жгучий вопрос, что почти испугался и снова, как много лет  назад,  понял,  что  нет соблазна сильнее, губительней и заманчивей, чем зажечь первый огонь в глазах девушки.